Локи Выдумавший обман

Субботина Айя

— Куда едем? — спрашивает еще раз, потому что я продолжаю молчать, и потому что меня основательно трясет.

Ответ уже есть в моей голове, но он настолько безумный, что я боюсь произнести его вслух и просто стучу пятками по полу, все больше набирая темп.

— Овечка? — еще раз напоминает о своем существовании.

Поднимаю голову. У него такой взгляд… Точь-в-точь как моих снах. У человека не бывает таких глаз. Как будто там, за зрачками, прячется демонический туман. Такой взгляд невозможно придумать, его можно увидеть — и запомнить на всю жизнь.

Мужчина

чуть подается вперед, темные волосы падают на лоб, пряча взгляд в острых тенях. Такой красивый, что у меня сердце заходится сумасшедшим ритмом, и хочется сжать его в ладонях, как испуганную птицу.

— Куда едем, Александра? — снова интересуется он, даже не пытаясь скрыть свой сосредоточенный на моих губах взгляд.

— Ты знаешь мое имя, — продолжаю шептать я.

Нормальные девушки в таких случаях вспоминают о маньяках и преследователях, быстро выбрасывают блажь из головы и убегают за тридевять земель. Желательно попутно громко зовя на помощь. А я — ненормальная девушка, потому что от осознания того, что он знает, как меня зовут, на глаза наворачиваются слезы. И в груди болит так сильно, словно с души слетает цементная скорлупа, и под каждым сколом кровоточат оголенные нервы.

— Поехали к тебе, — говорю твердо и уверенно, ни на секунду не сомневаясь, что наша встреча — только первое из многих открытий, которые меня сегодня ждут.

Глава пятьдесят первая: Александра

По дороге до его дома я понимаю, что уже знаю, куда мы едем. Знаю, что он живет в большом новом небоскребе, который выстроили совсем недавно. Живет на самом верхнем этаже и часто любит смотреть на город через панорамные окна. Так же, как любила смотреть я.

Мы отваляем машину на стоянке, заходим в холл и дальше — к лифту.

Консьержка провожает меня неодобрительным взглядом, но я посылаю ей самую позитивную улыбку. Люди злые и завистливые от того, что их никто не любит, и потому что в их жизни плохого больше, чем хорошего. А у меня сейчас такая эйфория, что готова обнять и поцеловать весь мир.

Мы долго стоим около лифта: мужчина чуть позади меня, за плечом. Его дыхание щекочет плечи и шею, и когда я немного поворачиваю голову, то в ответ слышу его довольно властное:

— Не шевелись, Овечка.

Я почти не чувствую его прикосновений: только легкий шелест лент корсажа, характерный звук молнии. Хочется, чтобы пальцы были выше, притронулись хоть бы к кусочку оголенной кожи, как будто от этого зависит моя жизнь.

Дверь лифта открывается, мужчина подталкивает меня зайти внутрь. Я делаю шаг — и платье сползает на пол ненужной тряпкой. Оно — как кожа, которую сбросила прежняя я, чтобы стать кем-то другим. Смотрю на испачканные дорогие кружева и в груди совсем ничего не ёкает, хоть еще вчера я чуть ли не ритуальный индейский танец вокруг него выплясывала, воображая, как войду принцессой в новую счастливую жизнь.

Оказалось, что в свое счастье Александра Романова должна войти… почти голой.

Поворачиваюсь сразу же, как только створки лифта закрываются

за нами.

Мужчина наваливается плечом на стенку, скользит взглядом по моим ногам, задерживается на белоснежном треугольнике трусиков, выше — на живот, грудь, шею. Снова фокусируется на моих губах, и я непроизвольно облизываюсь, потому что в голову ударяет невыносимая потребность… Чего? Господи, я не знаю чего!

— Александра… — Мужчина зло втягивает воздух сквозь зубы. — Я, блядь, шесть месяцев… Без тебя… Подыхал каждый день! А ты замуж собралась?!

— Классно злишься! — Чувствую, как у меня мгновенно загораются щеки. От радости, от какого-то больного на всю голову счастья, от пузырьков возбуждения, которые щекочутся под кожей и не дают сосредоточиться ни на одной трезвой мысли.

Он хватает меня за плечи, впечатывает спиной в стенку лифта и прижимается всем телом, как будто хочет втянуть меня в себя, словно я — соринка, а он — желейный пудинг.

И я заливисто хохочу от пришедшего в голову образа. Обнимаю знакомого незнакомца за шею, подтягиваюсь — и он легко угадывает мои желания: подхватывает под бедра, поднимает без всякого труда и громко выразительно стонет, когда я обхватываю его замком из ног.

— Мое имя, Овечка, — требует мужчина, дразня меня горячим дыханием на чувствительной коже моих губ. — Как меня зовут?

Я мычу, тянусь к нему с жадными поцелуями, но от уворачивается и, в конце концов, просто обхватывает мое скулы пальцами, фиксируя голову в одном положении. Наощупь находит красную кнопку «Стоп» и бьет по ней ладонью. Кабинка замирает, свет становится тусклее.

— Имя, мой Бермудский треугольник, я хочу трахать тебя, а не твое тело.

В этих бессмысленных на первый взгляд словах скрыт особый код, который я должна разгадать.

— Мы будем… заниматься любовью? Здесь?! — Я немного паникую.

— Когда ты будешь лежать в моей постели, Овечка, я обязательно напомню тебе все, что говорил и о занятиях любовью, и о сексе, и о других вещах, которые нормальный здоровый мужчина делает со своей женщиной.

Я неуверенно выдыхаю, и он вопросительно вскидывает бровь.

— Понимаешь, — я краснею, мне жутко стыдно, но почему-то нет ни единого здравого повода не озвучить вслух свои опасения. — Не хотелось бы лишиться девственности в лифте. Даже таком… — провожу взглядом по зеркалам и отделке из дорогой древесины и бархата. — Шикарном лифте.

Мужчина отстраняется и смотрит на меня так, будто у меня внезапно заколосились лосиные рога. Если бы не желание ни за что не размыкать рук у него за шеей, я бы обязательно проверила, не выросло ли ничего на моей светлой головушке.

— Что? — настороженно переспрашиваю я.

— Ты девственница?

— Вот уж не думала, что придется за это оправдываться, — злюсь в ответ на его недоумение. Бью его пятками по копчику, а когда он начинает до неприличия громко хохотать, просто зверею: — Хватит вести себя, как засранец! Я тебе не какая-то там девочка с Улицы красных фонарей! Я, если хочешь знать, буду хирургом! Прославлю нашу фамилию, между прочим!