Ломать – не строить, душа не болит
Шрифт:
– В соседней комнате набрана бочка с теплой водой, иди отмойся, – приказал он, подбирая свою одежду.
Эсмина, прикрывшись разрезанной рубахой, покорно скользнула в смежную комнату, едва успев закрыть за собой дверь, всё-таки разрыдалась.
Брезгливо переступив какую-то лужу на полу, она оторвала край рубахи и, смочив его, начала аккуратно оттирать подсыхающие потеки.
– Не опорочил, – едва слышно шепотом девушка уговаривала себя не плакать, – только поиграл. Игрушка же не становится хуже, если кто-то поддержит ее в руках. Нет. Значит, всё
***
Дориан оделся и, приоткрыв дверь, приказал принести целебную мазь, а потом уселся в кресло, потягивая заранее оставленное на столе кислое вино. Сильно пьянеть он не любил, но для расслабления тела алкоголь пил. Солдаты не понимали, почему господин предпочитает какую-то кислятину вместо самогона, которым перебивались они сами, или рома, которым баловались офицеры.
Однажды один дерзкий генеральский сынок в шутку спросил у императора:
– Почему вы не пьете вместе со всеми? Или бабам не положены крепкие напитки?
Дориан мог бы, и убить щенка за такую дерзость, но он лишь рассмеялся:
– Спорим у меня длиннее, чем у тебя? А если все же длиннее и я, по-твоему, баба, то ты тогда кто? Девочка лет пяти?
В конечном итоге под раскатистый смех вояк спор все же был решен. Больше к императору с такими шутками не лезли. Да и пить крепкие напитки уже почти не предлагали.
Осталось меньше чем полбутылки, когда слуга принес мазь и ужин, а пленница так и не вернулась.
– Убила она там себя, что-ли?! – пробурчал император и направился к двери.
Войдя в комнату для мытья, он хотел рассмеяться, но лишь стоял и улыбался, глядя на спящую в углу, в жутко неудобной позе, девушку.
Эсмина отмылась, завернулась в мягкую ткань для обтирания тела, но выйти так и не решилась. Она уселась на небольшой стульчик, стоявший у дальней стены, сжалась в комочек от усталости и нервов, уснула.
Император подошел и аккуратно взял девушку на руки. Она всхлипнула, но не открыла своих прекрасных глаз. Отнес на кровать и укрыл теплым одеялом, а сам улегся рядом, чтобы смазать воспалившиеся следы на запястьях и уже взявшуюся коркой рану на нежном плече.
Эс… она понравилась ему горячо и искренне. И хуже всего, что он начал это понимать. Любуясь спящей девушкой, мужчина вовсе забыл об ужине, оставленном на столе, об оружии, брошенном так, что ворвись кто-то в комнату, он не успеет схватиться даже за этот короткий, неудобный, но необходимый в городе меч.
Дориан нежно убрал с ее лица пряди так грубо и небрежно отрезанных волос. Аккуратно подсунул руку под маленькую девичью головку и, прижав ее к себе, закрыл глаза.
Принцессе вдруг стало так тепло и уютно, что она всем телом прильнула к лежащему рядом мужчине.
– Папочка, – тихо позвала девушка, не открывая глаз, и снова провалилась в сон.
Лесной король, как ни в чем не бывало, сидел на своем любимом кресле в кабинете и разбирал письма.
– Отец, – обратилась девушка, подходя ближе, – вы звали меня?
–
Эсмина покорно уселась на краешек письменного стола.
– Только не очередной жених, пожалуйста, папочка, я умоляю тебя, дай мне выбрать самой!
– Время игр закончилось Эс. Раз уж тебе не повезло умереть в бою, и ты теперь просто рабыня, так будь хороша во всем. Ты прекрасно образована, умная, сообразительная… Не позволяй своему упорству погубить тебя, дочка.
– Я постараюсь,– пообещала она, но не смогла сдержать слез.
– Будь умницей, я передам привет маме. Наверняка она меня заждалась.
Образ отца начал стремительно таять, но он добавил:
– Уговори своего хозяина похоронить нас, негоже чтобы лесной народ до весны клевало воронье…
Принцесса всхлипнула и проснулась, накрепко зажатая в объятиях сильных рук.
Дориан во сне снова звал мать. Давно уже он ее не видел.
Императору опять было десять лет, он сидел в будке любимого волкодава и скрывался от отцовского гнева.
Дарина заглянула в отверстие для входа.
– Сынок, идем обедать. Навсегда спрятаться не получится, – сказала она. Дориану всегда нравилась её жемчужная улыбка, такая красивая, такая нежная… Он вышел из своего убежища и прижался к ней.
– Мой мальчик… – Она аккуратно касалась его щеки, на которой красовалась воспалившаяся ссадина. В этот день юный наследник империи провинился серьезно. Он пробрался к клеткам и выпустил три десятка рабынь. Поймали только пятерых. Отец был в ярости, он наотмашь хлестнул сына по лицу, массивным перстнем содрав кожу на щеке мальчишки.
– Решила из маленького мужчины сделать тряпку? – спросил нашедший их император Цверг. Дориан задрожал всем телом, он знал, что будет дальше.
Отец схватил его за ухо, а мать за волосы и потащил в комнату. Было больно и страшно, но мальчик лишь стиснул зубы, готовый принять наказание. Заранее подготовленные розги, уже ждали, разложенные на лавке в углу. Ведро с солёной водой ждало рядом…
Три десятка ударов по спине. Крик матери. Его собственный голос. После этого Дориан две недели лежал в бреду, а когда очнулся, ему сообщили, что мамы больше нет…
– Зачем ты мне это показала? – спросил он, сидя у небольшого камня, под которым покоилась та, кого он любил сильнее всего на свете, – Мама, ответь, ты нужна мне!