Локи все-таки будет судить асгардский суд?
Шрифт:
— Яд мне неведом, — подала голос Эйр, оторвавшись от магического сканирования взятых проб крови. — Он такой изощренный. Даже не знаю, где его могли создать, кроме деревни бесконечной магии. А царевич Тор в последнее время часто туда наведывался.
Фригг задумчиво кивнула. Целительница, не посвященная в дела царской семьи, рассуждает верно. Локи расчистил себе путь к трону удивительно бездарно. Она думала о нем лучше.
— Тор упокоится в льду, — повторил Один и хотел было поднять тело, но Фандрал опередил его.
— Позволь мне!
Один не выказал раздражения ни единым жестом.
— Оставайтесь здесь, —
Фригг старалась забыться в размышлениях. Они с мужем так долго решали, стоит ли спасать Локи, что совсем забыли о Торе. Он в последнее время не причинял беспокойств, во всем шел за отцом, был готов на любые подвиги и жертвы. И вдруг его находят мертвым! В постели, будто дряхлого старика, разменявшего пятое тысячелетие.
Незаметно открылась дверь в стене, пропуская Одина и Фандрала. Царь присел на кровать, еще хранившую тепло наследника, Фандрал встал рядом с ним. Один выглядел ужасно, будто собирался отдать Хель свою душу заместо души сына.
— Всеотец, — начала было Эйр, но не закончила.
— Никому не говорить о том, что произошло. Поклянитесь хранить молчание. Я позже решу, что делать.
Стража, Эйр и даже Фандрал, сбиваясь, дали клятвы и удалились: возбужденные, расстроенные, но вынужденные молчать. Фандрал несколько раз оборачивался. Была бы его воля, он остался бы подле тела друга. Он очень любил Тора, но не сберег. Ни родственники, ни друзья ничего не заметили. В конечном счете Тор остался один.
— Идем, Фригг.
Один отвел супругу в их общие покои на самой вершине дворца. Оттуда открывался чудесный вид на столицу. Когда-то в молодости, сразу после замужества, царица любила смотреть на Асгард с высоты птичьего полета. Не говоря ни слова, Один сел за стол и принялся за письмо. Фригг не задавала вопросов. Всё было ясно и без слов.
— Я заигрался, — грузно произнес Всеотец, скрепляя письмо печатью. — Я думал, что нет того, кто превосходит меня мудростью. Я совсем забыл о смерти.
Фригг села рядом и взяла супруга за руку. Только так она могла его поддержать. Никакие слова не залечат ужасную рану.
— Что бы ни случилось, — глухо произнес Один, — не сжигайте тело. Пусть будет так, во льду. Пусть покроется инеем.
Фригг кивнула. Сейчас она видела перед собой не царя Девятимирья, а безутешного отца, которому невероятно, до боли тяжело расстаться с сыном. С сыном, которого растил много столетий, которого любил и в котором видел будущее Асгарда. Если он хочет, чтобы пустая, бездушная оболочка осталась в замке, замороженная, не подвластная разложению, пусть будет так. Она не против.
Письмо, законченное, запечатанное, сиротливо лежало на столе. Один долго крутил его в руках, а потом разорвал на множество
Супруги легли вместе, хотя в последнее время редко делили одну постель. Фригг заснула почти сразу, ощущая радом тепло мужа, которому когда-то отдала невинность и жизнь.
Следующим утром Один не проснулся.
Иногда Хагалару казалось, что всю жизнь он делал неправильные выборы. Один за другим. Прожив несколько тысячелетий — гораздо больше, чем среднестатистический ас, — пережив войну, плен, пытки, — он все же раз за разом делал неправильный выбор. То из-за собственной гордыни, то ради спасения других.
Первым неправильным выбором был побег с хутора Гринольва. Как признался недавно по пьяной лавочке тот самый злополучный Гринольв, Орм был настолько увлечен любимым воспитанником друга, что собирался усыновить его и ввести в семью. Ключевое слово: «собирался», но так и не усыновил. То ли опоздал, и Хагалар сбежал раньше, то ли на самом деле то был лишь пьяный бред, как недавно у Гринольва. Подробностей не узнать, оставалось только верить или не верить бывшему “хозяину”. Который о многом не догадывался. Например, что Орм жив.
С тех пор, как Гринольв напомнил об искренней любви своего друга к воспитаннику, Хагалар потерял покой. Он и в самом деле не знал, где похоронен тот, кого он обожал в пору своего полного ничтожества. Он решил проверить Нифльхейм, потому что вроде бы Орм говорил, что именно там его идеи полукровок приобрели огромную популярность. И Хагалар нашел. Только не могилу, а информацию, которая позволила перенестись в Ванахейм, где Вождь обнаружил вполне себе живого Орма. Старого, но сохранившего удивительно ясный разум, все еще работающего над полукровками для армии инеистых великанов, но не в холодном и промозглом Нифльхейме, а в благословенном мире ванов. Полукровки турсов получались либо с асами, либо с огненными великанами и назывались в таком случае ётунами, но Орм искусственно вывел кучу гибридов, ранее науке неведомых. Своего прежде любимого воспитанника он не узнал, и Хагалар не стал ворошить прошлое. Он помнил Орма мужчиной в самом расцвете сил, а вовсе не стариком. Когда-то он искренне обнимал его, благодаря за очередной подарок, а сейчас предпочитал даже не дотрагиваться. И всё же он не удержался и сыграл злую шутку — рассказал, что Гринольв жив, причем в добром здравии и даже в молодости.
— Это лучшая весть за многие столетия, — тяжело проговорил Орм, и на глазах у него выступили слезы. — Мой друг, которого я предал и бросил, которого не нашел и оставил на произвол судьбы. Судьба милосердна к нему. И я буду спокоен.
Хагалару не казалось, что Орм как-то особенно переживал прежде из-за отсутствия известий о любимом друге, но язвить не стал.
— Мне передать ему что-нибудь? — спросил он доброжелательно.
— Нет, не нужно, — покачал головой Орм. — Пусть считает, что я мертвый. Ведь скоро и так помирать. Асы вечно не живут. Пусть будет счастлив с молодой женой и любимой армией. Эх, где мои три тысячи лет!