Логика птиц

Аттар Фаридаддин

Влюблённый дервиш

Был некий дервиш измучен любовью, от любви был словно беспокойный огонь. И душа у него сгорела от жара любви, и от жажды души язык у него горел. Пламя души охватило сердце, великие сложности у него появились. Беспокойно он шёл по дороге и в слезах причитал: «Душа и сердце сгорели от зависти, до каких пор мне рыдать, все слёзы сгорели». «Перестань, не обманывай, — раздался тут голос, — неужели надеешься через хвастовство с Ним связаться?» «Не я влюбился в Него, — возразил дервиш, — нет сомнений, что это Он связался со мной. У такого, как я, нет ни скорлупы, ни ядра, как мне любить такого, как Он? Ничего сам я не сделал, а всё, что я делал, было делом Его. Когда сердце заполнилось кровью [267] , Он выпил её. Вот и всё». Раз Он ответил на любовь, к Себе подпустил, будь осторожен, не возгордись. Кто ты, чтобы в этом великом деле даже на миг шагнуть за пределы своего коврика? [268] О раб, если Он тебя полюбил, то с тобой, сотворенным, Он уже непрерывно играет в любовные

игры. Ты — никто, от тебя ничего не зависит, исчезни, оставь Ему себя самого. Если же начнёшь проявлять «себя» в этом деле, потеряешь и веру, и душу.

267

То есть страдание достигло невыносимой силы.

268

Персидская поговорка, означает «перейти грань», а в грубом варианте — обнаглеть.

Махмуд в гостях у банщика

Однажды ночью взгрустнулось Махмуду, отправился он к банщику в гости. Хитрый хозяин усадил Махмуда на пепел — хворост он в огонь положил. Быстро поставил зачерствелый хлеб перед гостем. Шах протянул руку и перекусил сухарём. «Если банщик будет в эту ночь жаловаться, отрежу ему голову», — подумал Махмуд. Наконец, когда шах собрался уйти, банщик его спросил: «Ну, видел местечко моё? Ты видал, где я сплю, чем питаюсь, каково жилище моё, стал ты моим незваным гостем. Если ещё раз захочешь визит нанести — собирайся быстро и вступай споро в путь без раздумий. А если не желаешь видеть меня, радуйся и банщику говори: "Бросай хворост радостно". Я не больше тебя и не меньше, я — никто, чтобы мне равняться с тобой». Шаху мира понравились эти слова, ещё семь раз у банщика побывал он в гостях. В последний визит шах сказал банщику: «Попроси же у шаха мира что-либо!» «Если бедняк выскажет просьбу, — сказал банщик, — шах исполнит его желание?» «Скажи мне свою просьбу, — шах ответил, — бросай эту печь, живи, словно шах». «Я лишь хочу, чтобы шах иногда меня навещал, становясь моим гостем, — банщик ответил. — Для меня жить по-царски — это видеть султана. Прах с его ног — корона для моей головы. Подобных тебе правителей много, но какому банщику удавалось такое? Сидеть с тобой от печки поблизости лучше, чем стать владельцем огромного сада. Если счастье показало мне лицо в печке, покинуть её значит в неверность упасть. Если увижу тут тебя, её не променяю и на оба мира, если на мою печку твой свет упадёт. Ценнее тебя нет ничего, чего бы желал я. Ни царства не надо мне, ни жить, как царю, все, что я прошу от тебя — это ты. Ты есть шах, и достаточно этого. Но для меня не будь шахом, заглядывай запросто иногда ко мне в гости». Тебе нужна Его любовь, вот твоё дело, и твоя доля — горе, вот твоё затруднение. Если любовь в тебе есть, то проси взаимности у Него, и не переставай просить, словно ребёнок, за юбку дёргающий. Безусловно, и Он о Своих детях грустит. Хотя море — у Него единственного, но каплю Он просит и у другого.

Водонос

Шёл водонос с водой в руках. Заметил другого водоноса перед собой. Держа в руках воду, водонос обратился к другому и воды попросил. «О ты, не знающий сути, — тот сказал, — у тебя же — вода, пей её на здоровье». «Дай мне ту воду, о мудрый, — первый ответил, — ибо моя вода мне прискучила». Адам был сыт от старого, но возжелал пшеницу, чтобы отведать нового. Продал за пшеницу всё старое разом. Всё, что имел он до этого, и сгорело в пшенице. Разорился, душа заболела. Но любовь пришла и в его дверь постучалась. Когда в лучах любви он исчез, то и старое, и новое ушло, как и он сам. Ничего у него не осталось, смирился он с этим. Всё приобретённое он проиграл. Забыв о себе, умереть — не каждому по плечу это дело.

Довод семнадцатой птицы

«Полагаю, что я обрела своё совершенство», — сказала другая. — И вершины своей я достигла, и трудные воздержания вынесла. Раз здесь я достигла, чего хотела, с этого места мне трудно уйти. Видел ли ты кого-то, бросившего сокровище и затем бегающего в страдании по горам и полям?»

Ответ Удода

«О ты, заносчивая, с натурой Иблиса! Заблудившаяся в эго, чуждая тому, к чему я стремлюсь, возгордившаяся от собственного воображения, отдалившаяся от пространства познания! Твой нафс покорил твою душу, дьявол твой ум оседлал. Ты охвачена какой-то фантазией, с ног до головы ты есть само воображение. На своём пути видишь свет? Но ведь это — огонь для тебя. От света в восторге? Но этот восторг — лишь твоё представление. Ты только в мыслях обладаешь радостью и нищетой, всё, что подразумеваешь, для тебя пока вообще невозможно. Не гордись же такой освещённостью пути. Твой нафс с тобой, храни же бдительность! Имея за спиной такого врага с мечом в руках, разве можно оставаться в безопасности? Если этот свет твой нафс породил, такой свет для тебя — как сельдерей для укушенного скорпионом [269] . Не кичись тем грязным светом, раз ты — не солнце, так будь крупицей! Не отчаивайся из-за темноты на дороге. А если часть её осветилась — не равняй себя с солнцем!» О дорогой! Пока ты погружён в свои представления, ломаного гроша не стоит ни чтение твоё, ни твоё писание. Но едва вырвешься из фантазии, полагаемой существованием, увидишь, что вокруг тебя вращается небесный свод бытия. Когда мысли о существовании для тебя — пустота, то и следов небытия на твоих руках уже нет! Но если даже крупицей себя ценишь вкус бытия, значит, идолопоклонник ты и неверный. Если даже на вздох возникнешь благодаря бытию, обрушится град стрел на тебя сзади и спереди. Пока ты есть, смирись с душевными муками и потерпи, даже каждый миг получая сотню пощечин. Если же сам намеренно проявишься

в бытии, сотней пощечин уже судьба тебя наградит.

269

Во времена Аттара бытовало поверье, связанное с тем, что человеку, укушенному скорпионом, нельзя давать сельдерей: после этого человек сразу погибает.

Абу Бакр Нишапури

Шейх Абу Бакр Нишапури [270] со своими мюридами вышел из ханаки и отправился в путь. Шейх ехал на ишаке, за ним сподвижники следовали. Внезапно ишак облегчился. Настроение шейха от поведения ишака испортилось. Вскричав, он принялся разрывать одежды свои. Мюридам и всем, его видевшим, такие манеры совсем не понравились. Кто-то затем спросил у него: «О шейх, кто же так поступает, как ты?» «Куда бы ни обращал я взоры, — шейх ответил, — дорога была забита моими последователями. Впереди — мюриды, сзади — мюриды. "Я и Баязиду не уступаю, — подумалось мне. — Как всё у меня прекрасно сегодня, с отважными моими сподвижниками. Нет сомнений, что завтра радостно, с почётом и поднятой головой в Махшар легко войду". Как раз об этом я размышлял, — сказал шейх, — когда ишак облегчился. Тому, кто так бахвалится, ишак ответил: ну сколько же можно! Моя душа сгорела от этого. Хотел веселиться, но испортилось настроение». Пока остаёшься ты в гордости и высокомерии, далёк ты от истины. Выбрось высокомерие. Испепели гордость. Твоё присутствие — сплошь из-за нафса, сожги это присутствие. О ты, в каждый момент меняющий цвет, в корне каждого твоего волоска — один фараон. Пока от тебя остаётся даже крупица, сотни знаков разлада в себе ты хранишь. Борись с самолюбием, объяви войну обоим мирам. Если возьмёшься однажды тело ты уничтожить, засветишься, если кругом будет ночь. Не говори «я», что принесёт сотню бед, и ловушки дьявола обходи.

270

Комментаторы насчитывают как минимум четыре известных наставника из Нишапура с таким именем, и обо всех них Аттар, безусловно, знал. Анализ « Тарих улъ-ислам» даёт основание некоторым исследователям полагать, что здесь упомянут Абу Бакр Мухаммад бен Хайам из Нишапура (?-335 г. по хиджре), один из ближайших друзей шейха Шибли.

Бог предлагает Мусе узнать секрет дьявола

Всевышний тайно сказал Мусе: «Выведай же у сатаны, каковы его секреты». Увидев дьявола на дороге, Муса попросил его секретами поделиться. «Запомни навсегда одну вещь, — сказал дьявол. — Не говори 44я", чтобы не стать, как я». Если даже твоя жизнь повиснет на волоске, оставь неверность, тебе нужно рабство. Окончание пути заложено в поражении, а подлинное имя мужчины — в позоре. Ибо если в этом пути он счастье увидит, сотни «я» в один миг вскинут головы.

Мнение верующего

«Как прекрасно, — сказал некий верующий, — что ученик находится в темноте. Пусть полностью он исчезнет в море милости, а затем ростки его желаний перестанут всходить. Ибо когда что-либо ему будет явлено [271] , гордым станет и тут же — неверным». Твои зависть и гнев не твоими глазами заметны, но очами мужчины. Ты — в печке, полной драконов, упустил ты их по небрежению. Днём и ночью их пестуешь, озабоченный их пищей и сном. Ты создан из крови и земли, как ни странно, на них — запрет из-за отсутствия стоимости. Кровь, будучи ближе к тебе, оказывается, грязна, нечиста. Все, что удалено от сердца и приближено к чувству, без сомнений, грязнее и не дозволено. Если внутри себя грязь созерцаешь, неужели можно сидеть столь спокойно?

271

То есть ищущий получит знак из духовного мира.

Шейх и собака

У ног шейха разлеглась собака, но шейх свою мантию не поднимал. «О ты, великий, отважный, — некто спросил, — почему не отходишь от этой собаки?» «У этого пса грязная внешность, и такая внешность у меня внутри скрыта. То, что у него напоказ, у другого внутри спрятано. Раз я внутри — словно пёс снаружи, как от него убежать, если это — со мною всегда?» Если внутри ты даже немного в грязи, то на деле ты в сто раз грязнее, ибо видишь только верхушку. Если и мельчайшая грязь пресекает твой путь, нет разницы, остановлен внешне горой ты или соломинкой.

История о верующем, жившем во времена Мусы

Во времена Мусы жил некий верующий, он молился и ночью, и днём. Не получал он ни малейшего знака, солнце не освещало его сердце. У этого правоверного была красивая борода, регулярно её он расчёсывал. Заметив вдали Мусу, верующий к нему побежал, вопрошая: «О предводитель Туры, ради Бога, спроси у Владыки, почему ни удовольствия, ни веселья нет у меня?» Поднявшись на гору Тура, Муса Господу задал этот вопрос. «Прочь, — был ответ, — передай: кто с Нами не соединился [272] , тот нищим остался. Такой навсегда обречён заниматься своей бородой». Вернувшись, Муса сообщил верующему, в чём дело. Тот выдёргивал бороду и рыдал. Мусе явился Архангел, сказав: «Он и сейчас озабочен своей бородой. Когда холил её — волновался, повыдергал её — и снова в заботе». Без Него и единственный вздох — это ошибка, и уже не важно при этом, правильно ты поступаешь или неверно [273] . О ты, не покинувший пределы своей бороды, утонувший в море крови. Если в начале сумеешь освободиться от своей бороды, твоя воля в этом море даст правильный курс. А если выйдешь в море со своей бородой, из-за неё бдительность потеряешь.

272

То есть душа не стремится искренне к единению с Богом.

273

Речь идёт о формальном соблюдении норм поведения или же их нарушении.