Литература факта: Первый сборник материалов работников ЛЕФа
Шрифт:
И. Уткин.
Мы выросли, Как вырастает Идущий к пристани корабль (стр. 31).Автор. Да, но одно дело — рост и становление пролетарского молодого сознания, происходящие в жестких условиях боевого сегодняшнего задания, а другое дело — плавание по тихим заводям «вечных тем».
И. Уткин.
Когда утрачивают пышность кудри, И срок придет вздохнуть наедине, ВАвтор. Здесь слишком много «тишины» и «утрат», так много, что стихи кажутся написанными поэтом «пушкинской плеяды». Это — плеядина поэтика. И кроме того, какое вы имеете право «вздыхать наедине»? Если вы человек коммунистической культуры, то каждый свой «вздох», каждую потяготу на усталость — несите под контроль. Вас «обдумают», «починят вам нервы» (И. Сельвинский) и опять пустят в работу.
И. Уткин.
Мне за былую муку Покой теперь хорош. (Простреленную руку Сильнее бережешь!) (стр. 28).Автор. Тематически это — упадочность, как и всякое вообще воспевание покоя там, где еще предстоят классовые бои. А как поэтическая форма — это романс с резонансом отнюдь не на сегодняшнюю аудиторию. Сегодняшняя аудитория вам романса не закажет.
И. Уткин.
Но если, вновь бушуя, Придет пора зари, — Любимая! Прошу я, Гитару подари! (стр. 30).Автор. Вот видите, к чему приводит установка на чувствительность. Вы до «гитары» доехали.
И. Уткин.
Интимная гитара, Ты трогаешь меня (стр. 27).Автор. И еще — до «интимной»!
И. Уткин.
Спой же песню, дорогая, Про счастливую любовь!.. (стр. 71).Автор. Это — настоящее разоружение. И как бы т. Луначарский ни уверял, что такие стихи знаменуют «благоуханную весну новой мирной культуры», они злоупотребляют своим нейтралитетом.
И. Уткин.
Ах, бедная мать, Ах, добрая мать, Кого нам любить? Кого проклинать? (стр. 60).Автор. Все это вещи одного порядка. Станковая лирика, в отношении конкретного заказа, сегодня свободна от заявок и отказывается работать на срок. Она требует высокой архаики и привыкла иметь дело с группой весьма условных предметов.
Характерно, что даже «Песня бодрости» у вас звучит, как песня чужой бодрости: Полежаева, Языкова, Подолинского. Проверяя себя на этих поэтах, вы консервируете в своих стихах язык прошлого. В эту песню, если взять ее словарно, могут уместиться очень далекие предки.
Такие песни пишутся не по определенному общественному адресу (ничего специфически советского в них нет), а от случая к случаю. От Случевского к Фофанову.
В частности,
Все неблагополучные семьи, как известно, неблагополучны по-разному. В этом смысле Эдуард Багрицкий («Юго-запад», изд. «Зиф», 1928 г.), в отличие от Орешина или Уткина, «неблагополучен» по романтизму, совершенно безудержному и беспредметному, и по иронии, опускающейся не на те головы, на какие нужно.
Например, было бы не совсем к месту, если б мы вздумали кого-либо из деятелей Октября называть: Бова-Королевич. А между тем, Багрицкий именно так и поступает с историческим Котовским, когда пишет о нем в «Думе про Опанаса»:
Он долину озирает Командирским взглядом, Жеребец под ним сверкает Белым рафинадом.Отказаться от такого вымышленного Котовского он не может, так как подлинный Котовский шел бы вразрез со стилем поэмы и не удержался бы в контексте, где каждое действующее лицо — не лицо, а обломок былины.
И Иосиф Коган там сработан под богатыря, и Опанас «глядит картиной».
Дайте шубу Опанасу Сукна городского! Поднесите Опанасу Вина молодого! Сапоги подколотите Кованым железом!Романтика Багрицкого питается красотой боя, очень часто рукопашного («У комбрига мах ядреный»), упоением опасностью, очень часто разбойничьей («Контрабандисты») — и только из источника социально полезного героизма она пьет очень редко.
Впрочем, это не должно никого изумлять, так как социально полезный героизм держится не на романтике, а органически противопоставлен ей.
И что же в итоге? — В итоге остается поэт с изрядной чересполосицей рифм и ритмов (по числу оригиналов, которые ему пришлось имитировать), с ориентацией своих образов и сравнений на физиологический комплекс (плотоядие, изобилие, неистовство) и с большим запасом благих намерений в отношении «локальной семантики» конструктивизма.
Отвечайте, но не сразу, А подумав малость, — Сколько в основную базу Фуража вмещалось?«Основная база» и «фураж» это, конечно, «локали», но они находятся в очень проблематичной дружбе с остальным словарем. Романтическая стихия совершенно не выдерживает никаких «локалей», ибо — когда все в произведении стягивается к романтике, то материальная обстановка перестает играть роль.
Тогда безразлично, кто герои — контрабандисты или продармейцы? И безразлично, по каким местам они носятся:
По Тюрингии дубовой, По Саксонии сосновой, По Вестфалии бузинной, По Баварии хмельной.