Литературная Газета 6369 ( № 17 2012)
Шрифт:
С мальчишками маслозавода я ещё не познакомился, хотя знал, что они в контрах с кодлой ребятишек с соседней улицы - Рыбхозовской. Хотя, смешно сказать, рыбзавод тоже перенесли за город, и на территории "рыбхозовских" остался только рыбхозовский магазин.
Была макушка лета - июль. Стояла неимоверная жара. Но до двенадцати дня на улице было вполне терпимо. Мать отправила меня в магазин за постным маслом, объяснив, что рыбхозовский магазин ближе, чем другие. Она понятия не имела, что ходить в этот магазин
Из магазина я вышел, прижимая одной рукой к туловищу бутылку с маслом, горлышко которой было заткнуто газетой, другая рука у меня была занята сдачей.
Неприятное чувство вдруг охватило меня. Это было чувство опасности. И я не ошибся. Из-за угла магазина как горох высыпало с десяток разновозрастных ребятишек. Все они в соответствии с сезоном были одеты в разноцветные, видавшие виды майки и одинаковые чёрные сатиновые трусы. Правда, и то и другое было настолько выгоревшим, что больше походило на серое.
На лицах их была неописуемая радость, какая бывает у охотников, когда в ловушку попался тот, на которого эта ловушка настораживалась.
Но бить противника просто так было нельзя в соответствии с некими правилами уличного жития. Правильные пацаны не могли опуститься до такой низости. И один из них сказал:
– Я знаю его, он из маслозаводских.
– Ну и что?
– возразил другой, которого я мысленно назвал Толстиком, потому что он был толст и имел карие глаза навыкате, - он к кому-нибудь лез?
– Он ко мне лез, - не унимался первый, - тогда[?]
Это "тогда" имело глубокий смысл, оно связывало моих противников некоей обидой, нанесённой им маслозаводскими. И именно она позволяла не стесняться нанести первый удар. А дальше в этой стае просыпался некий инстинкт молотить противника так, чтобы потом никто не мог сказать, что ты делал это плохо или, не дай бог, боялся бить. При всём при том действие это называлось весьма нейтрально - помолотом.
– Он не мог к тебе лезть тогда, потому что только приехал, - сказал Толстик.
– А ты откуда знаешь?
– спросил его кто-то.
– Я всё знаю, - ответил ему Толстик.
– Лез, лез, - настаивал первый.
– Не мог он к тебе лезть, - возражал Толстик, - докажи.
– ...Фули тут доказывать, - ерепенился первый, - лез, и всё.
– Хватит базарить, у вас чего, рук нет?
– вмешался ещё кто-то, озвучив уличный афоризм, услышанный, видимо, от старших пацанов.
– Последнее дело, - сказал Толстик, - пацанов ни за что бить[?] Тем более что у него руки
Слова его возымели действие, и толпа расступилась, давая мне с бутылкой постного масла уйти невредимым на свою территорию.
Осенью мы пошли в школу, точнее, в школы. Рыбхозовские попали в восьмилетку, а большинство маслозаводских по территории - сразу в среднюю. Это ещё более усилило наше разделение.
Так продолжалось два года. Пока судьба снова не переместила нас. Мои родители и родители Толстика построили наконец дома на новой улице. И мы оказались соседями. И только там я узнал его фамилию и имя.
У Толстика, тьфу, Серёги Хрунова были два старших брата, и это, с одной стороны, позволяло ему иметь защиту от чужаков, но это же постоянно подвергало его неким притеснениям вну[?]три семейного клана со стороны более взрослых сородичей. А потому характер его формировался своеобразно. Наверное, потому он и стал правдолюбцем и хранителем норм мальчишеского существования, которые сводились к ряду истин. Таких как: бить ни за что - нельзя. Врать, чтобы избежать помолота, - тоже и так далее.
После окончания школы мы оба были призваны в армию, но я служил в Москве, а Серёга в Н-ске в милбате, как говорили в Черноводске, "в огородах".
Отслужив, он поступил в школу милиции, окончил её и стал работать в одном из левобережных отделов милиции. Я к тому времени окончил юрфак и несколько лет работал адвокатом в н-ской адвокатуре.
В восемьдесят восьмом, когда все ждали прихода социализма с человеческим лицом, Серёга разыскал меня.
Был он в милицейской форме, с погонами капитана, сказал, что у него возникла проблема.
– Излагай, - сказал я ему.
– Сведи меня с Леоновым, - произнёс он.
С Леоновым мы когда-то учились в одной группе. Он работал в городской прокуратуре.
– Для ча?
– спросил я его.
– Дело есть, - ответил он.
– А ты откуда знаешь его возможности?
– Я всё знаю, - ответил Серёга, - так же уверенно и безапелляционно, как тридцать лет назад во время нашей первой встречи в Черноводске.
– И всё же?
– Ладно, тебе скажу, козла одного из прокуратуры наказать надо, совсем совесть потерял.
Мы поехали к Леонову.
Там Серёга рассказал, что к нему коллега из соседнего отдела привёл парня, с которого вымогал взятку за прекращение уголовного дела помпрокурора района.