Литература как таковая. От Набокова к Пушкину: Избранные работы о русской словесности
Шрифт:
Отметим, что в вышеприведенном определении понятие полнотысвязано с понятием одновременности в изображении причины и следствия, что, как правильно отметил Т. Литман в книге «Возвышенное во Франции» [429] , отсылает к примеру «Fiat lux»(«Да будет свет. И стал свет»), приведенному Н. Буало в предисловии к трактату Лонгина (1674) со следующим пояснением: «Этот превосходный оборот, так точно отражающий повиновение Творения приказам Творца, является действительно возвышенным и несет в себе нечто божественное» [430] . В известном смысле эта идея стоит в центре авангарда (например, в словах Крученых: «Новая форма создает новое содержание» [431] ). Мы еще вернемся к этому. Вторая идея состоит в том, что возвышенное обязательно связано с ужасом, со страхом, с тем самым horror,который так прекрасно выявлен Э. Берком в его «Философском исследовании относительно возникновения наших представлений о возвышенном и прекрасном» (1757) [432] . И. Кант обозначает его понятием «возвышенное-страшное» ( Schreckhaft-Erhabene) в «Наблюдениях о чувстве прекрасного и возвышенного» (1764) («Чувство возвышенного сопровождается ужасом или грустью…» [433] ),
429
Litman T. Le Sublime en France (1660–1714). Paris: Nizet, 1971.
430
«Се tour extraordinaire d’expression qui marque si bien l’ob'eissance de la Cr'eature aux ordres du Cr'eateur, est v'eritablement sublime, et a quelque chose de divin» ( Boileau N. Trait'e du Sublime, ou du merveilleux dans le discours // Boileau N. (Euvres compl`etes. Paris: Gallimard, 1966. P. 338).
431
Крученых А. Декларация слова как такового.
432
В дальнейшем цит. по изд.: Burke Е. A Philosophical Inquiry into the Origins of our Ideas of the Sublime and Beautiful. Edinburgh: St. Andrew’s UP, 1821.
433
«Das Gef"uhl desselben ist bisweilen miteinigem Grausen, oder auch Schwermut <…> begleitet» (Kant/. Beobachtungen "uber das Gef"uhl des Sch"onen und Erhabenen // Kant I. S"amtliche Werke: In 8 Bd. Leipzig: Leopold Voss, 1867. Bd. 2. S. 231).
Одной из черт авангарда было построение интегрирующих систем восприятия и изображения мира. Это относится как к зауми Туфанова, так и к супрематизму Малевича (ограничимся этими двумя примерами, которые имели безусловное влияние на молодого поэта в 1920-е годы). В ту эпоху, когда Хармс общается с этими «ветеранами» исторического авангарда (в рамках «Ордена заумников» Туфанова и ГИНХУКа, которым руководил в это время Малевич), он также делает попытки создать подобную систему, названную им Cisfinitum,согласно которой оказывается, что единственным средством изображения мира в его полноте и бесконечности является ноль (тот самый ноль, что лежит в основе супрематизма [434] ).
434
См.: Малевич К. Супрематическое зеркало // Жизнь искусства. 1923. № 20. С. 15–16. Подробно о влиянии Туфанова и Малевича на молодого Хармса, см.: Жаккар Ж.-Ф. Даниил Хармс и конец русского авангарда.
Нам хотелось бы далее показать, что возвышенное — в таком смысле, который был нами определен во вступлении, — является постоянной величиной творчества Хармса. Оно присутствует как в построении системы, так и в момент ее распада (время ужаса). Возвышенное также обусловливает то, что писатель в конце своей жизни взывает к чуду. Однако в этом случае проблематика становится противоположной: на смену человеку-Богу, способному построить модель возвышенного изображения мира, приходит падший человек, призывающий небеса своим вмешательством помочь ему вновь подняться. Именно этой диалектике подчинена поэтика Хармса, который, сделав первые шаги по пути авангарда, постепенно переходит к новому роду литературы — к экзистенциализму.
«Я мир. А мир не я». В этих словах Хармса заключена та проблематика, которая была нами выявлена выше. Первое положение предполагает возможность наличия полноты мира в каждом из его проявлений (я, например) — вспомним формулу Малевича: «Каждая форма есть мир» [435] . Второе положение несет в себе утверждение провала метода, поскольку «я», становясь автономным предметом, выбрасывается из мира. Полнота побеждена разрывом и последующими раздробленностью и изоляцией. Эта цитата взята из небольшого текста «Мыр», датированного 1930 годом, переписанного в тетрадь, в которой собрано несколько других поэтикофилософских текстов [436] . Этой тетради (заглавие одного из текстов которой — Cisfinitum)была посвящена глава нашей книги о Хармсе [437] , поэтому мы позволим себе остановиться лишь на части рассуждений Хармса, прежде всего на его рассуждениях о бесконечности —понятии, которое, как мы видели, прямо связано с проблематикой возвышенного.
435
Малевич К. От кубизма и футуризма к супрематизму. С. 26.
436
Хармс Д. Полн. собр. соч. Т. 2. С. 295–315. Тексты из этой тетради (ОР РНБ. Ф. 1232. Ед. хр. 371) были первоначально изданы по-русски, только в разбросанном виде, хотя они представляют собой единое целое. Они были впервые опубликованы в том порядке, который определил сам Хармс, в нашем переводе на французский язык: Harms D. Ecrits. Paris: Christian Bourgois, 1993. P. 363–389.
437
Жаккар Ж.-Ф. Даниил Хармс и конец русского авангарда.
Хармс отталкивается от идеи, что бесконечное представить невозможно. В качестве доказательства он приводит прямую, которая перестает быть бесконечной, и, следовательно, совершенной, в тот момент, когда она проведена на бумаге. Он предлагает переломить прямую в каждой ее точке. Геометрически получается кривая, наиболее совершенная разновидность которой (то есть когда она переламывается в каждой из бесконечного числа ее точек) — круг:
Прямая, сломанная в одной точке, образует угол. Но такая прямая, которая ломается одновременно во всех своих точках, называется кривой. Бесконечное количество изменений прямой делает ее совершенной. Кривая не должна быть обязательно бесконечно большой. Она может быть такой, что мы свободно охватим ее взором, и в то же время она останется непостижимой и бесконечной. Я говорю о замкнутой кривой, в которой скрыто начало и конец. И самая ровная, непостижимая, бесконечная и идеально замкнутая кривая будет КРУГ [438] .
438
Хармс Д. Полн. собр. соч. Т. 2. С. 315 (О круге. Пункт 8).
В своих многочисленных рассуждениях о числах Хармс мыслит таким же образом: ноль занимает позицию между отрицательной и положительной сериями чисел (которые обе бесконечны), а с другой стороны, он не является символом какого бы то ни было количества, он простое качество. Тем самым он представляет собой выражение
Идея, таким образом, заключается в следующем: Круг представляет собой совершенную фигуру, которая, кроме того (и, безусловно, из-за этого), является изображением бесконечности. Мы подошли к основе проблематики возвышенного, как она представляется, например, в следующем определении Канта из «Критики способности суждения» (1790): «Прекрасное в природе имеет отношение к форме объекта, которая заключена в ограничении: напротив, возвышенное можно найти также в бесформенном предмете при условии, что безграничность либо представлена в нем самом, либо благодаря емуи что все же к этому прибавится мысль о его полноте» [439] . Другими словами, перед нами «показ непоказуемого» согласно формуле Лиотара, который прекрасно заметил, что «именно в эстетике возвышенного современное искусство (и в том числе литература) находит движущую силу, а логика авангардов свои аксиомы» [440] .
439
«Das Sch"one der Natur betrifft die Form des Gegenstandes, die in der Begrenzung besteht; das Erhabene ist dagegen auch an einem formlosen Gegenstande zu finden, sofern Unbegrenztheit an ihm, oder durch dessen Veranlassung vorgestellt und doch Totalit"at derselben hinzugedacht wird» ( Kant I.Kritik der Urteilskraft // Kant I. S"amtliche Werke. Bd. 5. S. 251 (Гл. 23: Analytikdes Erhabenen). Курсив наш.
440
«Je pense en particulier que c’est dans l’esth'etique du sublime que I’art moderne (y compris la litt'erature) trouve son ressort, et la logique des avant-gardes ses axiomes» ( Lyotard J.-F. Le postmodemisme expliqu'e aux enfants. Paris: Galil'ee, 1986. P. 25; см. также: Lyotard J.-F. Lecons sur l’Analytique du sublime. Paris: Galil'ee, 1991).
Представляется полезным подробно остановиться на этом. «Возвышенное <…> имеет место тогда, — пишет Лиотар, — когда <…> воображение не может представить некий объект, который, хотя бы в принципе, вступает в согласование с неким понятием» [441] . Он продолжает:
У нас сложилось определенное представление о мире (полнота всего, что есть), однако мы не имеем возможности показать его на примере. <…> Мы можем постичь нечто совершенно огромное, совершенно могущественное, однако любой «показ» какого-либо объекта, попытка показать эту абсолютную огромность или мощность нам кажется до боли недостаточной. Это как раз те идеи, которые не могут быть «показаны» [442] .
441
«Le sublime <…> a lieu quand <…> l’imagination 'echoue `a pr'esenter un objet qui vienne, ne serait-ce qu’en principe, s’accorder avec un concept» (Lyotard J.-F.Le postmodemisme expliqu'e aux enfants. P. 26).
442
«Nous avons l’Id'ee du monde (la totalit'e de ce qui est), mais nous n’avons pas la capacit'e d’en montrer un exemple. <…> Nous pouvons concevoir l'absolument grand, l’absolument puissant, mais toute pr'esentation d'un objet destin'ee `a „faire voir“ cette grandeur ou cette puissance absolues nous apparait comme douloureusement insuffisant<e>. Ce sont l`a des Id'ees dont il n'y a pas de pr'esentation possible <…>» (Там же. P. 26–27).
Возвращаясь к рассуждениям Хармса, можно лишь констатировать близость проблематики: начертив круг, поэт, как кажется, «показывает» бесконечную прямую, которая не может быть таковой. Мы говорим «как кажется» потому, что мы имеем дело с уловкой, за которой едва скрытое (а в случае с Хармсом оно довольно быстро станет очевидным) некое трагическое бессилие (которое Лиотар охарактеризовал словами «до боли недостаточной» в приведенной выше цитате). Кроме того, ведь не случайно круг имеет ту же форму, что и ноль, и, несмотря на то, что именно на него Хармс возлагает дело содержания в себе и представления бесконечности чисел, он все-таки остается символом отсутствия, пустоты, небытия (что станет определяющим положением в продолжении наших рассуждений). Здесь мы имеем дело с логикой того, что Кант называет негативным показом (отрицательным представлением),когда он толкует отрывок из Исхода (20: 4) о запрещении изображений («Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху…») как один из самых возвышенных пассажей Библии; эта мысль в авангардистском контексте означает, что абстракция есть одно из самых совершенных выражений возвышенного. О том же говорит Лиотар:
Современным я называю искусство, которое свою «малую технику», как говорит Дидро, использует для того, чтобы показать, что существует непоказуемое. Показать, что есть вещи, которые можно помыслить, но нельзя ни увидеть, ни показать: вот суть современной живописи [443] .
Лиотар не случайно переходит отсюда именно к Малевичу, чтобы предложить эстетику возвышенного в живописи: «В качестве живописи она, конечно, „покажет“ нечто, но — отрицательным образом, иначе говоря, она избегнет фигуративности или изображения, она будет „белой“, как квадрат Малевича, она будет показывать, не давая видеть, она будет доставлять наслаждение, лишь причиняя боль» [444] .
443
«J’appellerai moderne l’art qui consacre son „petit technique“, comme disait Diderot, `a pr'esenter qu’il у a de l’impr'esentable. Faire voir qu’il у a quelque chose que l’on peut concevoir et que l'on ne peut pas voir ni faire voir: voil`a l’enjeu de la peinture moderne» (Там же. P. 27).
444
«<…> comme peinture elle „pr'esentera“ 'evidemment quelque chose, mais n'egativement, elle 'evitera donc la figuration ou la repr'esentation, elle sera „blanche“ comme un carr'e de Mal'evitch, elle ne fera voir qu’en interdisant de voir, elle ne fera plaisir qu’en faisant peine» (Там же. P. 28).
Все это позволяет по-новому взглянуть на раннюю поэзию Хармса. В действительности заумь, являющаяся словесным вариантом супрематизма (как отмечал Крученых в 1916 году в предисловии к «Вселенской войне» [445] ), имеет целью «показать непоказуемое», то есть словами выразить невыразимое, а именно: ту бесконечность мира, которая стоит выше разума, по природе своей ограниченного. Финитуму,являющемуся не более чем плодом произвольного созидания разума и вотчиной реалистов, и постижимому, но не могущему быть показанным инфинитуму,Хармс противопоставляет цисфинитум,то есть бесконечность «по сю сторону» («cis-»), которая может стать объектом показа. В свете вышесказанного особенно значительным оказывается тот факт, что Хармс, разрабатывая систему, которая очевидно обнаруживает признаки возвышенного, прибегает на первых порах к зауми. Вместе с тем знаменательно и то, что Хармс быстро отказывается от нее. Но здесь необходимо подробнее остановиться на еще одной стороне творчества писателя.
445
«Заумный язык (первым представителем которого являюсь я) подает руку заумной живописи» ( Крученых А.Вселенская война. Ъ. <Пг.>, 1916. Без паг.).