Лорд Очарование
Шрифт:
— Я уже проследил, чтобы за меня отмстили. Тебе и твоей ведьме, и всем, кто посмел вмешаться. Когда он придёт, вспомни меня. — Рука Жан-Поля ухватилась за ворот дублета Моргана как раз в тот момент, когда из его горла послышались хрипы. — Вспомни меня…
Пэн прислушалась, но услышала всего лишь слабое шипение. Сознание покинуло яростный взгляд Жан-Поля. Ничего не видящие, коричнево-чёрные глаза уставились на неё. Морган провел рукой по векам, закрывая их, и она отвела взгляд. Дрожа, девушка прислонилась к Моргану, запоздало отреагировав на схватку. Всё тело Пэн задрожало, как только она осознала, как близок был Морган
— Иисусе, — пробормотал он. Морган прижал её к своему телу. — Если бы он убил тебя, я не…
Сквозь завесу ужаса, охватившего её, Пэн услышала, как Морган остановил себя. Она собрала остатки самообладания, чтобы воспротивиться желанию броситься к этому мужчине и разрыдаться у него на плече. Проглотив ком в горле, она выпрямилась и поднялась на ноги. Пэн глубоко вдохнула и решительно отодвинулась от Моргана.
— Мы чуть не погибли, милорд, но я благодарю Бога, за то, что все мы живы.
Он как-то странно посмотрел на неё. Его голос понизился, и речь стала более резкой и отрывистой.
— Ты спасла мне жизнь. Ты рисковала своей, делая это.
Она услышала удивление или неверие?
Он приблизился.
— Давай покончим с притворством, Пэн.
Она отпрянула от него и направилась к Дибблеру.
— Каким притворством?
Становясь на колени перед капитаном охраны, она осмотрела его рану, которую он к этому времени уже попытался перевязать. Она услышала, как Морган выругался, а затем занялся связыванием охранников Жан-Поля. Пэн сдерживала себя от рыданий, заботясь о своих людях и подавляя попытки Сниггса и Дибблера обвинить друг друга в том, что не смогли остановить Жан-Поля.
Сниггс простонал.
— Позвольте нам убраться отсюда, госпожа. Здесь обитают призраки безобразных язычников.
Они с Морганом мало говорили, готовясь к отъезду, кроме одного раза, когда он приказал ей не говорить о своём видении в стоячих камнях. Если бы она не пребывала в таком смятении, то рассмеялась бы. Зачем надо было предупреждать её об опасности раскрытия таких вещей? На ее взгляд это божье провидение с какой-то целью принесло Моргана на Покаяние. И она не могла придумать никакой другой цели, кроме как заставить её страдать. Однако Морган, казалось, более всего не желал исследовать свои впечатления, и она боялась этого так же сильно, как и он.
Возвращение в Хайклифф проходило медленно из-за раненых и пленников. Пока Пэн размещала раненых, Морган закрыл людей Жан-Поля в камерах Башни Святого и предал тело священника земле во временной могиле у деревенской церквушки. Если Жан-Поль ещё не оказался в аду, то, скорее всего, корчился от осознания того, что застрял здесь среди английских еретиков.
Пэн задавалась вопросом, что будет дальше с Жан-Полем, она не могла вообразить Моргана, пишущего Кардиналу Лотарингскому нечто подобное: «Ваше Высокопреосвященство, я только что убил вашего эмиссара; пожалуйста, пошлите кого-нибудь за его телом». Или, могла? Морган был гораздо жёстче и менее миролюбив, чем Тристан. В конце концов, она смогла вообразить его, нахально делающего нечто подобное.
Какими бы ни были его планы, она была уверена, что он и не подумает посоветоваться с ней. Опустошенная, в более унылом настроении, чем когда-либо с тех пор, как потеряла Тристана, Пэн удалилась в свою спальню, приняла ванну и залезла в кровать
Она проснулась следующим вечером, когда длинные тени опускающегося солнца накинули золотистый покров на замок. Нэни принесла новость о том, что судно Моргана вернулось из чёрного шквала с незначительным ущербом. Пока Нэни помогала её одевать, Пэн пробежалась взглядом по крышам, по стенам замка, по голубятне. Видл пересекала двор позади стада свиней. Ей даже удалось услышать нежное воркованье птиц в голубятне.
Так же стремительно, как летит молот на наковальню, у нее упало настроение. А ведь мгновение назад она так любила свою жизнь среди разношёрстных и шутовских обитателей Хаклиффа. Да ведь даже Пондер Кутвелл доставлял кое-какие радости. И как следствие его глупости — вскоре после её возвращения из Англии он послал ей ещё одно предложение о браке. Теперь даже мысль о том, чтобы изгаляться над Кутвеллом, не принесла облегчения её разбитому сердцу. Она подошла к другому окну и мельком осмотрела почти лишённый растительности сад замка.
Дверь в стене сада открылась, и между рядами грядок с травами прошлась Твисл с корзиной на руке. На грядках было полно яркого зелёного падуба. Падуб. На носу Декабрь и святой праздник. Обычно она выступала в роли Лорда Мисруле, [102] ведь никто не мог сравниться с ней в устройстве шумного веселья и представлений с ряжеными. В этом году она назначит кого-нибудь другого. В этом году в её душе не было веселья.
Её глаза наполнились слезами. Она торопливо вытерла их, бормоча самой себе: «Хватит, Пенелопа. Хватит жалеть себя. Что, если Морган увидит тебя? Святые, ты хочешь, чтобы он узнал правду?»
102
В старой Англии глава рождественских увеселений.
Её руки замёрзли и онемели от холода. Она потёрла их друг о друга, затем сжала их перед собой и отчитала себя. Разве не поняла она, что Морган решил помучить ее? Мужчина приучал женщин поклоняться себе, он был так удивлён и раззадорен её отказом подчиниться его желанию. Извращённое, злое существо. Он признал, что не любит её, но при этом чувствовал себя в праве использовать её для своего собственного наслаждения. Со сколькими женщинами он вёл себя подобным образом?
Она не забыла замечание лорда Монфора обо всех тех английских дамах. И Леди Энн. И Марии.
Похотливый распутник. В Пэн вспыхнул гнев. Это праведное неистовство растопило вызванный горем холод в её душе. Она ощутила покой в сердце, когда вместе с холодом ушла её боль, и это дало ей возможность подумать о том чтобы выйти и предстать перед миром вне её спальни… и Морганом.
В чём она нуждалась, так это в плане, который заставил бы Моргана поспешить с отъездом. Он должен уехать прежде, чем её сопротивление падёт, и она окажется у его ног. Она чувствовала свою уязвимость, и понимала, что не сможет долго сопротивляться его присутствию. Каждый раз, когда он смотрел на неё тем пристальным чёрным пылающим взглядом, каждый раз, когда он двигался в том запутанном танце, делавшем его походку какой-то особенной, — она испытывала такую боль, будто кто-то вонзал ей кинжал в сердце.