Литераторы Дамкин и Стрекозов
Шрифт:
– Да темы тут кругом, - Дамкин обвел окружающий мир рукой.
– Только успевай записывать.
– А у меня мало тем. Записывать я успеваю, а темы нахожу с большим трудом.
– Слушай, Торчков, - Стрекозов наклонился к новому приятелю.
– Хочешь, мы с Дамкиным тебя пропихнем в Союз писателей?
– Да! А как?
– У нас полно накопилось рассказов, сами мы редко печатаемся. Что, если ты их опубликуешь под своей фамилией?
– А это не будет плагиатом?
– задумался Торчков.
– Нет, ты что! Плагиат - это, когда
– Ну, тогда другое дело!
– просиял Торчков.
– А какие ваши условия?
– Червонец - рассказ. Даешь сейчас сто рублей, едем к нам, мы тебе даем десять наших лучших рассказов.
– Поехали, - вскочил Торчков.
– Подожди, - остановил его Дамкин.
– Надо кофе допить.
Глава следующая,
в которой Дамкин и Стрекозов общаются со спекулянтом
Склонен до всего коснуться глазом
разум неглубокий мой, но дошлый,
разве что в политику ни разу
я не влазил глубже, чем подошвой.
Игорь Губерман
Иногда Дамкин писал рассказы в одиночестве, и бывало, Стрекозову эти рассказы не нравились. И наоборот, Стрекозовские опусы частенько не восхищали Дамкина. Такие произведения они относили в туалет и использовали бумагу по назначению.
Продав Торчкову двенадцать таких рассказов (на все деньги, что были у будущего члена Союза писателей), Дамкин и Стрекозов отправились к знакомому спекулянту Хачику покупать обещанные секретарше Люсе духи и колготки.
– Секретарша, Дамкин, - заметил Стрекозов, - это самое важное в газетной жизни, важнее, чем сам редактор.
– Я это всегда говорил!
– согласился Дамкин.
Армянин Хачик Абрамянц жил в том же доме, что и литераторы. Приехав три года назад из Еревана поступать в МГИМО, Хачик, имевший нулевые познания, естественно, не поступил ("Не хватило денег," - горестно говорил он), но возвращаться в родной город не захотел, а провернул хитрую операцию с фиктивной женитьбой и прописался в Москве. Затем Хачик купил комнату и тут же обменял ее на однокомнатную квартиру. Предприимчивый армянин покупал и продавал все, что только можно было купить или продать, а продавалось, естественно, все. В любое время дня и ночи у него можно было купить, в принципе, любую вещь, а про то, чего у Хачика не было, он говорил:
– Падажди, слущай! Завтра прихады, я достану!
Через некоторое время Хачик обзавелся новыми "Жигулями", ездил по Москве в шикарной дубленке с шикарными женщинами, сорил деньгами в ресторанах.
Дамкин позвонил в обитую кожей дверь. Мелодичный звонок проиграл "Турецкий марш" Моцарта, и женский голос из-за двери спросил:
– Кто?
– Стрекозов, - сказал Дамкин.
– И с ним Дамкин, - добавил Стрекозов.
Дверь открыла красивая дама в китайском халате. Халат, густо расшитый цветами, драконами и иероглифами, распахнулся на груди, и Дамкин с удовольствием отметил вслух, что женщины с большой грудью ему очень нравятся. Улыбнувшись Дамкину, дама запахнула
– К кому?
– А что, - спросил Стрекозов, - тут кроме Хачика еще кто-то живет? Хачик! Ты дома?
– Э!
– отозвался голос из ванной.
– Я дома!
Дверь ванной отворилась, и вышел абсолютно голый Хачик.
– Здорово!
– деловито молвил армянин, вытирая голову полотенцем. Прахады в комнату! Дорогая, - обратился он к женщине.
– Кофе хачу!
Литераторы прошли в хорошо обставленную комнату.
– Женился что ли?
– спросил Дамкин.
– Классная бабенка!
– Что я, с дуба рухнул?
– возмутился Хачик, надевая такой же, как у женщины халат.
– Еще чего! Жениться! Свобода дороже!
В зависимости от настроения Хачик мог говорить и без кавказского акцента. В основном, акцент появлялся у него в разговоре с женщинами или с важным начальником, от которого Хачику было что-нибудь надо. Подойдя к серванту, спекулянт достал непочатую бутылку армянского коньяка.
– Садитесь, - он радушным жестом указал на кресла.
– Слушай, Дамкин, я тут для вас машину нарыл... Вам машина не нужна?
– Вообще-то...
– протянул Дамкин.
– Вижу, нужна!
– Хачик налил коньяк в рюмочки.
– Дорогая! Где кофе?!
В комнату вошла женщина, соблазнительно покачивая бедрами, с подносом, на котором стояли три чашечки кофе, источающие непередаваемый аромат.
– Хорошо быть богатым, - молвил Дамкин, следя за движеньями женщины восхищенным взглядом.
– Когда разбогатею, познакомлюсь с каким-нибудь гаремом...
– Бабник, - заклеймил Стрекозов, взяв с подноса чашечку. Когда-нибудь женщины тебя погубят, и ты сопьешься.
– За нас, мужчин!
– провозгласил Хачик, поднимая рюмку.
– Если бы не было нас, разве кто-нибудь смог бы оценить женскую красоту?
Они выпили. Хачик, прикрыв глаза, почмокал губами.
– Настоящий армянский коньяк! Знаешь, Сталин очень любил армянский коньяк!
– Не Сталин, а Черчилль, - поправил Стрекозов.
– Это я тебе прошлый раз в ресторане говорил.
– А, точно!
– Хачик стукнул себя по лбу.
– Память немножко как у верблюда стала! Так вот. О машине. Собственно, это не машина, а так... "Запорожец". Но в рабочем состоянии! Зверь, а не машина! И недорого! Всего за тысячу!
– У нас нет тысячи, - честно сознался Дамкин.
– Ну, вам по знакомству уступлю за девятьсот!
– У нас и девятисот нет, - не меняя тона, сказал Стрекозов.
– Мы к тебе по другому делу. Нам нужны духи французские, по возможности самые хорошие и дешевые. И еще чулки какие-нибудь.
– И один самый большой презерватив с усиками, - добавил Дамкин.
– Один на вас двоих?
– спросил армянин.
– Это не для нас, - Стрекозов допил кофе.
– Это подарок.
– Да!
– при слове "подарок" Дамкин вспомнил об утюгах.
– Хачик, тебе утюги не нужны? Оптовая партия!