Логическая история цивилизации на Земле. Дополнительные доказательства моей теории (Часть 1)
Шрифт:
Но и католицизм был еще силен. И на каждом корабле дней «Великих географических открытий» 19 века непременно находилось по дюжине католических проповедников (шпионов), предназначенных не столько для проповедей аборигенам, сколько для сбора сведений, чтобы там, в Ватикане, им нашли приемлемое объяснение, не сильно шатающее грандиозный камень придуманной истории. Вранье накладывалось на вранье, наконец все историки сошли с ума, и решили: история — говно конечно, но это наше говно, и оно не так сильно воняет, как чужое. И даже честные историки смирились, не трогая «основ» и внюхиваясь в «детали».
В период же между Великими географическими открытиями и действительным распространением и внедрением в недра народов торгового племени
Только не забудьте, что окукливание ни на какой другой основе не могло быть осуществлено, кроме как на основе Первозакония. Добавлю, что различию между Первозаконием и Второзаконием, которые невообразимым образом перепутаны в вашей голове, я посвятил большинство своих работ.
Теперь можно перейти к самому путешествию по «русским» землям цензора Гончарова. Ибо в Аян Гончаров уже прибыл.
«Еще в тропиках, когда мелькало в уме предположение о возвращении домой через Сибирь, бывшие в Сибири спутники говорили, что в Аяне надо бросить все вещи и взять только самое необходимое. А здесь теперь говорят, что бросать ничего не надобно, что можно увязать на вьючных лошадей все, что ни захочешь, даже книги. Сказали еще, что если я не хочу ехать верхом (а я не хочу), то можно ехать в качке, которую повезут две лошади, одна спереди, другая сзади».
И так ездят по русской земле? что даже десяток книг кажется перевозкой всей обстановки Зимнего дворца. Все можно брать, включая медного Петра. Ан, нет, только — книги, и не больше нынешнего рюкзака. А осторожные люди и рюкзак рекомендуют бросить, словно они на воздушном шаре летят на «Таинственный остров», а шар прохудился.
Но лучше я приведу диалог, имевший место быть в Аяне:
«— не слушайте их, в качке на Джукджур не подниметесь
— так вы думаете, что я на эту выпуклость в качке…
— Не подниметесь…
— А верхом?
— Не въедете!
— Как же быть — то?
— Пешком зайдете, особенно если проводники, якуты, будут сзади поддерживать Вас в спину
— А их кто же поддерживает?
— Они привыкли. Велите подковать себя. У якутов есть такие подковки для людей
— Зачем подковки? Теперь не зима
— Там щебень, ноги не скользят
— Так гора очень крутая?
— Да так крута, что если б была круче, так ни в качке, ни верхом, ни пешком нельзя было бы взобраться на нее».
Мы с вами давно знаем, что главные две проблемы России — дураки и дороги, но не настолько же? Настолько! И это еще цветочки, ягодки вот они:
«Тут же рассказали мне, что зимой не сходят и не съезжают, а спалзывают с горы. Оленей отпрягают и пускают сойти самих, а к нартам привязывают длинную сосну с ветвями и сталкивают вниз, с людьми и кладью. Путешественник, лежа в санях и опершись руками и ногами в стенки, раза два обернется головой вниз — и ничего. Особенно такой спуск с гор употребителен на пути в Камчатку. Один, ездивший туда по службе, рассказывал, что тунгус, подъехав
В общем, Гончаров прибыл в Якутск в октябре, а в Иркутск — в аккурат в Рождество Христово, через четыре с половиной месяца. И надо сказать, что он был довольно важный чиновник, а не просто турист.
«О Якутске собственно я знал только, да и вы, вероятно, не больше знаете, что он главный город области этого имени, лежит под 620 северной широты, производит торг пушными товарами и что, как я узнал теперь, в нем нет… гостиницы. Я даже забыл, а может быть, и не знал никогда, что в нем всего две тысячи семьсот жителей. Там есть один каменный дом, а прочие — деревянные. И что мне, если ехать дальше, то чтобы я спешил, а то по Лене осенью ехать нельзя, а берегом худо».
Надоело мне, заканчиваю последней цитатой: «…я проснулся, однако, не на станции. «Что это? — просил я, заметив строения, — деревня что ли?» «Нет, это Иркутск». В самую заутреню Рождества Христова я въехал в город». Повторяю, через четыре с половиной месяца.
От Иркутска хотя бы до Москвы сами знаете, какое еще расстояние. Я его отчасти охарактеризую цитатой из Успенского, ибо сам Гончаров этот путь описывать не стал.
«ПОЕЗДКА К НОВОСЕЛАМ», 1888 г.
Глеб Успенский
Я не знаю, прилично ли приводить цитаты в три больших листа? Но мне нужна именно такая, и я ее приведу. Иначе доказательств, которые я хочу получить, не будет. Итак, начинаю, а когда закончу, сообщу.
«Помимо разочарования в помощи и поддержке немало терпит переселенец и от того «плутоватого» человека, который во всех тех торговых местах, — от села до губернского города, — где есть базар, ухитряется влачить свое существование исключительно надувательством простодушного крестьянина. Здесь, в Сибири, плутоватый человек, предки которого большею частию не могут похвастаться хорошими фамильными преданиями, пользуется неопытностью крестьян — переселенцев с гораздо большею развязностью, чем на наших российских базарах. Обо всех затруднениях, переживаемых переселенцем от «плутоватого», пришлось услышать от одного из самых, по — видимому, деятельных радетелей по делу именно утеснения нашего пришлого крестьянина, который, как бы даже похваляясь, рассказал без всякого стеснения все свои плутни с переселенцами.
…я и один мой приятель поехали посмотреть на житье — бытье новоселов, поселившихся в сорока верстах от г. Томска года два тому назад. Взяли мы у «дружков» пару лошадей и тронулись в путь, и всю дорогу наш ямщик (оказавшийся из «плутоватых»), молодой, здоровенный парень, с каким — то ухарским удовольствием хвастался своими проделками относительно переселенцев.
Кстати здесь сказать, этот парень, при внимательном рассмотрении, оказался евреем, но чтобы узнать это, нужно было пробыть с ним очень долгое время, — сразу никак бы никто не догадался, что это еврей: ухарская развязность сибиряка, ленивая, чисто российская речь, все настоящие ямщицкие ухватки, все это было вполне неподходяще к тому, чтобы даже подозревать в нем что — либо не только еврейское, а хоть даже что — нибудь инородческое.