Лишний
Шрифт:
Королевский указ объявил жителей пограничья свободными, разрешил многоженство, дал право носить боевое оружие. Дедал рванул в Рейнск. Очень хотелось бежать прямо в канцелярию, но взращенная в последние годы осторожность направила ноги к высокопочтенному Зиггеру. От него охотник шел куда медленнее и не в канцелярию, а в знакомый трактир, где всегда снимал комнату.
Через две недели в деревню въехал целый караван из трех добротных повозок. Переднюю, открытую и самую нагруженную, легко тащила пара огромных волов, остальные везли невысокие мохнатые, но ладные лошадки, кроме того, привязанные к задку каждой повозки неспешно шлепали три слегка худоватых коровы. Управляемые Дедалом волы остановились у закрытых ворот. Богатый караван сгрудился за первой
—Покажи дом моей второй жене.
Взяв за себя вдову “героя, спасшего столицу и государство,” с четырьмя детьми, Дедал получил право на собственный хутор и двадцать пять гектаров земли, а припрятанные деньги и проданные собственные наделы увеличили земельные владения до сотни. Хлопоты Зиггера и подарок высокопочтенному Литару превратили бумажки с печатями и желтые кругляши в крепкий хутор недалеко от реки, на возвышенности в Далеком Лесу. Соседку с дочерью Дедал прихватил с собой, рабочие руки на вес золота.
20.06.3003 от явления Богини.Утро.Окрестности хутора Речной
Сон пришел лишь под утро и перепуганный хутор продрых почти до обеда. Солнце ломилось в окна и Дедал завозился не находя удобного положения. Рядом зашевелилась Лима, его пятая официальная жена. Бабкины снадобья своих денег стоили. В пятьдесят с лишним Дедал выглядел не старше сорока и не только выглядел—бабы не жаловались. Дочери его второй жены пришлись весьма к месту—выросли, стали женами. Отпускать девок в чужую семью, отдавать их в чужие руки бывший охотник не собирался—боялся потерять хутор.
—Лимка, буди оболтусов. Надо, вокруг хутора погулять.
Девка соскочила с лавки, мелькнув голой задницей, одним движением натянула платье и юркнула в низенькую дверь. Дедал встал вслед за ней, неспешно потягиваясь одел штаны и рубашку, зевнув, подошел к стоящей на лавке у двери кадушке с водой. Постоял тупо глядя на кадушку и, наконец-то, зачерпнув воду глиняной кружкой, напился. В сенях раздался шум и топот. Входная дверь распахнулась и в комнату шумно ввалились оболтусы—два старших сына Дедала от жены-переселенки. Веселые незамысловатые ребята. Обычно они пропадали на пастбищах, охраняя и обихаживая огромную папашину отару. Три тысячи овец—это много, это очень много. Свора громадных пастушьих собак неплохо гоняла и охраняла хозяйское стадо, но стричь и прясть шерсть, делать сыр, принимать окот и прочее, прочее, собаки неспособны. Приходилось постоянно погонять и контролировать целое стадо рабов. Людское быдло гораздо глупее овец. Самый занюханный раб подвержен греху мечтаний. В отличие от овец, они не способны смириться с волей Богини, что назначила им жить и работать на благо владетеля.
Оболтусы часто и с удовольствием пускали в ход розги и плеть. С еще большим удовольствием они, прихватив за компанию младшего брата, болтались по хутору, сосали брагу и пиво, задирали юбки девкам и бабам, да били морды попавшим под руку мужикам. Столь незамысловатые развлечения Дедала не трогали, тем более, пока оболтусы лишнего не борзели и края видели. Бывшему охотнику требовалась опора, а Речному сила и защита.
—Батя, ты чо подорвался ни свет, ни заря? Братана вон с девки сдернул.
“Ах, ты ж сучонок. Нахватался на Весенней Ярмарке. Видать с наемничками скорешился когда у “Дядюшки О” квасил последние две ночи. Взрослым себя почуял, падаль. Придется крылышки то пообломать. Через седмицу Зиггер с Джилем приедут, вот и прихватят сыночку в Рейнск. Полетает на пендалях в городской страже, пообломается. Устроит ему племяш веселую жизнь без всякого борделя. Литар хитрый мужик. Командирами в городской страже горожане ходят—они постоянный состав, а мясо с хуторов да деревень берут и держат его не более полугода. Служба-то нехитрая, не в бою строй держать, да
А там и повторить не грех через полгодика. Тут до самого тупого дойдет, а нет, так в наемники продам.”
—Цыц, мне!—Дедал зло зыркнул на шустрика, но до оболтуса столь сложные увещевания не доходили. Пришлось выдать подзатыльник.
—Пошли вон, ушлепки! Ходу за ворота. Полазьте, пока я баб вздрючу. Да внимательней там! Чует сердце нечисто что-то. Давно так зверье по ночам не бесилось. Да арбалеты прихватите.
Наставление завершилось уже при закрытой двери, но Дедал не беспокоился—арбалеты братья таскали постоянно без всяких напоминаний. Он опустился на лавку и стукнул по ней кулаком. Тотчас скрипнула дверь и в комнату заскочила Лима с ворохом одежды и сапогами. Споро сложив ношу на лавку, она пристроилась на коленях перед мужем и потянулась к его ногам. Стянув штаны, ожидающе провела по голым волосатым бедрам. Дедал плотоядно ухмыльнулся—оболтусы вполне взрослые мальчики, с часок и без него побегают.
Лимку он дрессировал сам, долго, вдумчиво и со вкусом. После Великой Войны в Рейнске собралось немало наемников, побродивших по свету. Наливаясь пивом у “Дядюшки О”, молодой Делал жадно впитывал пьяные россказни “самых великих и удачливых вояк в мире”. Мадам Файт именно тогда открыла свой первый бордель, тот самый, что сегодня стал самым престижным салоном для отцов города. От остальных пяти, попроще и подешевле, бывшая любовница Литара не открещивалась, но и упоминать особо не любила. Солдатский бардак, это не престижно, но дело прежде всего. Кому нужны конкуренты? А пьяному солдафону пойдет и товар второй свежести. С мадам полусвета неотесанного охотника познакомил, естественно, Зиггер. Решив посмеяться над недотепой, почтенная Файт недооценила зубки провинциала. А кремы и бальзамы Лесной Знахарки так чудесно омолаживали кожу и уничтожали противные морщинки… Дедал знал свое место и не зарывался, но любая из девок мадам всегда была к его услугам. Сама Файт, признав в нем хищника, не без удовольствия, кобель-то на загляденье, обучала хуторянина науке удовольствия лично. Гениальная идея с женами-падчерицами пришла именно в ее хорошенькую, но извращенную головку. Старшую дрессировала сама мадам в Маленькой Школе Удовольствий—закрытом и даже тайном, чрезвычайно жестком заведении с весьма дифференцированным подходом к воспитанницам. Остальных, вошедший во вкус Дедал, учил сам, вдумчиво используя консультации, что получал в широкой постели мадам Файт. Оценив результат, высокопочтенная предложила за девку хорошую цену, но… безопасность прежде всего, и Лима получила брачный браслет вместо рабского клейма.
Тяжелый арбалет оттягивал плечо, но Дедал покидал хутор без старого испытанного оружия только отправляясь в дорогу с большим караваном. Несколько неспешных шагов, скрип затворяемой калитки. Немолодой человек с сильно побитыми сединой волосами неощутимо менялся. В ближний подлесок, вместо пожилого, недоброго, но самого обычного фермера, неслышно проник хищник, вступивший на охотничью тропу.
Красота и нега раннего утра не подарили спокойствия. Все было не так!
Уже больше месяца, как лес вокруг хутора неуловимо изменился. Ставший чужим, он незримо, но сильно давил на Дедала. Исчезло чувство безопасности. Что-то или кто-то властно и жадно подминал лес под себя. Две недели назад, не обнаружив в тайнике давно заказанное зелье, охотник поперся к Лесной Знахарке. За прошедший с последней встречи год, бабка не изменилась, как и двадцать лет назад она выглядела старенькой, но шустрой и доброй бабулькой. Вот только первые же ее слова огорошили охотника.
—Хозяин вернулся!
—Что!?
Бабка недовольно пожевала бесцветными губами, спрятала в юбках принесенное серебро и, зло сверкнув глазами, проговорила:
—В Дальний Лес вернулся Хозяин. Лес чует Истинного.
—Ты, баба, не заговаривайся! Об Истинных оборотнях уже две тысячи лет лишь легенды да сказки слыхать. Были ли они вообще!
—Рот закрой, знаток! Это для столичных высокомудрых Истинные сказки да легенды, а эта земля их знала. Знала и не забыла. У нее память долгая, вот и узнала Хозяина.