Лорд Байрон. Заложник страсти
Шрифт:
Следующие несколько дней в душе Аннабеллы боролись рассудок и слепое чувство к Байрону. Он обладал неотразимым обаянием, которое, дай она себе волю, вновь заставило бы ее вернуться к нему, несмотря на все причиненные страдания. Позднее она писала: «Были минуты, когда решимость уступала место страсти, и я была готова позабыть себя, ребенка, свои принципы и вернуться к человеку, который отверг меня». Наивная Августа присылала ей отчет о всех поступках, словах и недомолвках Байрона, которые считала доказательствами его безумия. 19-го числа Аннабелла написала ей:
«Думаю, он был так доволен моим вторым письмом из-за одной фразы, подтверждающей мою неизменную любовь
Составив обвинения против своего мужа, Аннабелла находилась в таком взвинченном состоянии, что чуть не заболела. Она писала Августе: «Я пыталась избавиться от своих мучений, написав обо всем Байрону в письме, которое ты должна внимательно прочесть… Да благословит Господь тебя и его!» Однако Аннабелла не отправила это письмо. На следующий день она написала: «Наверное, я вновь наступлю на те же грабли». И 20-го числа: «…мое присутствие тяготило его с того самого момента, как мы поженились, и даже в хорошем настроении он стремился находиться подальше от меня… Если бы мы продолжали жить вместе, то сошли бы с ума». Далее Аннабелла жалуется: «Поистине я не сделала ничего, что бы противоречило долгу, и все же чувствую себя так, словно должна получить приговор от судьи в черном балахоне…» Это было написано в тот день, когда ее мать уехала в Лондон с документом, который, как опасалась Аннабелла, навсегда решит ее судьбу.
Но именно потому, что Аннабелла всегда повиновалась чувству долга, Байрон с таким облегчением вернулся к холостяцкой жизни, прежде чем неспешно начать избавляться от своего дорогого дома (он уже задолжал полугодовую аренду). Байрон и не подозревал о надвигающейся угрозе. Два нежных письма от Аннабеллы польстили его самолюбию, убедив его, что жена скучает без него, однако он по-прежнему доверял переписку с ней Августе.
Спустя два дня после отъезда жены Байрон ужинал в компании и пил бренди до двух часов утра, несмотря на предупреждения Ле Манна о том, что его печень в плохом состоянии. Байрон сказал Хобхаусу: «Они хотят, чтобы я поехал за город. Я так и сделаю, но не сейчас. Если бы леди Байрон была одна, я бы не колебался, но я не терплю леди Ноэль».
Однако Байрон по-прежнему легко выходил из себя. Когда сэр Джеймс Макинтош сказал, что если Байрон не хочет принимать денег за свои произведения, то может попросить Меррея передавать их более нуждающимся авторам, например Годвину, Кольриджу и Мэтьюрину, Байрон с радостью согласился. Но когда Меррей начал возражать, Байрон с жаром ответил: «Разве вы не давали мне слово, что я могу поступать с вашими деньгами так, как мне заблагорассудится? И какая вам разница, потрачу ли я их на проститутку, оставлю ли в больнице или дам талантливому автору, оказавшемуся в трудном положении?» Байрон забрал свои рукописи, но потом пожалел об этом. Неделю спустя он пришел в себя настолько, чтобы сказать Ли Ханту, который вел переговоры с Мерреем насчет издания «Истории Римини»: «Не сомневаюсь, что он поступит с вами по справедливости, он в целом хороший человек, а его недостатки – просто воздействие его ремесла».
Тем временем леди Ноэль обратилась к сэру Сэмуэлю Ромилли с обвинительным списком своей дочери. Он посоветовал не позволять Байрону ни минуты жить в Керкби и передать дело юристу по гражданским делам. Леди Ноэль обратилась к доктору Стивену Лашингтону, известному юристу Темпля (лондонского общества адвокатов. – Л.М.), который лично заинтересовался делом леди Байрон и стал ее пожизненным консультантом.
22 января Августа, предпочитавшая верить в «болезнь» Байрона, а не в его «порочность», настолько утратила объективность, что стала видеть признаки сумасшествия во всех поступках брата. «Прошлым вечером он заметил, что хорошо бы Джордж (Байрон, кузен. – Л.М.) уехал жить в Сихэм, как в свой дом. А до ужина он назвал себя «самым великим человеком из всех живущих». Джордж со смехом ответил: «Кроме Бонапарта!» На что Байрон сказал: «Боже, не знаю, что бы я сделал, если бы был им». Меня поразил его дикий взгляд».
Становится очевидно, что Байрон пытался уязвить своего кузена, у которого почти не было чувства юмора, как и у Аннабеллы. Вскоре после этого Джордж обвинил его в жестокости по отношению к жене и намекнул, что ее родители примутся защищать ее. Байрон «прервал его бурными криками негодования и произнес: «Пусть попробуют! Для меня это будет великий момент». Но одно дело – шутливо рассуждать о подобных делах, и совсем другое – столкнуться с суровой реальностью. Подобно своей жене, Байрон страдал раздвоенностью натуры.
Сообщение Ле Манна 20 января о том, что он «не обнаружил признаков безумия», лишило Аннабеллу последней надежды, поскольку она поняла, что теперь они должны расстаться. Леди Ноэль в сопровождении мисс Дойл и миссис Клермонт 28 января прибыла в Керкби с письмом от сэра Ромилли, где предполагалось мирное расставание. Сэр Ральф сделал копию и отослал ее Байрону. В день отправки письма служанка Аннабеллы, миссис Флетчер, заметила, что ее госпожа «очень расстроена и ни на что не реагирует». Августа, опасаясь воздействия письма на своего брата, перехватила его и отослала Аннабелле, умоляя ее еще немного подождать. Сэр Ральф в сопровождении миссис Клермонт направился в Лондон и 2 февраля поручил передать Байрону письмо лично в руки. Была пятница, день, который Байрон считал неблагоприятным для дел. Повинуясь внезапному импульсу и долго не получая вестей от Аннабеллы, он как раз приказал готовить экипаж, чтобы в субботу ехать в Керкби.
Его удивление и волнение при прочтении письма были неподдельными. «Недавно, – читал он, – мне стали известны обстоятельства, которые убеждают меня, что ваше поведение не может обеспечить вам дальнейшей счастливой жизни с леди Байрон, и я еще больше убежден в том, что после ее отъезда из вашего дома и обращения, которому она подверглась, находясь под его крышей, те, на чью защиту она возлагает свои надежды, не могут позволить ей вернуться к вам». Сэр Ральф написал о своем желании вынести дело на общественное обозрение, но чтобы расставание произошло без лишних свидетелей.
Вспомнив их жизнь в Лондоне в последние дни и нежный, шутливый тон писем жены, Байрон не поверил, что она является инициатором разрыва, и попросил Августу поговорить с ней. Сэру Ральфу он ответил искренне и сдержанно: «Леди Байрон не была изгнана мною из дома, как вы можете подумать. Она покинула Лондон по совету врачей… Правда, что до этого я предложил ей временно поселиться с родителями. Основания для этого были очень просты, а именно стесненные обстоятельства и невозможность содержать дом. Все это легко может подтвердить леди Байрон – сама честность».