Литературные теории XIX века и марксизм

Лукач Георг

Меринг запутался, остановившись между Лассалем, и Марксом. И перед ним встал целый ряд трудностей, целый ряд необъяснимых, с его точки зрения, различий между взглядами Лассаля и марксизмом. Сам Меринг как историк решал обыкновенно такие вопросы очень-просто, чисто психологически. Тот факт, что Лассаль особенно любил Шиллера и Платена, а Маркс — Сервантеса и Шекспира, Дидро и Бальзака, он всегда рассматривал как проявление индивидуального вкуса.

Но в чем же заключается то неодолимое притягательное действие, которое Лассаль оказывал на Меринга? Мы склонны видеть источник этого влечения в том, что при всем различии индивидуальных характеров Лассаля и Меринга и при всем принципиальном различил исторических ситуаций, в которых они действовали, было что-то глубоко родственное в классовой основе их политической эволюции от левого крыла буржуазной демократии к рабочему движению. И Лассаль и Меринг пришли в лагерь рабочего движения не потому, что они с достаточной глубиной постигли экономическую структуру капиталистического общества и необходимость уничтожения капиталистической эксплоатации пролетарской революцией, как это поняли Маркс и Энгельс, а только потому, что они разочаровались в буржуазной демократии. И разочаровались прежде всего не столько в идеалах самой буржуазной демократии,

сколько в буржуазно-демократических партиях, в либеральной буржуазии, которая в своей подлой трусости не сумела добиться осуществления своих собственных требований. Когда читаешь в юношеских работах Меринга многочисленные места, в которых он спорит с Лассалем, чувствуешь, что он, с одной стороны, заворожен теориями, и личностью Лассаля, а с другой — еще не хочет порвать с либерализмом, как это в свое время сделал Лассаль.

Как ни далеко было в то время основное политическое направление Меринга от "торийского чартизма" Лассаля, все же его отношение к консервативным "социальным политикам" и к либеральным "деловым политикам" было очень родственно лассалевскому. "И тогда, когда я был редактором "Volkzeiitung", — пишет Меринг в 1890 году, — я отнюдь не скрывал, что такой консервативный социальный политик, как г. Родбертус, во многих и существенных отношених значительнее, чем какой-нибудь плоский представитель манчестерства, вроде "свободомыслящего" г. Евгения Рихтера" [27] . Именно потому, что у Меринга — как и у Лассаля — политическая позиция определялась а первую очередь не экономическим анализом капиталистического общества, и классовых отношений в нем (вспомним вышеприведенную цитату из Лассаля о буржуа), — в их борьбе против либеральной буржуазии звучат совсем особые нотки. Эта борьба преимущественно идеологич-на: она направлена против упадочности буржуазии, против ее отхода от старых идеалов классического периода; классически-немецкая, идеалистическая, обесцвеченная и заоблачная разновидность революционного "гражданина" (ciitoyen) противополагается "манчестерскому" буржуа-мещанину. Вот как характеризует Меринг свою позицию еще в 1891 году: "неприязнь к манчестерству, — кроме пункта о свободной торговле" [28] .

27

Mehring. "Kapital und Presse", Berlin, 1891, стр. 61.

28

Там же.

Вторая черта антилиберализма Меринга — это терпимость по отношению ко всякого рода консервативным политическим утопиям. Симпатию к Родбертусу Меринг унаследовал от Лассаля, но в его юношеских работах встречаются сочувственные слова также по адресу Шмоллера и Вагнера. И этому нисколько не противоречит ожесточенная полемика Меринга против грубой демагогии Штеккера.

Наконец, третья черта, объединяющая Лассаля и Меринга, — это абстрактный взгляд на взаимоотношение между социализмом (наукой) и рабочим движением. На Меринга оказала сильное влияние лассальянская идея "союза" науки и рабочих именно как внешнего соединения их.

Разумеется, из-за этой родственности между Лассалем и Мерингом в их отношении к рабочему движению не следует забывать о глубоком различии исторических моментов, в которые они действовали. Лассаль стоял у колыбели массового движения в Германии и сделался на короткое время его непосредственным руководителем, что позволило беспрепятственно проявиться всем опасным тенденциям его позиции, и в особенности его скатыванию вправо, вплоть до союза с Бисмарком. Меринг не только пережил разочарование в новооснованной империи, в "социальной политике" Бисмарка, но он застал уже рабочее движение на гораздо более высокой ступени в количественном и качественном отношении, чем то было в эпоху Лассаля. И хотя не следует думать, что в тогдашней германской социал-демократии было очень распространено глубокое знание и понимание марксова учения, все же несомненно, что Меринг не мог примкнуть к рабочему движению, не усвоив учения Маркса. Несомненно также, что в рабочее движение он мог войти лишь как соратник, а не как идеологический руководитель. И Меринг не только поднялся до марксистского уровня своих немецких современников, даже лучших из них, но и превзошел этот уровень, тогда как Лассаль еще совершенно игнорировал все решающие моменты марксизма и выдвигал против этого учения свою собственную систему. Родственность классовой судьбы приводит Меринга не к лассальянству, а к марксизму, пропитанному, однако, лассальянскими элементами, к эклектической попытке "примирить" учение Маркса и Лассаля, противоположность которых не могла укрыться, и действительно не укрылась, целиком от Меринга.

Решающим пунктом остается при этом то, что оба — и Лассаль и Меринг — недостаточно проникли в более глубокие проблемы экономии, а также в конкретную зависимость всех идеологических проблем от реальных экономических фактов. И тут проявляется не столько психологическая особенность Лассаля и Меринга, сколько необходимое общее последствие их классового положения буржуазных интеллигентов. Такие последствия, конечно, отнюдь не фаталистичны. Но так как они вытекают из общественного бытия, то, лишь исходя из общественного бытия, можно их выправить и перевести в надлежащее русло. Для этого требуется, однако, теснейшая связь с пролетариатом, включенность в его повседневную борьбу, в его обыденную жизнь. А между тем в тот критический период, когда Лассаль стоял по главе рабочего движения, он как диктаторствующий вождь высоко витал над мелкими повседневными интересами рабочих масс. И точно так же Меринг, как ни глубока была его связь с революционным рабочим движением Германии-связь на жизнь и на смерть, — всегда стоял более или менее далеко от повседневной практики, повседневных битв рабочего движения. Он так и не дошел до радикального пересмотра своего мировоззрения на основе настоящей революционной практики. Экономические проблемы остались абстрактной базой для его исследований в области идеологии. Отталкиваясь от практицизма дельцов из оппортунистического лагеря, Меринг, однако, в противоположность Лассалю, оперировавшему объективно-идеалистическими конструкциями истории, широко прибегал к психологии для конкретизации абстрактных социологических схем. Часто весьма поверхностно понятая биографическая психология является для него соединительным звеном между общественным положением и личностью.

Связь экономической основы и ее идеологического отражения постигается совсем иначе в живом опыте революционера-материалиста, неразрывно связанного с пролетариатом. Ленин описывает,

например, сцену в рабочей квартире в те дни, когда он должен был скрываться после июльских дней 1917 года. "Хозяйка приносит хлеб. Хозяин говорит: "Смотри-ка, какой прекрасный хлеб. "Они" не смеют теперь, небось, давать дурного хлеба. Мы забыли, было, и думать, что могут дать в Питере хороший хлеб". И Ленин пишет чрезвычайно поучительный комментарий к этой сцене. Ленин рассказывает, что он был тогда как раз занят анализом июльских дней, и прибавляет: "О хлебе я, человек, не видавший нужды, не думал. Хлеб являлся для меня как-то сам собой, нечто вроде побочного продукта писательской работы. В основе всего, к классовой борьбе за хлеб мысль подходит через политический анализ необыкновенно сложным и запутанным путем" [29] . Это место крайне интересно для нас именно в методологическом отношении, ибо оно показывает, как в результате взаимодействия пролетарской практики, непосредственного опыта рабочего класса и теоретического анализа были сделаны правильные выводы из некоторой конкретной ситуации. Оно также показывает, в чем заключается та ограниченность, которая обыкновенно мешает теоретикам, происходящим из буржуазного класса, достигнуть этого познания самостоятельным путем и которая может быть преодолена только непрестанным взаимодействием с практическим опытом рабочего класса.

29

Ленин. "Удержат ли большевики государственную власть?" Сочинения, т. XXI, стр. 271.

Такого живого взаимодействия у Меринга никогда не было. И поэтому целый ряд фундаментальных идеологических построений, которые он вынес из своего общественного бытия как буржуазный интеллигент, как публицист, как буржуазный революционер, остались у него и после его перехода на сторону марксизма не пересмотренными или во всяком случае не пересмотренными до конца. Идеология Лассаля, выросшая на сходной общественной основе, служила при этом Мерингу опорой и подкреплением. Он пошел в этом вопросе по пути наименьшего сопротивления. Придавая Лассалю значение учителя наряду с Марксом и Энгельсом, он тем самым искал возможности теоретически оправдать непреодоленные пережитки своей прежней идеологии буржуазного революционера.

4. Философские основы

Несмотря на весьма глубокое влияние со стороны Лассаля, было бы неправильно просто ставить знак равенства между взглядами Меринга и лассальянством, большая разница между ними обнаруживается в их подходе к философским вопросам. Лассаль был вполне сознательным идеалистом, "ортодоксальным" гегельянцем. Меринг же не только признавал себя материалистом, но и боролся за материализм с большой эрудицией и глубоким знанием дела. В эпоху неокантианского и махистского философского ревизионизма Меринг выступил с огромной энергией за естественно-научный материализм в духе Геккеля, разоблачая в то же время самым резким образом его ограниченность. Ленин справедливо называет эту его позицию позицией "человека не только желающего, но и умеющего быть марксистом" [30] . И так же справедливо Ленин подчеркивает заслуги Меринга в борьбе против ревизионистского дицгенианства.

30

Ленин, "Материализм и эмпириокритицизм". Сочинения, т. XIII, стр. 290.

В этом своем признании материализма в естествознании Меринг идет чрезвычайно далеко и отклоняет всякую ревизионистскую попытку резко противопоставить Маркса и Энгельса "старому" материализму, в чем заключалось одно из главнейших стремлений неокантианского и махистского ревизионизма. Вот, например, что он пишет об этом вопросе: "Фейербах порвал вообще со всякой философией: "моя философия — отсутствие всякой философии, — говаривал он. — Природа существует независимо от всякой философии, она есть та основа, на которой выросли люди, сами являющиеся продуктами природы. Кроме природы у человека не существует ничего". С этим Маркс и Энгельс были вполне согласны; им не приходило в голову утверждать, что человек живет не в природе, а в обществе. Но зато они говорили: человек живет не только в природе, но также ив обществе; человек — продукт не только природы, но и общества. И таким образом они обосновали исторический материализм, чтобы понять человека как общественный продукт; они обосновали его как ключ к истории человеческого общества. Исторический материализм явился решающим шагом, вперед сравнительно со всем прежним материализмом, вследствие чего Маркс и Энгельс должны были занять критическую позицию по отношению ко всем прежним фазам материализма. Но, несмотря на это или именно поэтому, они не порвали с ним" [31] . В полемике с махистом Фридрихом Адлером Меринг подчеркивает, что не существует ни одного высказывания Маркса и Энгельса, из которого можно было бы заключить, чтобы они, при всей их критике механического материализма, когда-либо выступали как прямые противники его материалистической исходной точки.

31

Mehring. Werke, Bd. VI, S. 226–227.

Эта смелая защита материализма, благодаря которой Меринг в борьбе между идеализмом и материализмом внутри II Интернационала являлся действительным союзником Ленина, не дозрела у него, однако, — вследствие унаследованного им груза, социальный источник которого мы рассмотрели выше, — до полной и совершенной ясности. Он признает материализм Маркса и Энгельса в понимании природы, но признает его не как диалектический материализм. Правда, Меринг допускает возможность диалектики в природе. Он не сомневается, что "все в природе может происходить в конечном счете столь же диалектически, как в истории" [31] . Но Меринг не в состоянии найти диалектические соединительные звенья, не в состоянии добраться до этой "единой науки, науки истории", как говорил Маркс, в которой общество составляет только часть, хотя, конечно, часть с относительно самостоятельными и своеобразными закономерностями. Он приходит таким образом, при всем своем признании материализма в естествознании, к дуализму методов. "Механический материализм является в естественной научной области научным принципом исследования, как в общественной области таким принципом является исторический материализм" [32]

31

Mehring. Werke, Bd. VI, S. 226–227.

32

Там же, стр. 241.