Лондон в огне
Шрифт:
Разведчик вытянулся на своем месте — крышку от того проклятого гнилого сундука давно выкинул, доски подровнял, а подстилочное тряпье всё воинство поменяло — от вшей доставленная Мином присыпка спасла, с клопами было не так неоднозначно, но пока кровопийцы отступили на заранее подготовленные позиции. Жить и спать можно. Кстати, плед — весьма уютная разновидность одеяла.
Но что-то не спалось. В башке роились планы, а после обеда на явочную встречу идти, да и вообще нужно перебираться ближе к своим. Хватит всякие паровозы бессмысленно портить и
Вот не умеют чистотники нормальную зажарку готовить: говядина, паучье филе и грибы получаются жирнющими до полной невозможности. Надо бы запить, да продышаться.
Переступая через посапывающих бойцов. Мин вышел в коридорную галерею, где на кривых стеллажах громоздилось наваленное и навешенное армейское имущество. Сумки диверсанта висели на месте — герои Крыла Чистой Ночи тырить даже у человеческого врага считали сугубым западном. Ну вот как такие чистоплюи еще живы, а?
Возле сумки и всякого невостребованного припаса сидели гости — Чернонос с кем-то из своих дружков. Мин, при всем уважении к крысиному племени, мог узнавать только хорошо знакомых крысов.
— О, здорово! Ну и как она, жизнь-то? — поприветствовал союзников лазутчик
Судя по отзвукам мысле-настроения, бытие у длиннохвостых протекало стабильно. Мин щедро отрезал гостям колбасы, насыпал печенья — армейцы-чистотники все равно принесёнными продуктами брезговали. Крысы перекусили, Чернонос пытался донести до бесхвостого знакомца какую-то мысль о королеве, (если правильнее Хозяйке-под-везде-древней-Она), но на таком тонком уровне общения уяснить «что и как» было сложно. Решили попозже переобсудить. Мин открыл бутылку «Швепса» и налил гостям на пробу. Пузырьки газировки крысам были интересны, вкус напитка не очень.
— Тоник, освежающее, тонизирующее и профилактическое средство. На любителя само собой, — пояснил Мин и пошел провожать гостей.
В охранной галерее выяснилось, что часовой не совсем четко следует статьям устава караульной службы — в смысле, плачет на посту. Замолкла, правда, мигом, но что уж тут — слыхали.
— Случилось что? — спросил Мин.
— Нет! — сипло отрезала Зу. — Ты, шлямбур, по делу идешь или так шляешься?
— Вот, провожал связных, — Мин указал вслед тактично проскользнувшим мимо поста крысам.
— Связные… — гремлинка фыркнула. — Вот дикие вы в своем лесу.
— Диковаты, спорить не буду, — согласился полукровка. — Но логики со связными что-то не прослеживаю.
— Что тут следить? Люди, крысы, а вам всё равно с кем пищу делить, — брезгливо просипела часовая.
— Не то чтоб уж совсем все равно. Хотя опять не домысливаю — с людьми, понятно, война. А с крысами что не так?
— Так крысы же! Хвосты такие ужасные, — скривилась Зу.
— Хвостов боишься, что ли? — удивился Мин и уловил отзвук отдаленного крысиного изумления — Чернонос подслушивал за поворотом галереи — не из вредности, а просто по природному любопытству.
— Ничего я не боюсь! — возмутилась гремлинка. — Я людей сроду не пугалась, а тут мелкие крысы.
— Ну да, были бы те хвосты пушистыми и маленькими, тогда иное дело, — согласился Мин. — С хомячками каждый рад подружиться.
— Насмехаешься? Людям служишь, у них и понабрался глупых шуточек.
— Да я и сам могу неудачно пошутить. У меня с чувством юмора не очень. Юность была бедная, скупая.
— А сейчас щедро живешь? Хорошо кормят хозяева?
— Я сам кушаю. И пропитать себя вполне способен. А с людьми, да, дружу и в близком родстве.
— Гадости взялся намекать? — яростно засипела Зу. — Совсем стыда нет.
— Я не в том смысле. У меня сестра — человек. Названая, конечно, но как родная…
…Мин объяснял, как познакомились с Ашей, как пришлось помогать друг другу, потом про маму-Эле и как руку лечили, как жениха перевоспитывали. Потом про войну и интересную свиноводческую науку. Гремлинка пофыркивала, но слушала. Потом сдавленно заявила:
— Очень глупая сказка.
— Не особо сказка, — пожал плечами Мин.
— Значит, тебе просто неправильные людишки попались.
— Ну, это вполне может быть. Вообще-то, такие неправильные не исключения. Я со многими знаком.
Зу молчала, глядя в бесконечную тьму галереи.
— Сильно болит? — спросил Мин.
— Раздергала я шею ночью, — едва слышно признала Зу.
— Ну и хватит дурить. Тебе мазь хрен знает откуда передавали, а ты как нарочно от лекарства нос воротишь. Попробуй, голова-то не отсохнет.
— Да хоть бы и отсохла, — сдавлено прошептала гремлинка. — Но я человечье снадобье никогда в руки не возьму! Враги они, и…
— Тьфу! Сгниешь заживо, дура! Откуда такие предрассудки у нормального подземного жителя?!
— Не возьму! Не дотронусь!
Девчонка беззвучно плакала, а до Мина вдруг доперло — она не мази боится. Она свою шею и повязку тронуть боится. Что и понятно: судя по запаху и виду, там корка коросты в два пальца толщиной.
— Давай так, с поста сменишься — я тебя сам намажу и забинтую. Мне пользовать приходилось, и фейри, и людей. И в свинарнике, опять же, ветеринарстовал. Я непривередливый. А мазь, кстати, через многие руки сюда шла. И через колдовские, и через ведьменские, даже оборотень к передаче свою загребущую длань приложил. По сути, уже вовсе и не такая уж человечья мазь. Что тут спорить? Тоника хочешь? Тебе, как нездоровой, хинин только на пользу.
— Что плетешь, шлямбур человечный? Уж эту отраву точно люди делали.
— Напиток индийский. Кто такие настоящие индийцы — вообще непонятно. Лично я ни с одним индийцем не знаком, только по сказкам их и знаю. Если они и люди, то точно не здешние. Рот прополощи и горло пробулькай — а то сипишь и слова не понять.
Глотнула, не развалилась. Мин оставил дурехе бутылку и пошел готовиться к врачеванию. Где-то в залежах ненужного армии барахла имелась бутыль виски. Воды надо бы накипятить и обе лампы проверить…