Липовый чай (Повести и рассказы)
Шрифт:
— Некогда мне сегодня, — сказал лесничий, посмотрев на протянутую Ликой бумагу и по какой-то причине ничего, как показалось Лике, из нее не восприняв. Потом взглянул в окно на свои в утренней дымке объекты с озерами, тетеревами и зайцами, вздохнул и добавил: — Завтра.
— Нет уж! — возразила Лика весьма решительно.
Лесничий остановил на ней тусклый, засыпающий взгляд.
— Завтра, — сказал лесничий просительно.
— Сегодня, — не согласилась Лика.
— Некогда сегодня, — трудно сказал лесничий.
— А мне завтра некогда, — сердито ответила Лика.
Лесничий
— Не морочь ты мне голову.
— Это ты не морочь мне голову! — воскликнула Лика.
— Так ведь начальство тут я, — кротко сказал лесничий. И не сказал, а вроде пожаловался.
— А я, может, тоже, — сказала Лика.
— Что тоже? — спросил лесничий.
— А начальство! Из народного контроля, дорогуша! Полчаса с бабой говоришь, а даже сесть не предложил, голубчик! И скажи-ка, где ты был три дня подряд, миленький?
За открытым окном хохотнули. Скучающая на скамейке пожарная команда слушала разговор.
Видимо, длинная Ликина речь убедила лесничего, и он, с отчаянием взглянув на председателеву резолюцию, взялся за телефон.
— Але, кордон! Кордон, кордон!
Кордон не торопился отвечать.
— Ну, сама пойдешь, — мучаясь, сказал лесничий. — Скажешь леснику, чего тебе надо. Лекся — он сделает.
— Да нет, хороший мой, давай лучше на бумаге напиши, — сказала Лика, нимало не сдвигаясь с места.
— На бумаге? — поморщился лесничий. Вздохнул тяжело и опять поднатужился: — Кордон, кордон! Ага… Здорово, Лекся! Как у тебя? Ага… Жена как? Ага… Телка пропала? На втором поселке спроси, приблудилась какая-то… Ага. Ну, бывай.
— Это как — бывай? — угрожающе поднялась Лика.
— А, да, Лекся, Лекся… Тут к тебе баба придет… Женщина то есть. Областная. Да не фамилия, а из области. Ага. Ну, и значит, она все объяснит.
— Участок, — подсказала Лика.
— Ага, участок. Участок ей…
— На Тихом, — подсказала Лика.
— Ну да, на Тихом… Дача, что ли? — сообразил лесничий.
— Дача, — подтвердила Лика.
— Значит, дача, — сказал лесничий в трубку. — Пошли кого ни то… Ага!
Положил трубку, взглянул обессиленно:
— Все…
— Почти, — уточнила Лика и ткнула в угол многострадальной бумаги: — Пиши!
Лесничий обреченно взял ручку и нацарапал несколько слов. Лика поинтересовалась:
— А сразу нельзя было?
— Что — сразу? — измученно спросил лесничий.
— Позвонить и написать?
— Да некогда мне! — воскликнул лесничий.
— Да что у тебя за дело? — никак не могла понять Лика.
— С похмелья я… — удручился лесничий.
Кордоном оказалась небольшая усадьба чуть в стороне от дороги, с жилым домом и хозяйственными постройками. Дом и постройки были расположены квадратом, каждую сторону которого образовывала наружная сторона жилья или сарая, и стены таким образом служили и забором, а где не доставало их длины, там шел собственно забор, но тоже из бревен, таких же толстых, из каких были подняты и строения. Кордон стоял на отлогом склоне горы, невысокой, как и остальные горы вокруг, и, замкнутый со всех сторон, с закрытыми воротами, казался крепостью,
— Мне бы лесника, — поздоровавшись, сказала Лика, досадуя, что не узнала заблаговременно имени-отчества нужного человека.
— Лексея Иваныча? А он на пункте, — ответила хозяйка, показывая за сарай в сторону леса. — Коли скоро надо, так лучше подняться к нему, он только к вечеру дома будет.
Женщина указала на вторую калитку, в задней стороне усадьбы. Оттуда начиналась узкая, утоптанная тропинка. Тропинка ввела в смурый сосновый лес. Стволы деревьев были с длинными ребристыми надрезами, внизу надрезы кончались углом, и в каждом из них светлели желтоватые комочки. Лика догадалась, что из этих надрезов собирают смолу.
Тропинка круто забирала в гору, пришлось остановиться и передохнуть, а дальше идти потише. Издали гора казалась маленькой, а сейчас ей не видно было конца, сосны да сосны, все с пиками надрезов, да редкая стрельчатая трава сквозь хвою. Лика вдруг подумала о том, что за последние дни встретила так много нового для себя, что становится даже обидно. Обидно оттого, что она не знает. Не знает, например, как называется эта трава, не знала, что из сосен берут смолу, не знает, для чего эта смола нужна и что такое пункт, на котором находится Лекся, а, наверно, можно было жить так, чтобы знать. И Лика подумала, сколько потеряла интересного и нужного для себя, и сожаление об этом оказалось таким личностным, таким щемящим, будто она прошла мимо людей, которые, приостановись она хоть ненадолго, стали бы ее друзьями.
Наконец, крутизна подъема кончилась, лес поредел, сделался насквозь солнечным и доброжелательным. Лика вышла на открытую макушку горы, поросшую земляникой. Там посреди поляны стояла вышка, вроде сторожевой, с открытой будочкой наверху. Из будочки смотрел на Лику и улыбался лесник Лекся.
— Лезь сюда, лезь! — крикнул он.
Под наклонными, сизыми от времени опорами вышки была крутая лестница. Лика вступила на нее, стала осторожно подниматься. Ступени скрипуче вздыхали.
Лекся протянул руку, помог войти в будочку.
А будочка была, скорее, не будочка, а терраса, с деревянной крышей, крохотная, как обеденный стол. Вершины самых высоких сосен шумели ниже ее, вокруг был ничем не замутненный простор, и не простор уже, а пространство. Пространство уходило в прохладный солнечный верх, а внизу опиралось на синие леса гор и голубую таинственность распадков. Видно было на десятки километров, Лика узнала геометрические линии шлаковой громады Райгородка, отсюда громада виделась такой же голубой и естественной, каким голубым и естественным было все вокруг. И десятки озер светлели среди этих гор и лесов, и где-то среди них маленькое озеро Тихое, часть необъятного целого. И такой же частью станет ее дом, если она его построит. Мысль о доме впервые наполнила ее упругой радостью, и Лика ощутила себя молодой.