Лирика

Прасолов Алексей Тимофеевич

1965

" Налет каменеющей пыли "

Налет каменеющей пыли — Осадок пройденного дня — Дождинки стремительно смыли С дороги моей и с меня. И в гуле наклонного ливня, Сомкнувшего землю и высь, Сверкнула извилина длинно, Как будто гигантская мысль. Та мысль, чья смертельная сила Уже не владеет собой, И все, что она осветила, Дано ей на выбор слепой.

1965

" Лежала, перееханная скатом "

Лежала, перееханная скатом, Дышала телом, вдавленным и смятым. И видела сквозь пленку стылых слез, Как мимо, смертоносно громыхая, Огромное, глазастое — неслось. И напряглась мучительно-живая, О милости последней не прося, Но, в ноздри ей ударив сгустком дыма, Торжественно, замедленно и мимо Прошла колонна вся. Машины уносили гул и свет, Выравнивая скорость в отдаленье, А мертвые глаза собачьи вслед Глядели в человечьем напряженье, Как будто все, что здесь произошло, Вбирали, горестно осмыслить силясь, И непонятны были им ни зло, Ни поздняя торжественная милость.

1965

" Вознесенье железного духа "

Вознесенье железного духа В двух моторах, вздымающих нас. Крепко всажена в кресло старуха, Словно ей в небеса не на час. И мелькнуло такое значенье, Как себя страховала крестом, Будто разом просила прощенья У всего, что прошло под винтом. А под крыльями — пыльное буйство. Травы сами пригнуться спешат. И внезапно — просторно и пусто, Только кровь напирает в ушах. Напрягает старуха вниманье, Как праматерь, глядит из окна. Затерялись в дыму и тумане Те, кого народила она. И хотела ль того, не хотела — Их дела перед ней на виду. И подвержено все без раздела Одобренью ее и суду.

1966

" Вокзал с огнями неминуем "

Вокзал с огнями неминуем. Прощальный час — над головой. Дай трижды накрест поцелуем Схватить последний шепот твой. И, запрокинутая резко, Увидишь падающий мост И на фарфоровых подвесках — Летящий провод среди звезд. А чтоб минута стала легче, Когда тебе уже невмочь, Я, наклонясь, приму на плечи Всю перекошенную ночь.

1966

" И что-то задумали почки, "

И что-то задумали почки, Хоть небо — тепла не проси, И красные вязнут сапожки В тяжелой и черной грязи. И лучшее сгинуло, может, Но как мне остаться в былом, Когда эти птицы тревожат, Летя реактивным углом. Когда у отвесного края Стволы проступили бело, И с неба, как будто считая, Лучом по стволам провело. И капли стеклянные нижет, Чтоб градом осыпать потом, И, юное, в щеки мне дышит Холодным смеющимся ртом.

1966

Я ПРИШЁЛ БЕЗ ТЕБЯ

Я пришёл без тебя. Мать кого-то ждала у крыльца. Всё здесь было помечено горестным знаком разлуки. И казалось — овеяны вечностью эти морщины лица, И казалось —

так древни скрещённые тёмные руки. Я у грани страданья. Я к ней обречённо иду. Так огонь по шнуру подбирается к каменной глыбе. И зачем я пришёл? И зачем я стою на виду? Лучше мимо случайным прохожим пройти бы…

[1962–1965]

" В бессилье не сутуля плеч "

В бессилье не сутуля плеч, Я принял жизнь. Я был доверчив. И сердце не умел беречь От хваткой боли человечьей. Теперь я опытней. Но пусть Мне опыт мой не будет в тягость: Когда от боли берегусь, Я каждый раз теряю радость.

[1962–1965]

" Зелёный трепет всполошенных ивок "

Зелёный трепет всполошенных ивок, И в небе — разветвление огня, И молодого голоса отрывок, Потерянно окликнувший меня. И я среди пылинок неприбитых Почувствовал и жгуче увидал И твой смятенно вытесненный выдох, И губ кричащих жалобный овал. Да, этот крик — отчаянье и ласка, И страшно мне, что ты зовёшь любя, А в памяти твой облик — словно маска, Как бы с умершей снятая с тебя.

1966

" Эскалатор уносит из ночи "

Эскалатор уносит из ночи В бесконечность подземного дня. Может, так нам с тобою короче, Может, здесь нам видней от огня… Загрохочет, сверкая и воя, Поезд в узком гранитном стволе, И тогда, отражённые, двое Встанем в чёрно-зеркальном стекле. Чуть касаясь друг друга плечами, Средь людей мы свои — не свои, И слышней и понятней в молчанье Нарастающий звон колеи. Загорайся, внезапная полночь! В душном шорохе шин и подошв Ты своих лабиринтов не помнишь И надолго двоих разведёшь. Так легко — по подземному кругу, Да иные круги впереди. Фонарём освещённую руку Подняла на прощанье: «Иди…» Не кляни разлучающей ночи, Но расслышь вековечное в ней: Только так на земле нам короче, Только так нам на свете видней.

28 марта 1966

" Уже огромный подан самолёт "

Уже огромный подан самолёт, Уже округло вырезанной дверцей Воздушный поглощается народ, И неизбежная, как рифма «сердце», Встаёт тревога и глядит, глядит Стеклом иллюминатора глухого В мои глаза — и тот, кто там закрыт, Уже как будто не вернётся снова. Но выдали — ещё мгновенье есть! — Оттуда, как из мира из иного: Рука — последний, непонятный жест, А губы — обеззвученное слово. Тебя на хищно выгнутом крыле Сейчас поднимет этой лёгкой силой, — Так что ж понять я должен на земле, Глядящий одиноко и бескрыло? Что нам — лететь? Что душам суждена Пространства неизмеренная бездна? Что превращает в точку нас она, Которая мелькнула и исчезла? Пусть — так. Но там, где будешь ты сейчас, Я жду тебя, — в надмирном постоянстве Лечу, — и что соединяет нас, Уже не затеряется в пространстве.