Лоенгрин, рыцарь Лебедя

Никитин Юрий Александрович

Эльза призадумалась, кивнула.

– Я и так не считаю, что кто-то может быть ему равен, но… спасибо, запомню.

Ортруда сказала шепотом:

– Вы можете не поверить, но при всей своей силе и мужественности любой мужчина нежен, как майский цветок!.. Об этом надо помнить. Вы никогда-никогда не должны говорить с восторгом, что у сэра такого-то просто изумительный конь, а у некоего лорда самый уютный замок… пусть даже все это так и есть, но ваш муж обязательно обидится…

– Лоенгрин не обидится!

Ортруда

сказала сожалеюще:

– Просто не покажет вам свою обиду, а это не одно и то же. Но вы же в самом деле не хотите его обижать?

Эльза сказала горячо:

– Не хочу!

– Тогда слушайте дальше…

Глава 2

Во дворе рыцари довольно обсуждают приемы владения мечом, что показал им молодой герцог, некоторые трюки просто ошеломили простотой и доступностью, то один, то другой энтузиаст поединков восклицал, что это ж так понятно, почему никто раньше, теперь нужно только заучить все движения, чтоб двигаться еще на скорости и в нужных связках, а сэр Перигейл, наслушавшись, догнал Лоенгрина на входе в замок и пошел рядом.

Лоенгрин увидел на лице начальника охраны замка озабоченное выражение, спросил тихо:

– Сэр Перигейл?

Тот оглянулся и спросил почти шепотом:

– Что, барон Норриг в самом деле такой великий воин, что едва не победил вас?

Лоенгрин тоже покосился по сторонам, понизил голос:

– Я пощадил его самолюбие. Зрителей было слишком, потому я сделал вид, что ошеломлен его натиском и едва-едва держусь.

Они пошли через холл, Лоенгрин видел, как Перигейл потемнел лицом, потом сказал глухо:

– Это была ошибка, ваша светлость.

Лоенгрин изумился:

– Почему? Это же была не какая-то серьезная схватка, а так… проба сил. Я проявил человеколюбие! Нехорошо сразу повергать барона на землю… как легко было сделать…

Перигейл покачал головой.

– Ошибка. Непростительная ошибка.

– В чем?

Перигейл вздохнул, покачал головой.

– Теперь многие решат, что вы не так уж и хороши в схватке. Появятся еще желающие…

– А Тельрамунд? – напомнил Лоенгрин.

Перигейл буркнул хмуро:

– Человек всегда находит для себя оправдание. Стоит Тельрамунду обронить где-то, что его перед боем чем-то опоили… да-да, поверят даже те, кто присутствовал при вашей с ним схватке! Мир так устроен, что все мы… прости Господи!.. всегда охотнее верим плохому о ком угодно, чем хорошему. Потому, ваша светлость, вы всегда должны жить и драться в полную силу.

Лоенгрин развел руками.

– Я всегда полагал, что силу дозировать нужно особенно тщательно.

– Это где вас такому учили?

– Ну… далеко отсюда.

– Заметно, – ответил Перигейл саркастически. – В царстве любви и добра?

– Ну… близко к нему.

Перигейл громыхнул:

– А сейчас вы на земле, которую не только

священники называют грешной! Потому никто не должен сомневаться в вашей силе. Лучше пусть опасаются, как вы говорите, чрезмерного применения, чем… гм… недоприменения.

Он остановился, навстречу по лестнице величественно спускается леди Ортруда, свеженькая и сияющая хищной красотой, на лице победная улыбка.

– Ваша светлость, – сказал Перигейл и поклонился, – мне нужно срочно посмотреть… как там уложили новую партию арбалетов.

Он развернулся и быстро направился через холл обратно к выходу. Лоенгрин повернулся к леди Ортруде, она подала ему руку, и он вынужденно принял ее и повел вниз, а она сходила медленно и царственно, ее вроде бы затянутая корсетом грудь волнующе покачивается, и у него в воображении обе эти чаши сразу очутились в его ладонях, он едва не споткнулся, старательно очищая мозг от стыдных и недостойных картин.

Леди Ортруда с каждым шагом придвигалась ближе, в зале пусто, она потупила глаза, но щеки раскраснелись, а губы повлажнели и слегка раздвинулись.

– Я ваша заложница, – напомнила она тихо, – и полностью в вашей власти, мой господин.

Лоенгрин покачал головой.

– Я же сказал, в этом нет необходимости. Отдохните у нас, а затем отправляйтесь домой.

Она воскликнула:

– Как можно! Я хочу, чтобы вы нас ни в чем не подозревали!

– Я не подозреваю, – заверил он. – Этот ваш приезд развеял бы любые сомнения, если бы они даже и были.

– Но все-таки, – сказала она нерешительно, – если я вот так сразу уеду, вы можете снова подумать… нет, я не хочу этого! Или вы не подумаете, но госпожа Эльза может…

Он перебил:

– Эльза настолько чистый и нежный ангел, что темные мысли она просто не принимает.

Ортруда слегка прикусила губу.

– Однако… Хорошо, если так. Я уеду, но, с вашего позволения, погощу у вас день-другой и постараюсь как-то уверить вас, что мы не собираемся мстить или попытаться что-то изменить. Что произошло, то произошло, нужно жить с этим.

Он вздохнул с облегчением.

– Золотые слова.

Она чарующе улыбнулась.

– И еще я должна, просто обязана, пообщаться с милой Эльзой! Она так чиста и непосредственна, что может обжечься на таких вещах, которые мы, женщины, обходим просто и умело.

Он в сомнении наклонил голову.

– Я не против. Но такие вопросы… решает сама Эльза.

Ортруда всплеснула руками.

– Разумеется! У женщины должен быть свой уголок и своя маленькая норка.

Они давно сошли с лестницы, Лоенгрин чувствовал нарастающую неловкость, стоять вот так в зале и не знать, как себя вести, потому что извиниться и уйти не дает, успевая остановить либо чарующей улыбкой, либо движением руки, а сейчас взглянула ему в глаза, и он ощутил сладкие мурашки по всему телу.