Лия
Шрифт:
– - Теперь спать, -- сказал Борисов, но в то же мгновенье он услышал протяжный гул летящего снаряда и следом за этим раздался оглушительный взрыв, -- Началось!
– - крикнул он и быстро выбежал из комнаты.
Ночная тьма исчезла; лучи прожекторов освещали все окрестности ярко, как днем, в воздухе стоял сплошной гул, звон, треск и гром. Казалось, колебалась земля и трескались своды неба. Внутри Борисова все содрогалось от. грохота взрывов. Он добежал до казарм. Фельдфебель выводил солдат, и все спешно шли в окопы. Борисов перебежал с ротою открытую площадку за линией форта и там залег в окопы. В стороне расположилась
До самого утра длился жестокий бой.
В логовище Борисова спустился Мухин.
– - Ну, как, батенька, у вас?
– - спросил он, куря толстую папиросу.
– - Трое убитых, восемь раненых.
– - ответил Борисов.
Мухин перекрестился.
– - В 6-ой роте девять убитых.
Он тяжело засопел и улыбнулся.
– - А отбились на славу! Здорово всыпали им! Всю дорогу уложили трупами.
– - Он помолчал, потом сказал: -- а к ночи надо опять ждать атаки.
– - Ничего, встретим, -- ответил Борисов и, вдруг, принимая официальный тон, сказал: -- Должен доложить вам, что я выпустил на волю захваченного вчера еврея.
– - Как, что?
– - спросил Мухин, вынимая изо рта папиросу.
– - Отпустил еврея, -- ответил Борисов.
– - Почему?
– - спросил Мухин.
– - Я боялся, что его осудят и повесят, а он совершенно невинен и глубоко несчастен.
Мухин помолчал, потом покачал головою и сказал:
– - Неосторожно, батенька, неосторожно... А впрочем, -- прибавил он, -- теперь не до него. Может, и, правда, не шпион.
– - Я ручаюсь за него.
– - Ну, и пусть его... Пищу подали?
– - Сейчас приехали с кухней.
– - Ну, я пойду дальше, -- сказал Мухин.
– - Эту ночь вы снова проведете в окопах, а там вас сменят.
VII.
Наступили дни беспрерывных жестоких боев. Под натиском громадных сил наши войска должны были оставить форты крепости и город, но потом подоспело подкрепление, и наши войска дружным натиском погнали врагов назад. Смятенные немцы бежали, бросая оружие, оставляя повозки и пушки. Их гнали, не давая времени оправиться. Борисов со своей ротой должен был перейти город и занять окопы в смену пятой роте. Он поспешно вел свою роту через знакомые улицы, теперь разорённые, опустошённые, по сторонам которых дымились развалины недавно жилых домов. Было пасмурно, сеял мелкий дождь и от этого как-то особенно тяжело пахли дымящиеся развалины. Борисов шел впереди роты с Крякиным и молча смотрел по сторонам. Они уже вышли из города, когда Борисов приостановился и вскрикнул, указывая в сторону.
– - Смотрите, смотрите!
У маленького обгоревшего домика на перекладине крыльца висел труп старика еврея. Руки его болтались, голова бессильно свесилась на грудь, рот был страшно открыт. Борисов подошел
Борисов узнал Струнку и его дочь.
– - Лия, Лия!
– - воскликнул он, бережно стараясь поднять труп девушки.
Голова её бессильно запрокинулась. Борисов с ужасом отшатнулся, и труп снова упал на землю, обнажая на горле страшную рану. Борисов встал и обратил бледное лицо к Крякину.
– - Вот эти шпионы!
– - сказал он жестким голосом.
– - Видите? Его повесили немцы. Вот дом, в котором родился его отец и помер, в котором этот несчастный тоже родился, рос, женился и растил сыновей, которые сейчас бьются в наших рядах. Его сожгли немцы. Вот его дочь; они ее изнасиловали и зарезали... Правда, похожи на предателей?
Крякин смущенно отвернулся. Подбежавшие солдаты осторожно сняли труп повешенного, подняли Лию и внесли в полусожженный дом. Борисов вошел следом за ними, посмотрел на два обезображенных трупа и нежно поцеловал Лию в обескровленное лицо. Потом он вышел и снова обратился к Крякину:
– - Нет, Крякин, этого больше не должно быть. Наша пролитая кровь смешалась с этой невинной кровью; в этом бедствии мы ведь братья. Нет ни поляка, ни еврея. Надо стыдиться чувства ненависти к ним. Все мы братья. Бедная Лия также пострадала за родину; её братья также служат ей, как служим мы. Ну, идем!..
Он поспешно подошел к остановившейся роте и сказал:
– - Надо наверстывать время. Вперед! Беглым шагом!
И он побежал, увлекая за собою роту, чтобы занять скорее окопы; а когда пришло время и его рота сошлась в ручном бою с немцами, Борисов словно обезумел от ярости и его шашка мелькала в воздухе, нанося беспощадные удары. Перед ним все время стоял неотступно образ Лии.
Вот она сидит на скамье, прислонясь к стене, кутаясь в платок, и с горечью говорит:
– - Всем худо, а нам хуже всех...
Вот она у неге в комнате, с пылающим лицом, защищает свой несчастный народ, а после бессильно плачет. И вот она там, у сгоревшей избы, поруганная, истерзанная, зарезанная...
Смерть без пощады...
И Борисов, увлекая примером свою роту, обращал немцев в беспорядочное бегство.
* * *
Это было. Это совсем недавнее прошлое, но сейчас оно кажется далеким, словно свершилось в старые века. Так нелеп и страшен пережитый сон. Война кровью спаяла всех, и теперь все мы братья, и то, что было, то прошло невозвратно и не повторится. Вот почему этот рассказ я назвал повестью "последних дней".
– ---------------------------------------------------
Исходник здесь: Фонарь . Иллюстрированный художественно-литературный журнал .