Лия

Зарин Андрей Ефимович

– - Ну, и здорово спали!
– - раздался голос Крякина, -- и обед, и ужин проспали. Два раза вас будил. Что делать будете?

Борисов засмеялся:

– - Выпью чаю и опять спать буду.

– - Отлично, -- сказал Крякин, -- а я письмо напишу и тоже на боковую.

Он зажег свечку, сел к столу и начал писать.

Борисов закурил папиросу и позвал денщика:

– - Давай нам чаю!

Суров вышел и снова вернулся с двумя кружками крепкого чаю и большим куском ситного. Борисов выпил один стакан и стал пить второй, когда Крякин встал от стола и сел на постель, держа в

руке кружку чая.

– - Ну, написал письмо брату. Месяц собирался.

Он отхлебнул из кружки, поставил ее на табурет и стал раздеваться.

– - Как капитан встретил? ворчал?

– - Нет, -- ответил Борисов.
– - Только, когда я стал рассказывать ему про свою встречу, то он, кажется, заподозрил моего еврея в шпионстве.

– - Еврей!
– - сказал Крякин.
– - Еврей всегда в подозрении. А что за встреча?

Борисов подробно рассказал о своих скитаниях и проведенной у Струнки ночи.

– - Меня он растрогал, -- окончил рассказ Борисов.
– - Подумайте, четверо сыновей: одного убили, а другого, самого младшего, может быть, уже повесили.

– - Ну, что же, -- равнодушно сказал Крякин.
– - Где их там разберешь. Я могу вас уверить, что где евреи, там и шпионы. Кто нам доставляет сведения? а?

– - Что за вопрос?
– - ответил Борисов.
– - Нам они служат, как своим, а служба немцам -- измена. Посмотрели бы вы на этого несчастного, и у вас не повернулся бы язык на такую клевету. И сколько раз я собирался не разговаривать с вами!

Крякин засмеялся: -- Забавный вы! в вас есть что-то более чем сентиментальное. Вы хотели бы воевать без крови. Нет-с, война есть война! а что касается еврея, то он великолепно продаст нас за 30 серебряников.

– - Вы не смеете этого говорить!
– - воскликнул Борисов.

– - И очень смею, -- ответил Крякин, -- и говорю об этом с полным убеждением. Как ваш еврей ночью прошел наши проволочные заграждения? Что он там делал?

– - Я вам уже сказал, что он возвращался от сына.

– - Так... А я скажу, что это требует проверки.

Борисов замолчал.

Крякин лег в постель и продолжал говорить:

– - Доказано уже, что евреи руководят немецкой стрельбой, подают сигналы, сообщают всякое наше передвижение. Скажите, пожалуйста, откуда немцы тотчас узнают, что такой-то полк пришел туда-то, такой-то батальон передвинулся в такое-то место. Объясните мне, пожалуйста, как это вышло, что, когда наш батальон занял фольварк Зианчек, так нас тотчас стали осыпать снарядами.

– - Хорошо организована разведочная служба, -- ответил Борисов.

– - Очень даже хорошо, -- усмехнулся Крякин, -- все еврейское население на службе.

– - Перестаньте, -- резко остановил его Борисов.
– - Вы не хотите понять, что вы говорите. Хороша их служба, если эти немцы их разоряют, бьют, вешают. Кто больше евреев пострадал в эту войну? а вы еще говорите такую клевету.

– - Как угодно. Будем молчать, -- холодно ответил Крякин, и они замолчали.

Их сдружила боевая жизнь, но они были совершенно различны, как по своим взглядам, так и по своей жизни до войны.

V.

На

другой день Борисов принял роту. Вечером он с Крякиным вернулся из собрания, где поужинал и прочитал приказ и уже собирался ложиться спать, когда в комнату вошел фельдфебель и сказал:

– - Наши захватили двух немцев и шпиона.

– - Еврея?
– - быстро спросил Крякин.

– - Так точно, жид, -- ответил фельдфебель.

– - Ну, вот вам!
– - с торжеством воскликнул Крякин.

Борисов досадливо отмахнулся и обратился к фельдфебелю:

– - Почему шпиона?

– - Так что он с немцами был и жид.

– - Проведи в казарму; я сейчас.

Борисов надел шашку и прошел в казарму, куда под конвоем четырех солдат привели двух немцев и еврея. Борисов сел к столу и подозвал немцев. Это были два рослых, крепких солдата в уланской форме. У одного лицо было разбито и окровавлено, у другого была окровавлена рука, и он поддерживал ее здоровой рукою.

– - Кто взял?
– - спросил Борисов.

– - Так что мы, -- ответили двое солдат, выдвигаясь вперед.

– - Как их взяли?

– - А тут, у леса стояли и подле них этот жид значит, и промеж себя что-то говорили, и жид все рукою указывал; мы, это, подкрались и их взяли. Этого Осипов прикладом ударил, а этого я штыком, -- и солдат указал сперва на немца с разбитым лицом, а потом на немца с пораненной рукой.

– - А еврей где?

– - Тут...
– - солдаты отодвинулись.

Раздался жалкий крик. Борисов поднял голову и вздрогнул: два солдата держали Хаима Струнку. Рыжие волосы его выбились из-под шапки, борода тряслась от волнения, и он моргал воспаленными глазами.

– - Ваше высокородие!
– - закричал он пронзительным голосом.
– - Ваше высокородие! и я завсем не виноват; я шел домой от сына, они мне встретились и спросили дорогу, а я говорил, что ничего не знаю, а в это время меня схватили. Что я такого делал, скажите мне для Бога? Почему я и шпион? Ваше высокородие!
– - закричал он и рванулся вперед.
– - Вы же меня знаете, вы же у меня были ночью. Чи я, разве, шпион? Говорите, пожалуйста.

Он в отчаянии протянул руки, и голос его оборвался.

Солдаты окружили стол, за которым сидел Борисов, пленников и еврея безмолвной толпою. Пламя нагоревших свечей колебалось и странная, причудливые тени качались на стене и загибались на потолке.

Борисов смущенно отвернулся. Сердце его сжалось тоской.

– - Уведите его, -- сказал он.

Еврей забился в руках солдат и закричал пронзительным голосом:

– - Ну, пожалуйста, отпустите меня! Лия, дочка моя...

Солдаты уволокли его, и голос его замер.

Борисов обратился к немцам и заговорил с ними на немецком языке. Солдат с разбитой головою угрюмо молчал и на все вопросы только качал головою, а солдат с раненой рукою объяснил, что они принадлежат к эскадрону, проскочившему за линию фортов. Их лошади были убиты, и они трое суток блуждали и прятались без еды и сна. Случайно набрели на еврея и хотели расспросить у него дорогу, когда на них напали и захватили.