Литературная Газета 6443 ( № 50 2013)
Шрифт:
Современный человек поглощает слишком много информации как необходимой, так и совершенно нелепой, вторичной, попросту вредной. Чернышов обсуждает только «необходимое» – то, о чём обязан знать каждый. Разумеется, нельзя объять необъятное, так ведь автор и не ставит перед собой такой цели. Он стремится обратить наш взор на завтрашний день, на последствия процессов, которые происходят уже сегодня, сейчас, в эти секунды. И совсем неслучайно приводит он в книге цитату из Джона Голсуорси: «Если вы не думаете о будущем – у вас его не будет».
В сегодняшней России нужно об этом думать, как нигде.
Иван СЕРЕДИН
Теги: национальная
Реабилитация Хрусталёва
Последние лет двадцать сценаристы сериалов думали в основном, как бы обогатить действие очередным неожиданным поворотом, и так утомили аудиторию сюжетными виражами, что в конце концов зрителя стало тошнить.
Фильм Валерия Тодоровского "Оттепель" напомнил нам полузабытое ощущение свободы от мелочного сценарного произвола, когда пространство фильма до такой степени загромождено утилитарными сюжетными конструкциями, что воздуха уже не хватает. Ну, вот прямо как выходишь из здания Курского вокзала, упираешься в нависающую глухую стену гигантского торгового центра - памятник лужковскому архитектурному беспределу – и буквально начинаешь задыхаться...
«Оттепель» с ходу поразила и покорила своими длиннотами. Необязательные паузы, вальяжные проходки, неторопливые проездки, пустые разговоры. Никакой вам умышленности, когда каждая фраза в поте лица работает на стремительный сюжет. Скорее, наоборот, с первых серий зрителю дали понять, что торопиться некуда, разговор будет долгим, несуетливым и головокружительно захватывающим – о любви – в самом что ни на есть мелодраматическом смысле этого слова.
Валерий Тодоровский не то чтобы доказал право паузы на существование (это было понятно и так), но всё-таки совершил локальную революцию. Современный зритель живо откликнулся на воздух, люфт, на то, что в иной ситуации можно было бы презрительно назвать «водой»[?]
И ещё что очень важно, фильм в начальных сериях не был отягощён идеологией, не возникало мысли, что народу адресуют, прости господи, месседж. История вроде простая, но со смыслом. Как будто лёгкая, но всё-таки драматичная. И, главное, без мельтешни, искусственных сюжетных зигзагов. Красивые люди, многозначительное молчание, пристальные взгляды – короче, киногеничная «вода»…
Однако вскоре с этою водою на зрителя выплеснули идейное детище… Хотя надо было, конечно, с самого начала ожидать от Валерия Тодоровского идеологических посылов, потому что каждый нормальный мужик обязательно отобьёт футбольный мяч, случайно отлетевший к нему с детской площадки, и всякий нормальный либерал воспользуется возможностью пнуть с оттяжечкой советскую власть.
Идеологическая составляющая фильма наиболее полно отражена в последовавших после премьеры отзывах. Вот, например, что написал литератор Дмитрий Быков:
«Оттепель» – это самое масштабное художественное высказывание на тему российских спецслужб, на тему карательных работников и отечественной прокуратуры. Раньше в российском кино был один кадр, который всегда встречался аплодисментами, – это когда героиня Купченко даёт пощёчину Зине Бегунковой в фильме «Чужие письма». Теперь у нас появился второй эпизод, равный по силе, в котором главный герой, оператор Хрусталёв, даёт в морду прокурорскому следователю, заявившемуся пьяным на съёмочную площадку…»
Начнём с недоумения по поводу описываемых
А теперь что касается «карательных работников»… Очевидно, что Дмитрий Быков так страстно желал увидеть в «Оттепели» именно их, кровавых палачей, что ему это таки удалось. Однако (подчеркнём ключевой момент нашего исследования) персонаж Василия Мищенко никакой не кровавый палач, а самый настоящий герой. Сценаристы прямо указывают на это обстоятельство, акцентируя, что следователь Цанин – полный кавалер орденов Славы. А это, между прочим, солдатская награда, аналог Георгиевского креста, которыми награждали за настоящие боевые подвиги.
Правда, в фильме «Оттепель» работник прокуратуры, орденоносец Цанин представлен настоящим негодяем. Причём заметим: из сценария это совершенно не следует. Если бы не актёрские краски (наверняка навязанные режиссёром), персонаж следователя не воспринимался как нечто однозначно отталкивающее. Василий Мищенко «играет отношение». Не глубинную суть в объёме и многообразии, а то, каким должен, по мнению Валерия Тодоровского, воспринимать следователя зритель.
Но посудите сами, какой же Цанин негодяй? Профессионально расследовал преступление с самоубийством, верно предположив, что Хрусталёв виноват в смерти товарища. Цанин – фронтовик и герой, он вполне мотивированно презирает всю эту творческую богему, а в особенности подлеца-оператора, который, кроме всего прочего, ещё и трусливо отмазался от службы в армии во время войны.
Поразительно, но поступки и реплики Цанина были бы восприняты зрителем совершенно иначе, если бы режиссёр Тодоровский не стал преподносить его образ в манере проклинаемого либералами соцреализма, когда актёры, во избежание разночтений, нарочито указывали зрителю отрицательную сущность персонажа с помощью нехитрого набора профессиональных уловок...
А сцена, на которой страстно аплодирует Быков, – это вообще самая заурядная манипуляция. Да, прокурор Цанин завалился пьяный на съёмочную площадку, стал хамить и буянить… Но этот поступок вполне логично вытекает из предложенных сценарием обстоятельств. Ведь следователь точно знает, кто настоящий преступник, но ничего поделать не может. Зрителям даже демонстрируют «следственный эксперимент», каверзу, с помощью которой бойкий адвокат вытаскивает Хрусталёва из-за решётки. Но режиссёр реабилитирует Хрусталёва, расставляет смысловые акценты так, что подлецом всё равно выглядит следователь прокуратуры. А ведь он простой служака, бессильный противостоять наглым и ловким киношникам, у которых в оправдание любой мерзости народная любовь или блат в самых высоких сферах.