Логово горностаев. Принудительное поселение
Шрифт:
Сейчас же он чувствовал себя заживо погребенным. Что-то нужно предпринять, и немедленно. Да, ему мало вдохновенных отчетов Рокко Пиццуто об обильном урожае орехов, о цветущих апельсиновых и лимонных садах, о тучных коровах и об удивительно вкусном в этом году вине «лакрима Кристи» с виноградников у подножия Везувия. Не намерен он довольствоваться и закодированными сообщениями о делах куда более прибыльных и опасных, которые присылают его помощники. Один из них, Винченцино Депаоли, куда более известный всем как Санвинченцо, доносил о выгрузке четырех
Даже если предположить, что карабинеры рано или поздно устанут следить за ним с утра до ночи, волнующих событий, увы, тут не ожидается.
Впрочем, может, он и ошибается, подумал Барон, вспомнив об убийстве Энцо Калоне и словах Чириако. Кое-что все-таки произошло, пусть не совсем приятное, по крайней мере необычное.
— Синьор Паломбелла… — голос вдовы Косма звучал из-за двери глухо, да вдобавок она нервно постукивала по ней пальцем.
«Эта дама становится слишком назойливой, — рассердился Барон. — Не будь она такой усохшей, можно было бы с ней позабавиться, но, святая мадонна, ведь ни кожи ни рожи».
— Войдите.
Она появилась в проеме двери и застыла в нерешительности с видом заговорщика. Синьора колебалась, вопросительно глядя на своего жильца, сидевшего посреди комнаты, и с наслаждением вдыхала запах табака — как все-таки приятно, когда в доме мужчина. Но ей быстро пришлось решиться — Барон испытующе глядел на нее, внешне, правда, сохраняя сонный вид.
— Синьор Паломбелла… один человек, один человек хотел бы с вами поговорить…
— Со мной? — Он стряхнул пепел в пепельницу, чтобы скрыть удивление. Прошло всего два дня, как Рокко вернулся в Апельсиновую Рощу. А Чириако, тот уже, вероятно, в Неаполе.
— Один человек… кто именно?
Вдова с порога обвела комнату испуганным взглядом. И наконец сказала на привычном родном диалекте, что придало ей больше уверенности:
— Моя племянница Лаурета.
Барон непроизвольно нахмурился, и синьора Мариза в страхе поспешила уточнить:
— Моя племянница Лаура.
— Ваша племянница? Чем я могу помочь вашей племяннице? — дружелюбно спросил дон Джузеппе тоном всемогущего феодала — роль, которая так ему нравилась.
Втайне он надеялся, что племянница Лаурета не только моложе, но и много привлекательнее тетки.
— Если соблаговолите спуститься к нам, вниз, — проворковала вдова. Увидев, что жилец заподозрил что-то неладное и помрачнел, тотчас пояснила: — Вы, конечно, знаете… мой дом теперь под наблюдением. Племянница формально пришла в гости ко мне. Поэтому не хотелось бы, чтобы, скажем, из окна ее увидели здесь, наверху. Если же вы спуститесь!..
Она замолчала, потому что дон Джузеппе внезапно встал, молча подошел к окну и с треском захлопнул ставни.
— Все в порядке. Ваша племянница может спокойно подняться сюда, и никто с улицы ее не увидит, — сухо сказал он Он зажег свет и снова сел. Вдова отреагировала молниеносно, вернулась на лестничную площадку
— Лаурета! Лаурета! Подымись наверх!
— Сейчас придет, — сообщила она и исчезла, оставив дверь открытой.
Она о чем-то переговорила с девушкой, и вот уже та вошла в комнату.
Стройная блондинка с нежным лицом и недобрыми темными глазками, почти сходящимися у переносицы. Искусно подкрашенные, они все-таки оставались маленькими и слишком близко посаженными. На вид ей было лет двадцать.
— Добрый вечер, рад познакомиться, — не вставая, сказал дон Джузеппе.
Лаурета закрыла дверь и подошла к нему поближе.
— Добрый вечер.
Голос полностью гармонировал с бесцветными глазками, такой же угрюмый и бесцветный.
— Садитесь, — дон Джузеппе указал на диванчик напротив окна.
Лаурета прошла вперед и села, но не на диванчик, а на стул возле письменного стола.
Они оглядели друг друга. Он — деланно равнодушно, она — зорко-оценивающе. Вблизи ноги у нее оказались тонкими. С годами они наверняка станут такими же сухонькими, как у тетки. «Неужели и зубы у нее такие же кривые, как у вдовы Косма?»
— Я девушка Стефано Коллорини, — неожиданно сказала она.
Это имя вызвало у Барона тьму ассоциаций, но он, верный правилу, что при любой неясности нужно сохранять полнейшую невозмутимость, почти ничем внешне не выдал своего интереса. На лице отразился лишь немой вопрос. Чуть подняв брови и легонько покачав головой, он как бы сказал: «Так, и что с того?»
— Ну хоть по имени-то вы его знаете? — не сдавалась Лаурета.
— Коллорини? Почему я должен его знать? — спокойно спросил он.
Он протянул руку, взял из пепельницы потухшую трубку, достал из кармана кожаной куртки кисет и неторопливо принялся набивать трубку табаком.
— Вы что же, газет не читаете? — вспылила Лаурета, которая надеялась, что имя этого известного во всей Северной Италии бандита вызовет у Барона живейший интерес.
Она порылась в своей сумке, выложила оттуда на стол пачку газетных вырезок и пододвинула их к Барону.
— Коллорини хочет с вами поговорить, — добавила она.
Дон Джузеппе бросил на нее любопытный взгляд, затем снова занялся трубкой. Хорошенько спрессовал табак и сунул трубку в рот, коротенькая спичка зажглась и сразу погасла. Тогда он сгреб вдруг со стола газетные вырезки, скомкал их и поджег другой спичкой.
Ответная реакция девушки была неожиданной и чрезмерной. Она мгновенно вскочила и загородилась локтем, точно Барон целился в нее из пистолета.
На недоуменный взгляд дона Джузеппе Лаурета ответила взглядом откровенно враждебным и схватила, словно это драгоценная реликвия, три уцелевшие газетные вырезки.
Барон между тем поднес горящий бумажный факел к трубке и потушил его, лишь когда огонь стал подбираться к пальцам. Он с видимым наслаждением глубоко затянулся, взглянул сквозь облачко дыма на девушку, небрежно откинулся на спинку кресла и обронил: