Логические трактаты

Аниций Манлий Северин Боэций

Логические трактаты

Перевод - Лариса Грачиковна Тоноян

Северин Боэций (480 - ок. 525) оказал значительное влияние на формирование и развитие средневековой философии и стал ключевой фигурой в истории - в истории логики, философии, религии, музыки.

Боэций по сравнению с другими античными мыслителями придавал особое значение логической операции деления. Большинство средневековых авторов логических трактатов ссылались на Боэция как на первый авторитет в этом вопросе. В своем трактате "О делении" [An. Manl. Sev. Boetii Liber De divisione // Migne J. P. Patrologiae cursus completes. Patrologia Latina. T. 64. Col. 875-891.] Боэций представляет на суд читателя свой критический обзор науки деления. И хотя обзор операции деления можно встретить у многих комментаторов, однако только у Боэция он

находит столь методичное и развернутое изложение.

Трактат "О гипотетических силлогизмах" Боэция - единственный дошедший до нас отдельный античный трактат о гипотетических силлогизмах. Перевод с латыни трактата Боэция "О гипотетических силлогизмах" не издан по нашим сведениям ни на русском, ни на немецком, ни на английском языках. Для перевода на русский язык, данного в приложении, нами были использованы и сравнены два издания трактата: текст, опубликованный в томе 64 "Патрологии" Миня [Migne J. P. Patrologiae cursus completus. P. Patrologia latina. Paris, 1847. T. 64. Col. 831-876.], и в критическом издании итальянского историка философии Луки Обертелло [Severino A. M. Boezio De hypotheticis syllogismis. Paideia Editrice Brescia, 1969.]. При цитировании ссылки делаются на последнее издание.

Сколь великие плоды доставляет пытливым умам знание принципов деления, и сколь неизменно в чести было это знание в учении перипатетиков, показывает среди прочего сочинение о делении, изданное в высшей степени основательным старцем Андроником [2], одобренное серьезнейшим философом Плотином, упомянутое в комментариях на диалог Платона "Софист" Порфирием [3], который, кроме того, воздал должное пользе этого знания, включив рассмотрение принципов деления в свои "Категории". Ведь говорит же он, что умение определять род, вид, отличительный признак, собственное и привходящее необходимо как и вообще для многого, так и, в частности, для того, чтобы осуществлять деление на части, что в высшей степени полезно.

И поскольку применение деления весьма широко и научиться этому весьма легко, то и об этом тоже, как и о многом другом, я написал в форме введения, приспособив все это к ушам римлян, соблюдая одновременно соответствующую предмету тщательность изложения и сообразную краткость, дабы умы читателей не смущались ни излишней сжатостью речи, ни плохо выраженной мыслью. И пусть человек, несведущий в этих вопросах, необразованный и непривыкший к новому, не думает, что надлежит, чтобы излишнее многословие владело ушами слушающих; и пусть черная зависть не вредит тайными укусами злословия тому, что и по природе трудно, и нашим соплеменникам неизвестно, но что, однако, я изложил с большим усердием и в виду большой пользы для читателей. И наконец, пусть они лучше дадут наукам дорогу, то снисходительно, а то и с одобрением, чем обуздывают свободные искусства, с неразумным упрямством отвергая от себя все новое. Ибо кто не видит, что свободным искусствам весьма вредит, если в умах людей никогда не возникает разочарования от чувства неудовлетворенности? Однако если все то, что я говорю, кому-нибудь доставляет тревогу или кажется более туманным, нежели он сам того желает, то причина не во мне, обещающем легкость понимания, - ведь мы предлагаем прочитать и освоить все это не тем, кто вовсе не знаком ни с каким искусством, но тем, кто вкусил его и весьма продвинулся в этом деле. А каков порядок этого сочинения, я обстоятельно изложил, когда мне нужно было вести речь о "Порядке перипатетического учения". Однако довольно об этом.

Теперь следует разделить имя самого деления и соответственно каждому отдельному обозначению деления рассмотреть, что свойственно каждому отдельному основному его виду и каковы его части. Действительно, и о самом делении говорится многими способами: есть деление рода на виды, далее - деление, при котором целое разбивается на свои собственные части, еще одно деление - когда многозначное слово допускает разделение на собственные значения. Кроме этих трех, есть и другое деление, о котором говорят, что оно осуществляется согласно акциденции. Его возможно произвести тремя способами: во-первых, когда мы делим субъект в отношении акциденций, во-вторых, когда акциденцию делим в отношении субъектов, в-третьих - когда акциденцию делим в отношении других акциденций (этот способ возможен тогда, когда и то и другое относятся к одному и тому же субъекту). Однако следует привести примеры для всех названных видов деления, чтобы прояснился порядок этого деления в целом.

Род мы делим на виды, когда говорим "из животных одни разумные, другие - неразумные, а из разумных одни смертные, другие - бессмертные", или когда говорим "из цветов одни - белые, другие - черные, третьи - промежуточные". Всякое деление рода на виды должно осуществляться либо на две части, либо на большее количество частей, однако количество видов рода не может быть ни бесконечным, ни меньшим,

чем два. А почему так получается, нужно будет показать в дальнейшем.

Целое делится на части столько раз, сколько частей мы можем выделить в том или ином отдельном целом, например, когда я говорю, что дом это и крыша, и стены, и фундамент, а человек состоит из души и тела, и когда мы говорим о человеке, что частями его являются Катон, Вергилий, Цицерон и те отдельные люди, которые, хотя и являются частными представителями вида, тем не менее заключают в себе суть человека в целом и являются целым человеком: ведь ни человек не является родом, ни отдельные люди видами, но они суть части, которые составляют человека в целом.

Деление же слова на его значения возможно столько раз, сколько значений имеет одно многозначное слово. Например, когда я произношу слово "пес", которое является именем, обозначающим и четвероногого лающего пса, и небесного пса - созвездие, которое сверкает у "ноги" Ориона. Есть и еще один пес – морской [4], который достигает невероятных размеров и называется синим. У этого вида деления тоже есть два способа: ведь много значений может иметь либо одно имя, либо речь, сложенная из имен и глаголов. Каким образом имя может обозначать многое, я указал выше, что же касается речи, то она может быть многозначной следующим образом: aio te, Aeacida, Romanos vincere posse [5]. Деление имени по числу его собственных обозначений называется анализом омонимии (aequivocationis), а разложение речи на присущие ей значения представляет собой различение двусмысленности (ambiguitatis), которую греки называют амфиболией, так что многозначное имя называется омонимом, а многозначная речь - амфиболией и двусмысленностью.

Деление субъекта в аспекте акциденций имеет место в том случае, если имена делятся согласно привходящему признаку, например, когда мы говорим: "из числа всех людей одни - черные, другие - белые, третьи - среднего цвета" - ведь названные свойства суть привходящее для людей, а не виды людей, и "человек" для этих свойств - субъект, а не их вид.

Деление же акциденции в отношении субъектов имеет место, когда, например, говорится: "из того, к чему мы стремимся, одно - в душе, другое - в телах". Действительно, как для души, так и для тела, то, к чему стремятся, является акциденцией, а не родом, а душа и тело не являются видами того блага, которое находится в душе или в теле, но являются субъектами.

Деление же акциденции на другие акциденции имеет место, когда, например, говорится: "из всех белых вещей одни - твердые", как жемчуг, "другие - жидкие", как молоко, ибо и жидкое состояние, и белизна, и твердость суть акциденции, но белое разделено на твердое и жидкое. Стало быть, когда мы говорим так, то отделяем одну акциденцию в отношении других акциденций.

Однако если такое деление производится в обратном порядке (с переменой мест делимой акциденции и тех акциденций, на которые она разделена), то оно всегда обращается только в одной акциденции. Действительно, мы можем сказать так: "из твердых вещей одни - черные, другие - белые", и так: "из жидких вещей - одни белые, другие - черные", но, поменяв местами, мы делим так: "из черных вещей одни - твердые, другие - жидкие". Такого рода деление отличается от всех вышеназванных. Ведь мы не можем делить значение на слова, хотя слово делится в отношении своих значений, и части не делятся на целое, хотя целое делится на части, и виды не делятся на роды, хотя род и делится на виды. А то, что было сказано выше, а именно, что это деление осуществляется таким вот образом при условии, что и та и другая акциденция оказываются в одном субъекте, становится очевидным при внимательном рассмотрении. Действительно, когда мы говорим, что из твердых вещей одни - белые, другие черные, например камень и черное дерево, то очевидно, что в черном дереве присутствуют обе акциденции: твердость и чернота. Прилежный читатель обнаружит это и на других примерах.

Тем, кто все силы прилагает к поиску порядка истины, следует сначала понять, что свойственно всем видам деления и чем каждый из них отличается от другого. Ведь деление всякого слова, рода и целого называется делением самим по себе, остальные же три вида деления заключаются в распределении привходящего признака [6].

Деление само по себе имеет следующую специфику: деление рода отличается от деления слова тем, что слово всегда делится на собственные значения, род же делится не на значения, но каким-то образом как бы в акте некоего творения отделяется от самого себя, и род для собственного вида всегда есть целое, он более универсален по природе, а омонимия считается более универсальной, чем означенная вещь, и является целым только по имени, но не по природе. Омонимия тем отличается от распределения обозначения, что все то, что обозначается именами, называемыми "омонимами", не имеет ничего общего, кроме разве что самого имени, а все то, что располагается в одном роде, принимает как имя рода, так и определение. Более того, дистрибуция не одинакова у всех слов. Возможно, слово "пес" в другом языке имеет одно значение, хотя в латинском это слово многозначно. А вот деление рода и его дистрибуция у всех одни и те же, из чего следует, что деление слова относится к местоположению и привычке, а рода - к природе. Действительно, то, что у всех одинаково, - это от природы, а то, что отличается, - это от привычки. Таково отличие дистрибуции рода и слова.