Локи все-таки будет судить асгардский суд?

====== ЧАСТЬ ПЕРВАЯ Глава 1 ======

Свет портала погас, оставив после себя лишь две человеческие фигуры, сжимающие в руках ковчег с Тессерактом. В почти непроглядной тьме ночи радужный мост сиял так ярко, будто приветствовал молодых богов. Тор огляделся и с облегчением отметил отсутствие толпы встречающих.

— С возвращением, — проговорил бесцветным голосом стоящий неподалеку Хеймдаль. Его лицо при любых обстоятельствах сохраняло спокойное, отстраненное выражение, которое мог позволить себе только тот, кто видел все миры одновременно. Ни по лицу, ни по голосу стража моста нельзя было определить, относилось ли приветствие к обоим царевичам или только к старшему; невозможно было даже понять, заметил ли Хеймдаль появление Локи: его взгляд ничего не выражал. Тор лишь кивнул в ответ, не желая поддерживать бессмысленный разговор. Он был бы рад, если бы даже Хеймдаль не заметил их прибытия. Вид скованного, униженного брата вызывал отвращение, но люди слишком боялись даже поверженного бога, и никакие уверения Тора в том, что он лично проследит, не помогли: брата сковали как опасного преступника, благо, он не сопротивлялся. Тор подтолкнул Локи вперед, молча указывая на второго свидетеля их возвращения — белоснежного коня, которого наследник трона Асгарда считал своим не только потому, что в свое время купил по смехотворной цене, но и потому, что лично объезжал, а некоторое время даже собственноручно кормил и чистил. Тор недоумевал: неужели конь ждал его возвращения и не уходил с моста все это время? Или же отец каким-нибудь образом узнал, что сыновья вернутся именно в этот день, и послал лошадь навстречу? Если второе, значит во дворце их ждут, и хорошо, если только родители, а если еще и стража? Тор отмахнулся от тревожных мыслей и повел брата к коню, чуть придерживая за запястье — крепко держать не имело смысла, ведь Локи деваться некуда, разве что опять спрыгнуть в бездну. Неудавшийся завоеватель позволял делать с собой все что угодно. Бунтовать сейчас было не в его интересах. Если есть конь, значит можно доехать до столицы, а не идти пешком, то есть сэкономить массу времени. Однако конь всего один, а их с братом двое. Локи огляделся, ища глазами свою лошадь, но её нигде не было. Это ему совсем не понравилось; он мельком глянул на свои скованные руки, потом на ослабившего хватку Тора. Уж не собирается ли брат ввезти его в Асгард как последний трофей, перекинув через седло? Терпеть подобное обращение Локи не собирался: мало того, что это унизительно, так, в сложившихся обстоятельствах, еще и весьма болезненно. Не говоря уже о том, что в такой позе тяжело дышать. Стоило им подойти к лошади, как Локи, резко дернувшись, вскочил в седло, не обращая внимания на такую мелочь, как скованные руки. Тор пару мгновений смотрел на него с легким недоумением, но от вопросов воздержался: кляп не дал бы Локи ответить, даже если бы он и хотел, в чем Тор сомневался. Еще на Земле он пытался поговорить с братом, но тот отмалчивался, отвечал односложно, либо высказывал чудные, ужасающие своей правдивостью суждения насчет противников. Именно из-за них его, в конце концов, и заставили замолчать. Тор помнил, с каким отвращением собственноручно застегивал мудреный механизм на маске, как радовался тому, что Локи не сопротивляется. Отогнав тяжелые воспоминания, старший царевич забрался на лошадь позади брата и пустил её рысью, стараясь не обращать внимания на неудобный артефакт, который некуда было пристроить. Под радужным мостом, сияющим сотнями драгоценностей, шумело и разбивалось о скалы глубокое море, простиравшееся до самой бездны; перед всадниками все отчетливее проступали огромные кованые узорчатые ворота Асгарда. Они были открыты, хотя обычно на ночь закрывались: значит о возвращении сыновей Одина асы осведомлены. У Тора в голове бродили самые неприятные мысли. Он снова дома, брат рядом, покорный своей участи, смирившийся с поражением. Конечно, Локи молчит из-за кляпа, но он ничем, даже малейшим движением не выдаёт неудовольствия. И все это слишком не похоже на того Локи, которого Тор встретил в Мидгарде. В Асгарде, не освещенном ни факелами, ни магическими фонарями, царила глубокая ночь, поэтому никто, кроме стражников, не мог повстречаться царевичам на пути, однако наследник трона не желал и такой встречи. После серых уродливых поселений людей Тор осматривал окружающее его великолепие так, будто это он не был здесь год, а вовсе не Локи, которого, казалось, ничто не трогает. Обычно величие Асгарда ошеломляло любого, кто хотя бы несколько дней проводил в другом мире: золотой божественный город был слишком великолепным, чтобы существовать на самом деле. Он вобрал в себя все лучшее из восьми миров Иггдрасиля. Дворец Одина, Гладсхейм, был построен по образу и подобию базальтовых колонн. Тор множество раз слышал о том, что существуют в мире смертных колонны, созданные застывшей лавой, но не верил, пока воочию не увидел их, возвышающихся над морем. Каждый дом в столице был произведением искусства, но сотни шедевров оттеняли друг друга, образуя немыслимые сочетания: летающие железные конструкции неуместно смотрелись рядом с иглоподобными, стремящимися вверх замками с десятком узких башенок разной высоты. Тор смотрел снизу вверх на длинные многоэтажные строения, блестевшие в солнечные дни столь ярко, что глаза слезились; на статуи героев войны, завораживавшие своим немым великолепием и совершенством работы мастеров прошлого; на деревья и кусты, уже частично расставшиеся со своей листвой. Стоял осенний месяц, последний в летней половине года, природа засыпала, и даже самые красивые кусты, над которыми трудилась сотня садовников, уже не могли радовать глаз так, как в месяц времени яиц, когда на веточках распускались яркие зеленые листочки. Радужный мост сменился каменной дорогой, украшенной тайными охранными знаками. Поговаривали, что если правильно произнести старинные заклинания, то статуи великанов, стоящие вдоль дороги, оживут и будут повиноваться тому магу, который призвал их. Они могут сеять как смерть, так и жизнь, могут воевать

с самыми ужасными врагами или высадить за день тысячи плодовых деревьев — все зависело только от желания их хозяина. Тор не знал, правдива ли легенда, поскольку отец никогда не пользовался каменными защитниками. Шум моря сменился журчанием тихой реки: дорога проходила по центру небольшого ручейка, разделяя его воды надвое. Она вела прямиком ко дворцу Асгарда, к главным воротам, около которых, невзирая на погоду и времена года, стояли стражники. У Тора не было никакого желания встречаться с кем-либо, а особенно с охраной дворца, поэтому, как только река повернула, огибая дворец с западной стороны, а от большой дороги стали отделяться маленькие дорожки, расходящиеся в разные уголки столицы, Тор свернул на отвилку, ведущую к его покоям. Там нет стражи, так что никто не увидит ни его, ни скованного Локи. Свет, исходящий от летающих домов, не достигал узкой тропы, и Тору пришлось придержать коня. Когда-то он часто пользовался этой тропой, сбегая из дворца по ночам. Друзья не всегда сопровождали его, а вот Локи… Локи всегда был с ним. И тропу знал едва не лучше брата, хотя она вела не к его покоям. Младший брат всегда ступал осторожно, почти бесшумно. Он разведывал обстановку, проверял, не идет ли какой случайный прохожий, не застукают ли их стражники. Потом возвращался к Тору так тихо, что последний не всегда даже замечал его появление. Убедившись, что путь свободен, царевичи выходили на ночные прогулки. Иногда они бродили по округе, а иногда забирались в самые дальние и неосвещенные уголки столицы Асгарда. Разумеется, отец ничего не знал. Тор, правда, уверял брата, что отец не был бы против вылазок, но одно дело тайно сбегать из дворца, а совсем другое — получив разрешение. Да и Локи предостерегал его от раскрытия тайны… Сейчас, когда брат сидел перед ним, когда тепло его тела ощущалось даже через плотную ткань, Тор особенно остро почувствовал, что былого не вернуть. Именно сейчас он вдруг понял, что Локи никогда не доверял отцу, скрывал от него все, что можно. Тор предпочитал говорить Одину обо всех своих идеях, планах, играх, завоеваниях, пускай даже завоевал он всего лишь снежную крепость, неаккуратно построенную Сиф. Локи же всегда молчал. Если какие-то тайные дела касались их обоих, младший брат настаивал, чтобы ни отец, ни мать о них не знали. Тор никогда не мог этого понять: не легче ли спросить разрешения, чем таиться? К тому же, если все знают о твоих деяниях, то будут ими гордиться и прославлять тебя, а если никто не знает, то зачем вообще совершать подвиги? Локи придерживался иного мнения. Откуда-то он знал, что отец не одобрит большую часть их идей и выходок. Тор не верил, Тор рассказывал отцу, и множество раз откровенность кончалась ужаснейшими ссорами, когда отец запрещал что-то, что старшему царевичу казалось совершенно безобидной шалостью или даже подвигом. Тор встрепенулся, почувствовав, что скоро заснет, убаюканный собственными воспоминаниями. Перед ним сидит не тот мальчишка, с которым он когда-то делил все, начиная со сладких фруктов и кончая подвигами, а поверженный бог, которого он конвоирует на самый справедливый суд во всех девяти мирах. Лошадь остановилась, подчиняясь приказу седока. Тор неохотно спрыгнул на землю. Он хотел помочь Локи, но тот с легкостью слез сам, даже не заметив протянутую руку. Бог грома отправил лошадь в конюшню; конечно, стоило расседлать её и отвести в денник собственноручно, но ему было сейчас не до этого. Царевичи стояли перед идеально гладкой стеной. Если не знать, что здесь есть дверь, то и не найдешь. Когда-то этот тайный проход строился на случай, если враги займут столицу Асгарда, но, насколько знал Тор, ничего подобного никогда не случалось, поэтому потайные ходы были частично замурованы, а частично забыты. Старший царевич надавил на пару камней: стена мгновенно отодвинулась, пропуская сыновей Одина во дворец, и тут же встала на место. Тор взял Локи за руку: не столько потому, что опасался побега, сколько потому, что проход был очень темным, а пол усеян камнями и мусором. Локи легко ориентировался в знакомом пространстве. Он шел так быстро, будто только вчера покидал дворец по тайной тропе. Тор попытался вспомнить, когда они в последний раз пользовались проходом. Сколько прошло десятков лет или даже столетий?.. Кромешная тьма туннеля раскрывала перед детьми невероятный простор для фантазии. Это был абсолютный мрак, к которому глаза не могли привыкнуть. Можно было, конечно, принести факелы и осмотреть тайный лаз, но царевичам казалось, что все очарование пропадет, как только они увидят свою вотчину. Столетиями они играли в проходе, изучая его только на ощупь. Братья точно знали, где какой выступ, где какой камень, обо что можно ударить ногу, а где разбить голову. Сперва они ориентировались по шагам, потом запомнили тайную тропу настолько хорошо, что интуиция безошибочно подсказывала им, где надо пригнуться, а где опасаться какого-нибудь выступа, который может пребольно воткнуться в бок. Прошло много времени, но старые навыки не забылись: царевичи в кратчайшие сроки и без всяких происшествий достигли покоев Тора. Локи толкнул замаскированную дверь, сливавшуюся со стеной, и оказался в комнатах брата. Бог грома вошел следом, щурясь от неяркого света факелов. Пускай в комнате и царил полумрак, но по сравнению с абсолютной тьмой прохода он казался слепящим солнцем. Локи замер у стены, ожидая дальнейших указаний. Тор не заставил себя долго ждать. Не выпуская руки поверженного, он направился к двери. Локи не сопротивлялся и, казалось, вообще не замечал, что его куда-то ведут. Старший царевич аккуратно выглянул в коридор — вокруг никого. Однако стражники могут появиться в любую минуту. Тор быстро пересек коридор и в несколько шагов достиг покоев брата. Распахнул незапертые двери и грубо втолкнул пленника в комнату. — Останься здесь, брат, — попросил Тор, прикрывая дверь. — Я скоро вернусь. Локи кивнул и проводил его долгим взглядом. Все это Тору крайне не нравилось. Нет, он, конечно, понимал, что положение плененного незавидное и усугублять его неповиновением не в интересах Локи, но все же эта покорность выглядела слишком фальшиво. Тор прислонился к стене, задрапированной серой тканью. Вот и все. Брат в своих комнатах. Надо доложить отцу. И все. Все кончилось. Он снова дома. Брат снова дома. Все будет как раньше. Или не будет? Только сейчас Тор, наконец, смог вздохнуть спокойно. Все последние дни он не переставал волноваться: за брата, за Джейн, за людей, опять за брата. Но теперь все позади. Война выиграна, монстры уничтожены, мятежный бог там, где не сможет никому причинить вреда. Совсем не этого ожидал Тор, когда узнал от отца, что Локи жив. Бесстрашный воитель думал, что знает брата, что представляет себе, с кем придется сражаться, но… Но то существо, которое он видел на скале, в клетке, на вершине небоскреба… Это существо он не знал. И не хотел верить, что это все еще его брат. Тот, кто столько раз помогал ему, тот, кто сражался с ним бок о бок. Тор глубоко вздохнул, отгоняя печальные мысли. Исправить уже ничего нельзя. Надо поприветствовать отца и мать. Он неторопливо направился к покоям Одина, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Ему казалось, что медлить нельзя, что надо сообщить о возвращении, несмотря на то, что стоит глубокая ночь. Он не мог объяснить себе, ни почему нельзя подождать до утра, ни почему он не запер Локи. Почему он настолько уверен, что брат никуда не денется и не попытается сбежать? Впереди показались массивные двери, по двум сторонам которых расположились недремлющие стражи. Тор чуть замедлил шаг. На него вдруг накатила волна… Нет, не страха, он никогда и ничего не боялся. Скорее ощущения, что он совершает ошибку, возможно, непоправимую. — Всеотец ожидает тебя, — услышал он хриплый голос стражника. Ожидает? Значит у матери было видение, и она узнала, когда сыновья вернутся. Теперь уже отступать некуда. Тор решительно переступил порог отцовских покоев. В комнате царил полумрак: горело всего несколько тусклых факелов, да угасающее пламя едва трепетало в широком углублении в полу. Правители Асгарда расположились в креслах у огня, а на спинке широкой кровати притаились дремлющие вороны. Неподалёку стоял стол, заставленный блюдами, к которым явно не притрагивались. Заслышав шаги, все присутствующие повернули головы. — Тор! — Фригг тяжело встала с кресла и заключила сына в теплые объятия. — Тебя не было так долго, что я начала волноваться. Что с Локи? Всеотец только грустно улыбнулся, глядя на эту идиллию. Он всегда позволял супруге первой приветствовать вернувшихся из походов сыновей. Он знал, как для нее важно показать детям, пускай и взрослым, что она их любит. По лицу царицы нельзя было прочитать эмоции, но Всеотец знал, что её молчание хуже всех тех истерик, которые закатывают обычные женщины. Всего несколько раз за свою жизнь он видел, как Фригг кричит, как её душу заволакивает настоящее отчаяние, которое она ни от кого не может скрыть. Когда это было в последний раз? Уже и не вспомнить. В этот раз всё было иначе. Царица безоговорочно приняла его позицию, подтвердила, что именно Тор должен вернуть Локи домой, но не находила себе места все эти дни. Один ходил к Хеймдалю, узнавал, как продвигается война на Земле, выведывал подробности. Он хотел рассказать правду жене, но она отказывалась слушать. Она днями и ночами сидела у огня в каком-то полутрансе. Властитель богов предполагал, что она насильно пытается вызвать свой дар предвидения или еще что-нибудь в этом духе. Заговаривать с супругой он уже давно не пытался: Фригг отвечала односложно. Царь помнил, как она с каменным выражением лица выслушала известие о том, что Локи упал в бездну и, по всей видимости, погиб. Сейчас же, когда выяснилось, что он жив и пытается завоевать мир людей, она места себе не находила. Но вот теперь все закончилось. Тор здесь, значит и Локи тоже. Старший сын не мог обнять мать в ответ, потому что держал обеими руками ковчег с Тессерактом, и вынужден был ограничиться только кратким ответом: — Локи в порядке, не волнуйся. Вороны перелетели со спинки кровати на спинку кресла Всеотца и расположились у плеч Одина. Тор вздрогнул: на мгновение ему показалось, что он в тронном зале, ведь вороны сидели на спинке трона только в том случае, если Один выступал в качестве судьи. — Отец, — Тор протянул Тессеракт, стараясь не смотреть на черных воронов. В детстве ему казалось, что не Один выносит приговор, а вороны сперва решают судьбу обвиняемого, потом высказывают свою волю Всеотцу, а тот только озвучивает их мнение. И хотя сейчас Тор понимал, что все происходит совсем не так, образы птиц неразрывно были связаны для него с залом суда. Один бережно взял ковчег и внимательно осмотрел его. Сколько столетий прошло с тех пор, как Тессеракт был отправлен на Землю? Уже и не вспомнить. — Тор, твой поход увенчался успехом? — спросил он. От его взгляда не укрылось, как переменился бог грома. Его лицо, только что излучавшее радость от встречи с родными, помрачнело. — Я не знаю, — произнес он, глубоко вздохнув. — Я привел домой Локи, но брат совсем не похож на себя. — Было видно, с каким трудом дается Тору каждое слово. — Что произошло в мире смертных? Тор на мгновение задумался, будто пытаясь подобрать слова. Глянул на мать: она смотрела на него выжидающе. — Я бился бок о бок с настоящими героями Земли, — начал царевич. — Мы разбили армию читаури и пленили Локи. Он… не пытался скрыться. Это была великая битва, прославившая защитников Земли. Среди них была даже девица, по ловкости не уступающая Сиф. В легендах и балладах будут воспевать павших героев этой войны. Один слушал очень внимательно, не перебивая. Фригг опустилась в кресло и, казалось, спала. Вороны, не отрываясь, буравили черными глазами-бусинами сына Одина, будто он свидетельствовал на судебном процессе. Тор старался смотреть куда угодно, но только не на таинственных птиц, которые будто понимали каждое слово, даже невысказанное. — Локи сражался с тобой? — задал Всеотец самый важный вопрос, ответ на который (Тор это точно знал) должен решить судьбу младшего брата. — Да. Ярость отравила его разум. — Он пытался лишить тебя жизни? — Нет. — Где он? Последний вопрос остался без ответа. Тор помолчал, глядя на кресло, где пристроилась полуспящая мать, а потом спросил: — Что ты намерен с ним сделать? Мысленно Тор задавал этот вопрос сотни раз и продумывал разные ответы. Для себя он давно решил, что если услышит что-то вроде «смертная казнь — единственный приговор, соразмерный его преступлениям», то сделает все, чтобы брат сбежал. Не ради казни он доставлял Локи во дворец. Такой приговор казался Тору каким-то жутким обманом: он ведь считал, что возвращает брата домой. Предложив вернуться, он гарантировал ему безопасность и неприкосновенность. Конечно, его будут судить, возможно, приговор будет жестоким, но он ни в коем случае не должен покалечить Локи или убить. Иначе получится, что Тор нарушил свое слово. — Поговорить. — Поговорить? — Да, пока только поговорить. — Он в своих покоях. Я пойду с тобой. — Нет, Тор. — Отец не повышал голоса, но сразу стало ясно, что любой спор бесполезен. — Останься. Прежде чем царевич успел возразить, Один вышел из комнаты. Первым душевным порывом Тора было последовать за ним, но сонный голос матери остановил его на полпути: — Положись на мудрость Всеотца, Тор. Воитель обернулся: мать стояла рядом с ним и держала в руках огромный кубок с великолепнейшим медом. Она подавала его так, словно перед ней победитель. Победитель… Велика ли заслуга победить собственного младшего брата? Тору ничего не оставалось, кроме как принять кубок и сесть за стол. Сразу же навалилась чудовищная усталость: все же последние дни не прошли бесследно для сына Одина. Он голодными глазами смотрел на скир, сыры, солонину, промасленную сушеную рыбу, множество видов дичи, свежие хлеба. Стол ломился от бесконечных яств. — Мне не следовало оставаться здесь, — пробормотал Тор, складывая в тарелку сразу несколько огромных рыбин. — Я с ужасом представляю себе, что отец сделает с Локи. Я ведь насильно вернул его домой. — Твой отец никогда и ничего не делает просто так, — отозвалась Фригг, с любовью глядя на старшего сына. — Тор, поверь, я тоже хочу обнять Локи. — Правда? — Он мой сын. — Спасибо.

У Тора словно камень с души свалился. По крайней мере, мать не видит в Локи преступника. Хотя бы она все еще считает его своим сыном.

Прошло несколько часов. Тор барабанил пальцами по столу, подражая какому-то земному маршу. Фригг сидела в кресле с каменным выражением лица, наблюдая за пылающим в полу огнем. Вороны переместились на спинку кровати и казались спящими. — Что они могут делать так долго? — в сотый раз спросил бог грома. — Беседовать, — откликнулась Фригг. — О чем? — не унимался Тор, вспоминая, как он безрезультатно пытался вытянуть из поверженного хоть какой-нибудь ответ. — Я думаю, у твоего отца много вопросов к Локи. — Вопросов ли? — подозрительно протянул Тор, представляя себе самые безрадостные картины. Возможно, отец и в самом деле ничего плохого не собирается сделать, но Тор слишком хорошо помнил, как брат всадил ему нож в бок. И если он попробует атаковать Всеотца или сбежать, то последствия могут быть плачевными. К сожалению, покои Локи располагались далеко от родительских, поэтому, даже если бы брат орал от боли, Тор вряд ли бы услышал. Одна надежда на то, что уже рассвет, слуги постепенно приступают к своим обязанностям, а значит поднимут тревогу, если услышат вопли из комнат младшего царевича. — Тор, — воитель поднял голову, отвлекаясь от своих невеселых мыслей, — все поступки твоего отца продиктованы мудростью, как и все поступки Локи — любовью. — Любовью? — Да. Но только любовью в основном к себе и своим идеям. Тор не нашелся, что на это ответить. Прошло еще часа полтора. Легкая тревога перерастала в настоящую панику. Тор украдкой смотрел на мать, которая не выказывала никаких признаков беспокойства. — Я пойду к нему.

Царевич решительно встал из-за стола, всем своим видом показывая, что никому не позволит отговорить себя.

— Я подожду тебя здесь, сын мой. Бог грома удивился, почему мать больше не удерживает его, но медлить не стал. Он распахнул двери и чуть ли не бегом бросился к комнатам брата. Дворец уже вовсю гудел обычной утренней жизнью. С Тором все здоровались, поздравляли, задавали вопросы, но он ни на что и ни на кого не обращал внимания. Вот и комнаты Локи. Тор рванул дверь — внутри пусто! Царевич вбежал внутрь, осмотрелся — никого. Следов борьбы тоже не видно. Все говорило о том, что Локи добровольно отправился куда-то с отцом. Тор мгновенно выхватил Мьельнир. Он, смирившийся со смертью брата, даже представить себе не мог, что будет готов размозжить голову стражнику, который позволил Всеотцу забрать Локи неизвестно куда. Тор выбежал из пустых покоев и схватил первого попавшегося слугу. — Где Один? — прокричал он ему в лицо. — Уехал. — Слуга отшатнулся от неожиданности. — Он и какой-то неизвестный оседлали коней и отправились… — Куда? — На юго-запад. Я не знаю точно, куда. Пол на мгновение ушел у Тора из-под ног. Отец солгал!

====== Глава 2 ======

Как только шум шагов Тора затих, Локи аккуратно выглянул за дверь: ни стражи, ни охранных заклинаний — ничего. Похоже, наивный братец абсолютно уверен, что несостоявшийся завоеватель Мидгарда никуда не сбежит. Да и в самом деле сбегать бесполезно и бессмысленно. Локи сосредоточился на осмотре своих покоев: все лучше, чем представлять свою незавидную участь. Царевич обвел взглядом спальню: огромная кровать с вырезанным на ней охранным знаком — львом, дерущимся со змеем, — застелена, кажется, тем же самым покрывалом, что и раньше. Хотя нет, не тем же. То было с зелеными разводами. Локи сам купил его несколько зим назад именно из-за разводов, напоминавших брызги магии. Теперешнее же покрывало было желтым как солнце. Царевич придирчиво осмотрел огромное ложе. При тусклом свете звезд сложно было разглядеть хоть что-то, поэтому он зажег несколько факелов, благо в небольшом углублении в стене обнаружился кремень. Были ли факелы все время здесь, или их повесили, когда узнали, что он жив? Случайно ли оставили кремень на самом видном месте?.. Неровный свет факелов озарил полупустую спальню, где почти нечего было осматривать. Локи прошел в соседнее помещение, стараясь двигаться плавно, чтобы звенья цепей не терлись друг о друга, вызывая столь опостылевший скрежет. В этой комнате хранились его личные вещи. Локи осматривал резные сундуки, узнавая каждый из них, но отмечая, что они не на своих местах. Стояли ли они здесь все время, или его покои использовались весь год не по назначению и были приведены в порядок за последние пару дней? Царевич бросил взгляд на стены и отметил, что его любимого оружия нет: огромный кривой лук, сделанный им еще в раннем детстве, когда они с Тором только-только учились стрелять, куда-то исчез. А вот меч, никогда им не любимый, но добытый в бою с каким-то сильным противником (он уже и не помнил, с каким именно), все еще висел рядом с огромным домотканым гобеленом, изображавшим Иггдрасиль.

Царевич прислушался: ничьих шагов не слышно, сколько у него времени до возвращения Тора, неизвестно. Он опустился на колени перед огромным сундуком, где когда-то хранил «сувениры» из других миров, а также свои любимые вещи, большинство из которых никому никогда не показывал. Детальный осмотр содержимого привел бога в недоумение: сундук был наполовину пуст — в нем не хватало многих предметов. Хмурясь, насколько позволяла маска, Локи принялся разбирать вещи. На дне сундука лежала аккуратно сложенная одежда. Она владельца интересовала меньше всего. Вот старые доски для настольной игры, вот фишки к ней. Уже половина потеряна, а ему все жаль выбросить. Вот книга, которую Локи когда-то читал больше от скуки, чем от удовольствия. Но где другие книги, рассказывающие о славных битвах прошлого, о многочисленных подвигах Одина и его воинов? Серебряные подсвечники с растительным узором, в котором можно, при большом желании, увидеть переплетенные лапы и головы животных, лежат, любовно завернутые в какие-то тряпки. В такие же тряпки были когда-то завернуты и рога подстреленных на охоте зверей, для которых Локи не нашел подходящих стен. Однако они куда-то исчезли. Вот украшения из самых разных стран, множество амулетов с загадочными символами. Тоже не все. У Локи была целая коллекция золотых брактеатов. На одних были изображены руны, призывающие удачу, на других — Всеотец, коронация, всадники или разнообразные животные. Исчез брактеат с выгравированной рогатой лошадью на одной стороне и всадником на драконе на другой. Исчез кулон с изображением коровы-прародительницы. Исчез даже венец коллекции — прямоугольная пластинка из листового золота с узором в виде смотрящих друг на друга мужчины и женщины. Поскольку девы на амулетах почти никогда не изображались, Локи до сих пор помнил детскую радость, охватившую его в ту минуту, когда он впервые увидел эту пластинку. Исчезла брошь, изображающая триаду священных животных Одина: Орла, Ворона и Волка. Царевич когда-то лично заказал себе брошь именно с такими символами, потому что его в немой восторг приводила одна мысль о том, что отца сопровождают такие страшные животные, как волки, такие умные, как вороны, и такие быстрые, как орлы. Исчезло, в общей сложности, несколько десятков дорогих сердцу амулетов, зато все ларцы, где хранились брактеаты, остались нетронутыми. А ведь они были украшены дорогой, витиеватой резьбой, а также головами зверей и драконов. Локи недоумевал: если отец хотел стереть любые напоминания о нем, почему не все вещи уничтожены? А если не хотел, то зачем уничтожать только часть? Тем более, не представляющую никакой ценности. Царевич вновь глянул на стену: дорогостоящее оружие, предмет его гордости, все еще висело, а вот любимый простенький кинжал, подаренный отцом в день зимнего солнцестояния, таинственно исчез. Локи с трудом сложил вещи обратно, проклиная короткие цепи, и вернулся в спальню. Кроме кровати там стояла только пара кресел. Он опустился в одно из них и погрузился в невеселые размышления. То, что он видел, никак не вязалось с тем, что он ожидал увидеть. Невдалеке послышались знакомые шаги. У пленника не было сомнений, что некто направляется именно к нему. Хотя почему «некто»? Понятно, кто. Царевич повернул голову, чтобы хотя бы кивком поприветствовать вернувшегося Тора. Дверь медленно отворилась, но за ней оказался совсем не тот, кого ждал пленник… Всеотец смотрел на Локи чересчур внимательно, будто увидел впервые в жизни. Локи ответил таким же взглядом и поднялся на ноги. Он никогда раньше не приветствовал отца так, как делали это другие: склоняясь или произнося какие-то официальные речи. Один был, в первую очередь, отцом, поэтому его приемный сын мог бы и не вставать, однако сейчас он чувствовал, что пленнику неуместно считать, что перед ним близкий родственник. Но и склониться перед своим судией он так и не смог себя заставить. Мысли лихорадочно бродили в голове, толкая одна другую. Локи не ожидал, что отец захочет его видеть до суда, а тут вдруг приходит сам. Неужели соскучился по нерадивому сыну? Один сделал пару шагов вперед, прикрывая дверь. Царевич не сдвинулся с места. Предстать перед отцом поверженным, в оковах — что может быть позорнее? — Локи, — прошептал Один, глядя прямо в лицо вернувшемуся сыну, разглядывая отвратительную железную маску. Знакомый с детства голос показался царевичу чужим и холодным. — Я думал, что потерял тебя. — Царь богов и людей медленно приближался к воскресшему богу. Локи не смел отступать, да ему и некуда было. — Но ты вернулся. — Один делал очень большие паузы между фразами, заставляя задуматься над каждым словом. Локи устремил взгляд на дверь: не появится ли Тор? Странно, почему Всеотец не привел его с собой? Его, победителя! Кто же должен наблюдать за страданиями поверженного, как не тот, кто его пленил? Тем более, что будь Тор рядом, он, скорее всего, завел бы с Всеотцом очередной глупый спор, Локи смог бы услышать что-нибудь важное и понять, как ему себя вести. Так бывало всегда. Однако спасительного Тора поблизости не наблюдалось, приходилось выкручиваться самому. Локи с тоской вспомнил минувшие дни, когда он стоял позади брата и только слушал, что говорит отец. Тогда ему не надо было ни за что отвечать. Сколько раз в своей жизни он говорил с отцом один на один? Локи не мог вспомнить точно. Царь Асгарда, между тем, продолжал свою странную речь: — Ты вернулся, побежденный человеческой армией. Униженный, раздавленный. Таким ли я хотел увидеть своего сына? Локи понимал, что это риторические вопросы, ответить он все равно не может, пока его не освободили от кляпа. Один сел в кресло, все еще не сводя с него глаз. Царевич вдруг понял, почему Всеотец так внимательно смотрит на него — волосы. Он ведь отрастил волосы, сменил одежду, держится совсем не так, как прежде. По большому счету, Один его совсем не знает, и это может стать отличным шансом. Главное, не дать ему прочитать что-либо по лицу, ну да Всеотец не мастер подобного. Локи внутренне возликовал. — Сними опутывающие тебя оковы. — Тихий голос на корню срубил зародившуюся было надежду. Локи вздрогнул. Откуда отец знает? Или не знает? Он выждал несколько секунд, но Всеотец больше ничего не говорил и не двигался, выжидая. Плохо. Локи предпочел бы не раскрывать того, что мог в любую секунду освободиться. Что ему человеческие кандалы? Тишина, повисшая в комнате, наполнилась мерзким скрежетом рассыпающейся в прах цепи. Освободив руки, Локи с легкостью вынул кляп. Теперь уже отмолчаться он не сможет, и нет Тора, который сам бы все рассказал. И который уже, скорее всего, рассказал о битве на Земле. Только как угадать, что именно? Младший царевич глубоко вздохнул, разминая натертое оковами запястье. Переспорить Всеотца у него не было никаких шансов. Зато у него есть одно преимущество: за долгие годы он изучил характер Одина вдоль и поперек. Отец обожает собственные цитаты, ему опасно перечить и лучше со всем соглашаться. В конце концов, он не худшая перспектива из имеющихся. Невооруженным глазом видно, что настроен он дружелюбно, и важно это дружелюбие не обратить себе во вред. Все лучше, чем новая встреча с читаури. — Ты мог сбежать с поля боя или исчезнуть из этих покоев, — нарушил молчание Один, когда понял, что пленник говорить не собирается, — но ты решил вернуться домой в оковах. Почему ты предпочел позор мести? Локи почувствовал, что еще чуть-чуть и сорвется. Нет, надо быть аккуратнее. От него ждут ответа, смолчать не получится. — Позор? Человеческие армии? — собственный голос звучал чуть хрипло, но сейчас это не так и плохо. — Ты слишком хорошо думаешь о людях, Всеотец. Воины и герои, с которыми честь сражаться, давно исчезли с лица Земли! — Локи чувствовал, что распаляется, но остановить себя уже не мог. Он начал медленно приближаться к креслу отца, выстраивая речь в такт шагам. — Ты думаешь, меня победили герои, воспетые в легендах? О, нет. Это была стая безумцев, отказавшаяся от своей человеческой сущности ради богатства, власти, однодневной славы, Всеотец. И безумием ли, по-твоему, была попытка подарить им счастье? — Локи одернул себя лишь в тот момент, когда понял, что возвышается над царем богов и людей и, не отрываясь, смотрит тому в глаза. «Прямо как тогда», — промелькнуло в голове. Однако в этот раз царь Асгарда погружаться в сон явно не собирался. Он молчал. Молчал и Локи. Пауза начинала затягиваться. — Добровольное изгнание не добавило тебе мудрости, Локи, — наконец, тяжело произнес Один. — Я думал, что увижу мужа, но ты все тот же мальчишка, сбежавший когда-то от ответственности. — Что? — недоуменно спросил царевич. Кажется, задача облегчается: отец сейчас раскроет перед ним все карты, стоит только чуть подтолкнуть его в нужном направлении. — Твой поступок был позорным бегством от ответственности, — пояснил Один, видя искреннее недоумение на лице сына. — Ты предпочел смерть исправлению собственных ошибок. Локи так и стоял рядом с креслом, не зная, куда себя деть. Такого унижения он не испытывал, даже когда читаури заставили его служить себе, обещая, в противном случае, вечные муки в объятиях у таинственного чудовища. — Однако теперь тебе деваться некуда… Локи Одинсон, — тон отца резко изменился, стал каким-то чересчур торжественным, — отвечай своему царю, от какого врага ты решил укрыться в стенах Асгарда? Хотя Один сидел, а Локи стоял, последний ощущал себя так, будто его распростерли ниц перед троном Одина. Это было мерзко. — Такого врага нет, — выпалил он, отходя от кресла, срывая с себя ненужное, а в данный момент еще и смертельно опасное оцепенение. — Читаури никогда не ходят в одиночку. Локи молчал, глядя куда-то в пол. Раз переспорить отца нельзя, то можно попробовать отмолчаться. Один ждал. Прошло несколько томительных минут. Находящиеся в комнате напоминали друг другу каменные изваяния. Первым нарушил молчание Всеотец, что пленник посчитал своей маленькой победой. — Ты забыл все мои

наставления, — тяжело вздохнул он. — О ведении битвы, о выборе союзников. Твоя неумелая война с Землей чуть не привела к уничтожению мира смертных, — голос Одина постепенно приобретал стальные нотки, которые раньше Локи сильно пугали, но не теперь — его внутренний мир слишком сильно изменился за последний год. — Ты этого хотел добиться? Отвечай! — Последнее слово буквально оглушило царевича. Противиться прямому приказу он не посмел. — Нет. Я их бог, — слова давались Локи с трудом. — Я хотел лишь подчинить себе людей. Освободить от бессмысленной, губительной для них свободы. Ты говорил, что мудрый царь управляет своим народом подобно пастырю. А у овец нет воли. Ты говорил, что мудрый царь стремится вести дело мирно. Я этого и хотел: в одной решающей битве сломить дух человеческой армии, показать настоящую силу, чтобы люди склонились предо мной. Я хотел… — Молчать! — Резкий окрик заставил Локи запнуться, чему он был несказанно рад. — Если Тор забыл то, чему я учил его, то ты исказил мои слова. Ты утверждаешь, что люди недостойны и среди них нет истинных героев, так? — Локи кивнул, недоумевая, к чему ведет отец на этот раз. — Зачем тебе такое стадо? — Я не знал, каковы они, — честно признал пленник. — А знал ли ты о том, что у людей есть оружие, силе которого нет равных во всех девяти мирах? — продолжил Один. — Знал, — отозвался Локи. Происходящее сильно напоминало ему допрос. — И опасался, что они применят его во зло не только мне, но и себе. — Они применили. Локи вскинул голову. Он же сражался вместе с читаури, он видел все своими глазами: взрывов не было. Один поймал его недоуменный взгляд. — Надеюсь, теперь ты понимаешь, что обязан своей жизнью одному из своих противников? Локи не мог позволить себе удивляться долго: была бомба или нет, какая теперь разница? Зато это его шанс выбраться сухим из воды. — О, я и не думал, что они посмеют уничтожить многомиллионный город ради меня, — царевич улыбнулся, надевая на лицо ту маску, которая, в свое время, прекрасно действовала на людей, запутывая их. — По-твоему, заслуживают почитания те, кто покупают свою свободу такой ценой? Один глубоко вздохнул. Молодой бог возликовал: неужели он сможет выиграть эту словесную битву? — Асгард всегда стоял на стороне мира во вселенной, Локи, — сказал Всеотец, отведя взгляд от сына, кажется, впервые за весь разговор. — Но никогда не вмешивался во внутренние распри. Люди могут покупать свою свободу той ценой, которую сами готовы заплатить. Но мы всегда защищали миры от внешней агрессии. Повисла пауза. Пленник предпочел не нарушать её возражениями, хотя ему и было, что сказать. Когда-то он умел выигрывать в словесных спорах, но не был уверен, что сейчас получится. — Локи, ты хоть представляешь себе, что бы случилось, если бы Тор не сумел остановить тебя? — Один поднялся с кресла, заставив сына от неожиданности отступить на шаг. — Что? — Если бы, победив людей, твоя армия, не покоряясь тебе, продолжила бы уничтожать мирные народы (а так и случилось бы, потому что немногие могут по-настоящему встать во главе читаури), то против тебя выступило бы небесное войско во главе со мной. И тогда тебе уже не пришлось бы ждать пощады. Локи делал все, чтобы на лице не отразилось ни одной эмоции. О таком исходе своей завоевательной кампании он даже не думал. — Но я, — продолжил Один, — как мудрый царь, решил всего лишь вернуть тебя домой. И, как вижу, я не ошибся. — Он подошел вплотную к сыну, но не дотронулся до него даже одеждами. — Жажда власти заставила тебя заключить союз с одними из самых вероломных существ в галактике. Непомерная гордыня — думать, что ты сможешь ими управлять. А тщеславие — посчитать, что ты сможешь одолеть того, кто стоит за спиной читаури! Локи стоял, не дыша, выслушивая эту гневную тираду. — Я думал, что ты мудрее, — Один произнес эти слова уже гораздо спокойнее, отходя на некоторое расстояние от поверженного. — После того, как ты сорвал коронацию Тору и надоумил его идти в Ётунхейм, я подумал, что ты и в самом деле заслуживаешь доверия. Локи судорожно пытался сообразить, откуда у Одина такие сведения. Ладно еще про великанов, он сам виноват, что проговорился Хеймдалю о своей затее, но откуда он знает про Тора? — Однако, получив власть, ты унаследовал худшие черты своего брата, — слова Одина врывались в сознание Локи, круша на своем пути всю выстроенную заранее линию поведения, все ожидания, — высокомерие, безрассудство, тщеславие. Тебе было легче умереть, чем исправить собственные ошибки. Но об этом мы поговорим в другой раз. Локи судорожно вздохнул. Он уже мечтал о темнице, о виселице, о чем угодно, только бы больше не слушать обвинений из уст того, ради кого он почти расстался с жизнью. — Локи Одинсон, — Всеотец сделал очередную паузу, а Локи напрягся. Отец никогда просто так не произносил полные имена, они могли означать только одно: с этой секунды перед пленником стоял не отец, а царь Асгарда. — В мире смертных ты пытался убить своего брата? Вопрос упал камнем в песок. Царевич понимал, что должен ответить, но также хорошо понимал, что, попробуй солги сейчас, последствия могут быть кошмарными. «Пытался ли убить? Да, тысячу раз да, для всех это выглядит именно так, но хотел ли?» Локи постарался восстановить собственные ощущения. Вот он стоит перед клеткой, а рядом истекает кровью какой-то агент. Хотел ли он убить? Нет, он хотел, чтобы брат не вмешивался, прекратил путаться под ногами, а уж как этого достичь, было неважно. — Я не хотел его убивать, — сказал Локи, посчитав подобную формулировку самой правдивой. Один долго вглядывался в его лицо, будто читая мысли, а потом лишь сухо кивнул. — Хорошо. Отдай каскет. И вот тут уже Локи испугался по-настоящему. Каскет. Тот самый каскет, о котором он благополучно забыл. Он забыл, но не отец. Если и был шанс выпутаться из всей этой истории живым, то теперь его точно нет. Но и деваться некуда. В руке привычно материализовался кинжал. Локи на мгновение представил, как вонзает его в горло Всеотцу. Глупо, безумно глупо. Один не так слаб, как кажется на первый взгляд. Это даже попыткой убийства посчитать будет трудно, скорее очередной глупостью. Значит, выбора нет. Кинжал развеялся так же быстро и незаметно, как и появился; царевич сделал несколько пасов руками, материализуя синюю шкатулку. Один забрал ларец и осмотрел: тот был разбит. Локи ожидал еще одной вспышки гнева, ярости, удара, возможно, смертельного, но отец лишь осмотрел каскет со всех сторон и направился к двери. — Идем, — бросил он Локи через плечо. Спрашивать «куда» последний не решился.

====== Глава 3 ======

Локи покорно следовал за отцом по пустынным коридорам, украшенным тканью желтого и серого цветов. Факелы тускло освещали проход, по которому царевич раньше часто ходил, но сейчас не мог вспомнить, куда именно он ведет. Всеотец шагал чуть впереди, не выпуская каскет из рук. В полнейшем молчании они дошли до западных ворот. Не дойдя до створок буквально пары шагов, Один остановился и толкнул небольшую дверцу, едва различимую в полумраке. Локи дернулся было следом, но был остановлен небрежным взмахом руки.

Дворец спал, с улицы не доносилось пение ночных птиц или стрекот насекомых. Мир будто замер, оставив Локи наедине с своими кошмарами. «Если Один решил тихо и без шума казнить меня, то сейчас самое время» — подумал царевич. Он огляделся по сторонам: можно с легкостью сбежать, оставив иллюзию. Только вот куда? Всевидящий Хеймдаль выследит его в момент, за ним пошлют стражу, и тогда точно можно будет забыть о снисхождении. С другой стороны… Локи на мгновение представил себе, как отец отводит его в один из лесов, окружающих столицу Асгарда, и медленно убивает, наблюдая без всякого интереса за длительной агонией. Каким будет орудие справедливости? Легче всего убивать магией. Царевич принялся вспоминать свое детство и юность и с неудовольствием отметил, что отец очень редко применял магию и никогда не направлял её на своих детей, не считая того дня, когда изгнал Тора. Локи понятия не имел, хватит ли ему умений и навыков для защиты. Но какова альтернатива? Если он сможет сдержать удар… Убить отца? Каким-нибудь невероятным образом сбежать? Богатое воображение рисовало исключительно безрадостные картины, а неизвестность заставляла сердце биться чаще. Дверь отворилась, пропуская Одина в коридор: с его рук свисала какая-то черная ткань. — Спрячь каскет, — Всеотец протянул артефакт. — И надень это. Локи решил ничему не удивляться или хотя бы не подавать вида. Пара пасов руками — и каскета уже нет. Что ж, видимо его не убьют. Во всяком случае, пока. Но уж не собирается ли Один в таком случае устроить настоящий допрос с пристрастием? Царевич про себя усмехнулся: сложно представить себе пытку, которая заставила бы его заговорить. С другой стороны, изощренность ума Всеотца тоже не стоит недооценивать. С него станется превратить приемного сына в человека или же просто снизить болевой порог, а уж тогда… Неимоверным усилием воли поверженный бог заставил себя не думать о возможном будущем и переключить внимание на ткань, которая, при ближайшем рассмотрении, оказалась плащом, причем таким большим, что царевич буквально утопал в нем. Никто не смог бы узнать в бесформенной фигуре одного из сыновей Одина. — Идем, — бросил Всеотец, направляясь к выходу. Локи плелся за ним, на каждом шагу путаясь в черной ткани. Они прошли мимо недремлющей стражи. Пара охранников мазнула взглядом по странной, закутанной в черное фигуре, но никто не посмел обратиться к царю богов с расспросами. Выйдя на улицу, Один направился прямиком к конюшням. Локи старался не отставать от него, проклиная неудобный плащ и слишком глубокий капюшон, мешающий обзору. Царевич с удовольствием осмотрел бы внутренний двор, потому что никак не мог отделаться от ощущения, что хоть что-то должно было измениться за время его отсутствия. Хотя что такое год для бессмертных, какие-то триста восемьдесят шесть дней? За такой короткий промежуток времени в царстве вечного мира не могло произойти ни одно значимое событие… В конюшне пахло душистым сеном. Холеные кони лежали или стояли каждый в своем деннике. Никто из асов не вышел встретить Всеотца, что несказанно обрадовало Локи, но и удивило. Он твердым шагом направился туда, где обычно стояла его бурая лошадка. Однако, подойдя ближе, он увидел серую в яблоках кобылу, которая совсем не походила на того коня, о котором он много зим заботился. Локи огляделся: множество лошадей смотрело на него, в том числе и знакомых. Вот гнедой Хогуна, вот светло-серый Сиф, но его коня среди них не было. — Выбирай любую, — послышался ровный голос Всеотца. Локи не заставил себя просить дважды. Он подошел к лошади Тора, на которой совсем недавно приехал в Асгард, и которая стояла не расседланная. Отметив про себя халатность конюха, царевич с трудом залез на коня, чуть не запутавшись в неудобных одеждах. Отец уже поджидал его. — Едем. Локи тронул повод: лошадь тут же пошла шагом. Она явно узнала того, кто раньше часто ездил на ней. В свое время Тор купил этого коня в другом мире, где к лошадям было особое отношение, казавшееся Локи излишне жестоким: их с детства приучали к мысли, что хозяин — это бог и господин, а чужих следует бояться. Тору такая методика воспитания запала в душу, и он приложил много усилий, чтобы лошадь принадлежала только ему и брату, а чужих к себе не подпускала. Ради этого все обитатели дворца, кроме Локи и Тора, обращались с ней плохо, планомерно доказывая, что только хозяин будет ей надежной защитой. Подобная линия поведения срабатывала всегда, однако с этой лошадью творилось что-то странное: обычно она к себе чужих не подпускала, но бывали дни, когда она отказывалась возить царевичей и вела себя так, будто её хозяева Хогун и Фандралл. Тора редкие вспышки непокорности смешили, Локи настораживали. Если бы это была его лошадь, он никогда не стал бы ездить на ней по делам или в походы. Однако в этот раз все обошлось: животное признало седока и слушалось малейшего движения. Один пустил своего коня галопом в направлении западных ворот города, презрев опасности, которые могли настигнуть одинокого путника в Асгарде. Занимался рассвет, с трудом освещавший силуэты низеньких деревьев. Когда город остался далеко позади, Всеотец сменил галоп на медленную рысь. Локи последовал его примеру. Вокруг не было ни души, поэтому царевич с молчаливого позволения отца скинул капюшон. Осенний морозный воздух приятно холодил легкие. Приближалась зима. Один вел сына вдоль скал, под которыми бушевало неспокойное море, омывающее пляж, покрытый странным, черным песком. Насколько хватало глаз, берега были расчерчены заливами и фьордами, а неплодородные россыпи камня были покрыты красочными коврами мхов и лишайников. С правой стороны высились горы невероятной красоты, с которых низвергалось множество водопадов. Среди них царская семья когда-то любила гулять. В редкие ясные дни над величественными водопадами расцветала яркая радуга. Локи улыбнулся, вспомнив, как Тор пытался поймать её и чуть не свалился в воду. В тот день братья впервые увидели настоящую радугу и поняли, что она превосходит по красоте мост, названный в её честь… Вдалеке виднелась лиственная роща с больными искривленными березами, ивами и рябинами. Локи знал, что, подъезжая к ней, надо быть предельно осторожным, чтобы не попасть в одну из многочисленных топей, поросших кустиками клюквы. В детстве царевичу казалось, что эти ягоды стоят того, чтобы ради них утонуть, ведь они были единственной едой, которую он мог раздобыть сам и есть так, как ему вздумается. Любая другая пища доставалась только с царского стола, за которым подобало сидеть определенным образом и есть определенные блюда в определенном порядке. И попробуй забудь, как следует себя вести — наказание последует немедленно. На болотах же все было иначе. Там не было надсмотрщиков. Зато были ягоды и звери, на которых братья любили охотиться. Локи до сих пор помнил, как подстрелил свою первую жертву — белую куропатку. Это событие показалось ему настолько значимым, что он сохранил череп несчастной птицы в качестве амулета. Однако при осмотре своих покоев он его не досчитался, как и прочих оберегов. Вдруг Локи заметил на перекрестке дорог деревянного идола, которого раньше не было. Он резко дернул повод, заставляя коня остановиться. Один придержал своего. Правитель Асгарда внимательно наблюдал, как Локи медленно слезает с лошади и подходит к кумиру. Нагибается, буквально носом тычется в руны, чтобы разобрать их при неровном свете заходящей Луны. Прошло с полминуты: царевич оставил попытки прочитать надпись глазами и принялся ощупывать каждую руну, сопоставляя значения. Всеотец заметил, что рука, водящая по идеально вырезанным знакам, чуть дрожит. Разобрав, наконец, что написано на идоле, Локи резко встал, чуть не потеряв равновесие, и в три шага оказался подле Одина. — Если мы не спешим, позволь мне заехать на кладбище. — Голос царевича был неестественно твердым. Всеотец кивнул: ради этого он и повез сына дальней дорогой. До погоста добирались в полном молчании. Локи смотрел куда-то вдаль и напоминал каменное изваяние, которое по нелепой случайности взгромоздили на лошадь. Место вечного упокоения располагалось на небольшом удалении от основной дороги, в тени огромных берез, чьи стволы почему-то не были искривлены, несмотря на жуткий, пронизывающий ветер. Локи безумным, невидящим взглядом осматривал базальтовые курганы и могильные камни, медленно, нетвердой походкой приближаясь к огромной насыпи в три человеческих роста. Ее окружала ограда из стоящих вертикально камней, по форме напоминающая треугольник. Локи резко остановился, чуть не наступив на ягоды и листья рябины, украшающие курган. Его взгляд скользил по огромному, заросшему холму сверху вниз и обратно. Все еще не сводя глаз с кургана, он нагнулся, провел рукой по сырой от недавнего дождя земле, поднял сморщенную ягоду и долго рассматривал её. — Зачем вы закопали мои вещи? — спросил он глухо. — Мы думали, что ты погиб, — ответил Один. Его план сработал: Локи ошеломлен, сломлен, теперь от него можно будет добиться необходимых сведений. — Ты хочешь их забрать? — Нет, — тихо ответил царевич, перебирая землю, разрывая листья рябины. — Живых не вернуть, а вещи… Он резко сжал руку в кулак, сминая листья, давя ягоды. Один молчал. Он хотел ошеломить сына, и ему это удалось. Сколько тому понадобится времени, чтобы осознать увиденное? Чтобы осознать, что для всех он любимый герой, пускай и павший? Принять, что он вернулся в Асгард не преступником, а воскресшим сыном Одина? Локи рывком поднялся с земли. Царь Асгарда отметил про себя, что резкое движение далось ему тяжело: Локи понесло в сторону, а лицо на мгновение исказилось гримасой боли. И дело тут явно не только в душевном потрясении. Всеотец с самого начала заметил, что сын не столь горделив и статен, как обычно, и предполагал, что причиной сутулости вполне могли быть раны, нанесенные защитниками Земли. Царевич молча подошел к своему коню, погладил морду: тот недовольно фыркнул, взмахнул хвостом — ему неприятно было прикосновение грязной руки. Локи медлил несколько мгновений, будто собираясь с мыслями, а потом вскочил в седло, всем своим видом показывая, что готов ехать дальше. Оставшийся путь проходил в гробовом молчании. У Локи перед глазами стоял то идол с выгравированной историей, полностью искажающей события прошлого года, то огромный курган, над которым было пролито море слез. Царевич ощущал себя чужим в родном мире. Для всех он умер. Его оплакали и похоронили, не оставили ничего, что было ему дорого. И вдруг он возвращается… Если раньше возвращение домой пугало неизвестностью и возможными вечными муками, то теперь страх сменился омерзением. Противно было находиться в священной обители богов, быть тенью прошлого, о которой все вспоминают с теплой улыбкой, но возвращения которой никто не ждет. Всадники были настолько увлечены своими мыслями, что и не заметили, как въехали в одну из многочисленных долин гейзеров. Каждые несколько минут откуда-нибудь извергался фонтан брызг, пара и песка, будто нарочно стараясь окатить притихшего Локи. Лошади осторожно переступали через ручейки, от которых неприятно несло запахом серы.

Но вот вдали показались стены крупного поселения. Локи далеко не сразу обратил на них внимание, а когда обратил, то от неожиданности резко дернул повод. Лошадь остановилась как вкопанная, недовольно взмахнув хвостом: она не любила резких движений. Царевич видел, что дорога одна, ведет она прямиком в поселение, и никаких развилок больше не будет. Пленник вопросительно глянул на удаляющегося отца, все еще не веря, что их путь лежит именно туда. Всеотец остановил лошадь, но даже не обернулся. Локи еще раз посмотрел на поселение, потом на отца, глубоко вздохнул, убедившись, что направляются они таки в ту сторону, и пришпорил коня.

Он все еще был в некоем полузабытье после идола и кургана, поэтому никак не мог осознать, куда его конвоируют в такой спешке… Изначально Локи считал, что его посадят в темницу и будут держать там до судебного разбирательства. Или же просто запрут в каких-нибудь покоях. Однако уже одно то, что Тор оставил его в комнатах, не приставив стражи, заставило насторожиться. Теперь еще и это. Локи с самого начала знал, что отец едет не в ту сторону, где находятся темницы, военные укрепления или каменоломни, но только теперь понял, что именно приготовила ему судьба. Путники приближались к мощной полукруглой ограде, больше похожей на военное укрепление, чем на обычную изгородь. Дорога, ведущая к единственным воротам загадочного поселения, была пропитана ароматом каких-то трав, грибов и волшебства. Сильнейшего волшебства, от которого у многих начинала кружиться голова. Множество самых разных магических потоков переливались и сливались в один, создавая невероятные узоры, видеть которые могли только сами маги. Локи знал о существовании этого места, но никогда не подходил к нему даже близко. Здесь жили асы, отказавшиеся от всего: от жизни, друзей, семьи — и посвятившие себя служению науке. Они находились вне закона. За пределами их личного мирка любой мог напасть на них или убить. У большинства было очень темное прошлое, омрачавшееся убийствами и прочими тягчайшими преступлениями. Они были вне сословий, вне законов, вне всего. И если бы не Один Всеотец, то разгневанные жители соседних деревень давно уничтожили бы этот оплот науки и магии. В течение столетий предпринималось несколько попыток сжечь поселение, и каждый раз поджигатели держали ответ лично перед Одином. Кончилось дело тем, что крестьяне ушли из долины, и теперь только серое плато, сложенное древними базальтовыми лавами, открывалось глазам случайных путников. Когда-то оно было голым и безжизненным, но за последние столетия поросло травой и редкими кустарниками, что добавило многочисленным кочкам и холмикам красоты и гармонии. Со скал, к которым примыкало поселение, струился каскадный водопад. Талая вода вытекала из-под лавового поля, появившегося после крупного извержения вулкана, и превращалась внизу в мелкий ручей с такой холодной водой, что, поговаривали, в ней не жила ни одна рыба. Локи не имел ни малейшего представления, зачем Один привел его сюда, в мир узаконенной преступности, где каждый второй заслуживал мучительной смерти. Царевич слышал что-то когда-то о том, что предмет его гордости, его великолепные одежды имели какое-то отношение к этому месту и его жителям. Но разве это достойная причина для посещения? Он подъехал ближе к отцу, набросил капюшон и приготовился к худшему. Царевич был уверен: что бы царь богов и людей не задумал, ни к чему хорошему его затея не приведет. Всеотец остановился у массивных ворот. Локи отметил, что, несмотря на ранний, еще почти ночной час, из-за забора слышалось множество голосов. Правитель Асгарда не успел поднять руку, а ворота уже распахнулись, словно повинуясь настойчивому стуку. Один въехал внутрь. Локи не отставал от него ни на шаг. Неудобный капюшон не помешал ему увидеть, как жители, почему-то не спавшие в столь ранний час, резко замолчали, узрев Всеотца, и чуть ли не попадали на колени в порыве подобострастия. Один жестом поднял их, не удостоив собравшийся сброд ни единым словом. Локи не мог сдержать ухмылку: ему было противно наблюдать, как эти жалкие существа, с его точки зрения еще худшие, чем люди, смеют находиться рядом с величайшим. Царевич огляделся, насколько позволял капюшон. До самого горизонта тянулись десятки разнообразных домов: квадратных и прямоугольных, длинных и коротких, сделанных из торфа, глины, камней и даже бревен. По сторонам большей части домов проходила широкая земляная насыпь, край который был обшит досками или, в редких случаях, обложен каменными плитами. Около дверей возвышались разноцветные столбы, явно имевшие какое-то сакральное значение. Кроме жилых домов, можно было легко узнать необходимые хозяйственные постройки: амбары, бани, кузницы. Между домами петляли ухоженные дорожки из камня и какой-то соединительной смеси, которая позволяла тропкам не раскисать даже после сильнейших ливней и снегопадов. Вокруг домиков раскинулись небольшие сады, но росли там далеко не овощи и злаки, а разнообразные травы, то ли целебные, то ли ядовитые. Кое-где лежали кучи песка, глины, торфа и еще чего-то непонятного. Локи не мог себе представить, зачем его привезли в это престранное место? Уж не для того ли, чтобы заточить навечно или отдать на растерзание служителям науки? Всеотец, тем временем, наклонился к одному из жителей и спросил что-то. Тот указал на дом, соединенный с парочкой соседних узкими коридорами из глины. Один направился к нему. Локи следовал чуть позади. Любой встречный ас изгибал спину в каком-то невероятно глубоком поклоне и бурчал невнятные слова приветствия. Локи начинало тошнить от этого неестественного, мерзкого подобострастия, доходящего до исступления. Чтобы хоть на что-то отвлечься, он начал разглядывать местных жителей, стараясь не вслушиваться в их слова. С удивлением он обнаружил, что их одежда была на редкость простая, но донельзя разноцветная и украшенная невероятным количеством драгоценностей. Навстречу прошло несколько женщин в штанах. Невиданное дело! Локи точно знал, что в обычных городах ношение штанов вполне могло стать достаточной причиной для развода, а тут никто не стеснялся. За невеселыми мыслями пленник и не заметил, как подъехал к тому самому дому, на который указал местный житель. Всеотец спешился. Локи пришлось последовать его примеру, хотя он с большим удовольствием остался бы сидеть на лошади: идеально гладкие, блестящие камни дорожки казались грязными. Само поселение вызывало отвращение. Место отверженных. «Одна большая семья, которая все равно никогда не заменит настоящую» — так говорили о нем обитатели дворца. Всеотец жестом пригласил Локи войти первым. Царевич, немедля, переступил порог серого двухкомнатного дома и чуть не врезался в один из опорных столбов, расположенных по какой-то непонятной причине неподалеку от входа. Его, как и все прочие, украшала разноцветная резьба, кое-где, правда, стертая до мышиного цвета (Локи злорадно подметил, что, видимо, не у всех асов столь же великолепная реакция, как у него, и не все успевают увернуться). На стенах висели связки различных трав и кож диких животных. У дальней стены горел камин, подле него стоял огромный деревянный сундук без резьбы. На приподнятом полу лежали шкуры и набитые перьями подушки, на которых, почему-то, никто не спал. Кроме этого в комнате стояла пара столов, не лишенная изящества. На них были собраны склянки из разноцветного стекла, от которых несло омерзительным зловонием. Локи отметил про себя, что столы на ночь не убрали, а в камине все еще горит огонь. Значит, кто бы ни жил здесь, он ведет ночной образ жизни. — Поставь каскет на стол, — скомандовал Один. Локи этот приказ сильно удивил: неужели отец хочет, чтобы величайший артефакт ледяных гигантов остался здесь? В мире отверженных? Однако ему самому-то какая разница? Царевич подошел к столу и материализовал артефакт. Синяя, вязкая масса совсем не походила на мягкий голубой дым, который столетиями мерцал в центре ковчега. — А теперь раздевайся, — услышал Локи еще одну команду.

Он повернулся к Всеотцу, изумленно приподняв бровь. У противоположной стены стоял какой-то ас весьма странной наружности: его одежды, волосы и брови были белы как снег, хотя сам он явно не разменял и двух с половиной тысяч лет. Локи недоумевал, как это место, этот ас и странный приказ связаны друг с другом? Видя его замешательство, Один снисходительно пояснил:

— Это целитель, он осмотрит твои раны. Локи только зубами скрипнул. Откуда отец узнал, что они у него есть? Ведь пара царапин на лице ничего не значит! Царевич вспомнил, что на Земле видел такое странное приспособление как рентген, которое показывало кости, минуя кожу, кровь и сухожилия. Неужели царь богов своим единственным глазом может видеть тело насквозь? Локи ощущал себя на редкость мерзко. Зачем отец его сюда привел? Целительное отделение дворца лучшее во всем Асгарде. Какой-то местный знахарь не сможет тягаться с великолепнейшими врачами. Тем более, мужчина! Ведь испокон веков искусство врачевания считалось женским. Однако противиться приказу бессмысленно, и царевич таки обнажил многострадальную спину. — Локи, кто нанес тебе эти увечья? — удивленно спросил Всеотец, разглядывая фиолетовые разводы. Поверженный бог гордо хранил молчание. — Мне необходимо осмотреть тебя. — Целитель приблизился к сыну Одина. — Пожалуйста, ложись. Локи безмолвно повиновался. Мужчина долго щупал его тело, что-то проверяя, что-то куда-то записывая. — Имеются множественные ссадины, ушибы, кровоподтеки в области спины, плеч и поясницы. Повреждений костной системы нет, — наконец, заключил он. Царевич мысленно поаплодировал. Ну, разумеется, нет, иначе он бы так легко сюда не доехал. И вообще не встал бы с пола после битвы. — Повреждения внутренних органов, вероятно, минимальны, — продолжил целитель. — Мы воспользуемся целительным эликсиром и охлаждающей мазью — они быстро залечат ссадины и кровоподтеки, но я не исключаю повреждения крупных сосудов и возможного образования внутренних гематом… — Сколько понадобится времени для полного восстановления? — перебил Один. — Пару ночей, не меньше, — отозвался белокурый ас. — И это при условии полного покоя, сна, хорошей пищи и большого количества воды. — Ему все это будет предоставлено, — кивнул Один и, повернувшись к Локи, продолжил: — Когда твои раны заживут, мы проведем обряд, который позволит тебе вернуться в семью. Локи лишь кивнул, совершенно не понимая, что он все-таки делает в поселении отверженных? Почему его лечат не во дворце? И кто такой на самом деле этот престранный целитель? Локи часто ходил в походы, часто получал травмы и был лично знаком со всеми работниками целительного отделения дворца. Никто из них никогда не говорил такими длинными, туманными фразами, смысл которых настойчиво ускользал от понимания. Углубившись в несчастливые воспоминания, Локи едва не забыл, где он находится и в каком положении. Он обнажен, беспомощен, распростерт буквально у ног отца, точнее, царя Асгарда, который возвышается над ним и внимательно осматривает синяки, оставшиеся от побоев. Осматривает так, будто сам их нанес и раздумывает, не продолжить ли экзекуцию. Локи поймал себя на мысли, что он с большей радостью перенес бы побои от руки отца, чем этот заинтересованный и немного, кажется, взволнованный взгляд. — Здесь ты сможешь спокойно отдохнуть. Я пошлю к тебе твоих рабов, они принесут необходимые вещи, — добавил Один, отвернувшись, наконец, от сына. Локи вздохнул с облегчением и отметил про себя, что ведь отец мог передать его в руки врача и вернуться немедленно в столицу. Однако он остался. О чём это говорит? О заботе, любопытстве или слежке? Царевичу казалось, что если он сможет понять мотивы Одина, то это сильно поможет ему в дальнейшем, но мозги отказывались думать. Чудовищная усталость навалилась на него еще тогда, когда он лег на теплые шкуры перед осмотром, а теперь, когда его судьба хотя бы частично определилась, держать глаза открытыми и разум светлым становилось совершенно невозможно. Царь Асгарда ушел, даже не попрощавшись. Поверженный бог с неудовольствием отметил, что остался наедине с местным шарлатаном. Тот поил его эликсиром, по вкусу ничем не отличающимся от воды, смазывал спину дурно пахнущей мазью. Царевич позволил себе расслабиться и забыться тяжелым сном. Солнце освещало поселение робкими лучами. Все больше и больше асов покидали свои дома и спешили куда-то по только им ведомым делам. В этот раз Один не обращал внимания на приветствия и раболепные поклоны. Он обдумывал решение, которое принял еще по дороге сюда. Каскет — слишком ценный артефакт, чтобы его можно было поручить кому-то ненадежному. А во всех девяти мирах был только один ас, которому Один действительно доверял. Значит, решено. — Где живет Хагалар, мастер магической ветви науки? — спросил Один у проходящей мимо девочки. — Ой! — та аж подпрыгнула от неожиданности. — Всеотец! — Она тут же склонилась в таком глубоком поклоне, что чуть не сломала себе спину. — Вон, вон, вон там, я провожу! Девочка, маленькая, юркая, с живыми лучистыми глазами тут же выпрямилась и принялась бурно жестикулировать, указывая на квадратный дом, расположившийся неподалеку. — Он уже проснулся, я точно знаю. Ты можешь посетить его прямо сейчас, Всеотец! — на лице застыла возбужденная неестественная улыбка. Один поблагодарил ее и направился в указанном направлении. Девица еще долго махала ему рукой и что-то выкрикивала. Прочие асы не обращали на нее никакого внимания.