Литературная Газета 6290 ( № 35 2010)
Шрифт:
Это ведь ещё страшнее, чем грабитель, ставший следователем.
Теперь такого не будет. Не будет и издевательских приговоров: за пытки – 3года. С учётом условно-досрочного освобождения – полтора года. Президент подписал закон, по которому преступление, совершённое работником милиции, является отягчающим обстоятельством. С милиционера – спрос вдвойне.
Такие законы надо было принять ещё 20лет назад.
Правда, непонятно, почему подобная мера принята только в отношении милиции. А как же суд, прокуратура, ФСБ, ФСКН, другие служащие в органах государственной власти – начиная
С представителей власти – спрос вдвое!
Здесь мы переходим на иную ступень разговора о милиции.
Министр Нургалиев и премьер-министр Путин однажды обмолвились: «В милиции такие же люди, как везде». «Милиция – срез общества».
Как же возмутилась общественность! «Мы не пытаем людей! Мы не расстреливаем мирных граждан!» и т.д. Хорошо ещё, никто не написал: «Мы не берём взяток!»
Может, и не берём. Но в милиции служат наши сыновья, племянники, братья, мужья, знакомые. И это мы, такие праведные, разъезжаем на купленных ими роскошных иномарках, мы безбедно живём на их скромную зарплату, прекрасно понимая, откуда деньги.
Я не обвиняю. Лишь констатирую то, что сказал президент, но расширяя его умозаключение: «Общее правило».
Но оно распространяется не только на нас, рядовых.
Врачи говорят: «синдром безнаказанности» – профессиональная болезнь милиционеров. Доказательство болезни, некоего психического срыва – неоднократные расстрелы мирных граждан уже ПОСЛЕ громкого дела майора Евсюкова. Как будто Евсюков сорвал какой-то предохранительный клапан. Действительно, если позволено безнаказанно бить, пытать, душить, то почему запрещается последнее – пальба? У милиционеров любое слово поперёк их нрава воспринимается как кощунство и смертельное оскорбление. Девушка отказала в любви – три пули в спину (Омск). Таксист сказал что-то не то – пуля в голову (Москва). Юноша отказался выйти из машины – огонь на поражение (Тыва).
Да, от вседозволенности и безнаказанности, помноженной на пьянство, «едет крыша». Стрельба по мирным людям превращается в подсознательную мечту, огонь по первым попавшимся – как исполнение подсознательной мечты. Знаете, что сказал Евсюков, когда его задержали? Он сказал: «Жизнь надо прожить так, чтобы второй раз жить не захотелось… Если был бы у меня автомат, было бы веселее». То есть от живота, веером? Вот как ему подсознательно хотелось. Перейти все мыслимые и немыслимые грани. Когда позволено почти всё, когда тёмное нутро, раскрепощённое водкой, требует, чтобы было позволено АБСОЛЮТНО ВСЁ. Срывает все предохранители.
И ничто не поможет, пока власть не будет беспощадно и на максимальные сроки сажать в тюрьму каждого милиционера, преступившего закон, посягнувшего на права граждан. Но как у нас это сделать? Сколько ж надо посадить? И почему только одних милиционеров?
А главное – почему они решили, что им дозволено всё?
Хотел того или не хотел премьер Путин, но его высказывание «Милиция – срез общества» легко и закономерно поворачивается остриём в другую сторону – от нас, рядовых, к самой власти и более того – к вершинам её. Когда власть нам говорит: «В милиции такие же люди, как везде… Начните с себя», мы с ещё бльшим основанием говорим ей: «А может быть, вначале вы начнёте с себя?..»
Представим для начала маленький городок, райцентр
У того подполковника ведь очень много начальников-контролёров. Он находится в системе двойного подчинения. Во-первых, районной и областной администрации. Во-вторых, областного ведомственного руководства. У тех – свои начальники и контролирующие в федеральных органах.
Такая вертикаль власти.
И она ничего не может поделать, потому что сама опирается не на закон, единый для всех, а на милицию и всякого рода спецназы. А раз опирается – не может им, верным слугам, не позволить… Если министры, генералы и полковники имеют дачи ценой в сотни тысяч, а то и в миллионы долларов, то сержанты могут ездить в дорогих иномарках… Глава Московской милиции генерал Пронин, ещё не уволенный, находясь на посту, заявил однажды: «В милиции – не взяточники, а щипачи. Взяточники сидят в других местах».
Верхи и низы власти связаны нерасторжимой цепью. Тут все друг у друга заложники и все проходят по одному делу. У нас не Китай, где по обвинению в коррупции чиновников расстреливают.
Если же говорить о законопроекте конкретно, то, на мой взгляд, он расширяет и без того беспредельные (от уголовного термина «беспредел»!) возможности полиции и сужает права граждан. Новый закон позволяет полицейским: «Беспрепятственно знакомиться в организациях с необходимыми материалами, документами, статистическими данными и иными сведениями… Входить беспрепятственно в жилые и иные помещения граждан, на принадлежащие им земельные участки… в любое время суток» с «повреждением, если в этом есть необходимость, запирающих устройств, элементов и конструкций, препятствующих входу… Проникать в находящиеся там контейнеры, ёмкости и иные объекты, в транспортные средства и осматривать их».
Знаете, ночное вторжение в жилища, да ещё со взломом, в прежнем законе запрещалось.
А если найдётся в полиции некий сотрудник, недовольный тамошними порядками (помните майора Дымовского, выступившего с открытым письмом о коррупции в системе МВД?), то ему теперь по новому закону: «Запрещено допускать публичные высказывания, суждения и оценки, в том числе в СМИ, в отношении деятельности государственных органов и их руководителей, а также решений федерального органа исполнительной власти в сфере внутренних дел, если это не входит в его служебные обязанности».
Помимо прямых запретов характерны подмена смыслов и выхолащивание смыслов. Например, такой пункт: «Сотрудник полиции не имеет права прибегать к пыткам, насилию, жестокому, бесчеловечному или унижающему человеческое достоинство обращению либо наказанию».
Во-первых, совершенно безграмотно и незаконно с юридической точки зрения: полиция неполномочна наказывать или не наказывать – наказывает суд.
Во-вторых, что значит – «не имеет права»?! А кто и где в мире «имеет право» пытать, насиловать, унижать?