Лоскутная кожа
Шрифт:
– Что ж, удачи им в поисках. Эти твари непостоянные, как малые дети. Трудно оставаться серьёзным, когда у тебя за спиной вечность и столько же впереди.
– А ещё любят менять облик, – добавил, окончательно распалившись, Хранитель.
– Это ж искать иголку в стоге сена, – насупился Вроцлав. Кажется, даже он проникся серьёзностью ситуации. – Да ещё и будучи слепым.
– Да. Но ведь никогда не знаешь, вдруг она лежит на самом видном месте. К тому же их достаточно много, послушников. А эти твари любят жить среди людей, питаются нашими чувствами – следовательно, стараются держаться рядом, на острие событий. Таких-то
***
Ветер тихо шептал в ночи, тоскливо шелестя сухой травой. Одинокая фигура, появившаяся на самой границе света от костров, едва ли не сливалась с царившей вокруг мглой.
– А ты кто такой? – хором спросили пьяные голоса. Рассевшиеся вокруг пляшущего огня люди заметно напряглись, впрочем, лишь немногие из них смогли, с заметным трудом, встать на ноги и взяться за оружие.
– Я из третьей сотни, – ответил пришлый, словно в подтверждение своих слов махнув рукой. Десятки мутных глаз проследили за ней до расплывчатых пятен по ту сторону поля. Наконец самый трезвый из них, в форме десятника, в раздумье пожевал усы и удовлетворённо хмыкнул.
– Тогда подсаживайся. Я слышал, ваши рубаки были на левом крыле, ага? Было жарко.
– Ещё как, – подтвердил чужак, расправляя полы тяжёлого плаща, чтобы удобнее сесть. Привычные к походной жизни воины сидели прямо на земле, радуясь хотя бы тому, что сегодня разрешили разжечь огонь. Смятые, словно пожёванные великаном, доспехи, грубо заштопанные раны, осунувшиеся от голода и страха лица – война затягивалась, и солдаты обратились в побитых жизнью блохастых дворняг.
– Я смотрю, ты из благородных, – проговорил десятник, уступая один из своих тюфяков. Забродившее пиво путало его уставшие мысли сильнее горячки недавнего боя. Впрочем, после стольких недель лишений было бы бесчеловечно требовать от них хранить трезвость. – Офицер или чё-то такое… Ну ты садись, садись, мы как раз байки травим. Сегодня у нас много гостей.
– Да, больше обычного, – усмехнулся он, задумчиво рассматривая хмельную муть на дне стакана, который как по волшебству оказался в его руке. Несмотря на природную неприязнь простолюдинов из ополчения к знатным командирам, солдат нельзя было упрекнуть в негостеприимстве. Совместно пролитая кровь прощала всё. – Так кто здесь у вас собрался?
– Ну вот сам посмотри, – надувшись от гордости, какая присуща любому хозяину удавшегося пиршества, десятник широко развёл рукой. – Вот они, орлы мои. Прибавилось в отряде последние недели, почти три десятка. Красавцы, все как один. Вон, в смешных шапках, сидят наши спасители, копейщики. Их немного, парней изрядно потрепало, но конницу они сдержали славно.
– С вас причитается, – сурово заметил один из них, с почерневшим от неясной болезни лицом. Второй молча кивнул, немигающим взглядом всматриваясь в растворяющиеся в ночной мгле отблески костра. Спутанные седые волосы, будто белёсые черви, неряшливо вылезали из-под меховой шапки. Внимательный взгляд чужака задержался на свежей ране от уха до рта. Толстые нитки торчали в разные стороны, будто белёсые черви. Чужак поморщился.
– Само собой, – усмехнулись другие, которых было так же много, как и людей десятника. Самодовольные и весёлые, они походили на неуместно радостных наследников на похоронах богатого, но нелюбимого дяди. – Но сначала пусть закроют долги перед нами, лучниками.
– Скольких спасли, стольких сами и положили, – отмахнулся десятник, делая щедрый глоток. Его люди, громко крикнув что-то бессвязное, вновь попытались встать, но лишь упали в общую кучу, обидно и нелепо. – Тихо, парни, тихо. Не хватало ещё сломать шею на привале. Полно вам.
– Да твои пьяницы с собственными ногами не могут совладать, куда уж им драться, – продолжали звонкоголосые насмешники.
– Сядьте на место, парни! – не выдержав, рыкнул он. Грозно оглядев собравшихся, он продолжил кричать. Пляшущая на шее жилка была готова разорваться в любое мгновенье. – И вы тоже хороши. Вы тут гости, не забывайте! Всех касается.
Казалось, тишина, нарушаемая лишь нестройными песнями от соседних кострищ, не закончится никогда. Только сырые поленья недовольно трещали в огне, расплёскивая во все стороны шипящую смолу. Наконец один из копейщиков пробурчал какую-то шутку, понятную только пьяным, мгновенно вернув всеобщее веселье.
– Не подскажешь, где тут у вас палатки с ранеными? – тихо, почти шёпотом, как бы между делом поинтересовался чужак. Десятник, в гордом одиночестве продолжавший хранить обиду напополам со злобой на гостей и самого себя, ответил не сразу.
– Само собой, милсдарь. – пробурчал он, потирая глубокий шрам на щеке. Яркие тени подчёркивали этот изъян, что казалось, будто щеки не было вовсе – просто дырка, сквозь которую можно увидеть кости. Чужак закашлялся и отвернулся. – Вам вон по той тропке, как пройдёте половину стоянки, там телеги будут. Тута и поворачивайте налево, не заблудитесь. Если что, спросите дорогу, у нас тут полно народу. Не так чтобы как у вас, ваша сотня почти в самом центре, а мы нынче крайние будем. Но зато все толковые и не пьют особо. Караульные же, почитай, если что – на нас первым враг и нападёт. Возвращайтесь ещё, милсдарь, всегда рады.
Глава 2
Откинув рваный полог, он шагнул в кружащийся дымом благовоний полумрак. Десятки оплывших свечей едва мерцали, будто бы приглушённый свет мог сгладить, хотя бы частично, первобытный ужас этого места.
Люди безвольно лежали на земле. Тяжело раненные, потерявшие в боях руки и ноги, они тихо стонали, в приступах ворочаясь на лежанках, как жуки, перевёрнутые на спину. Грязная одежда блестела засохшими пятнами крови – как своей, так и чужой.
– Зачем вы здесь? – хриплым шёпотом спросила девушка, молодая врачевательница, появившаяся внезапно, словно сотканная из дыма. Её призрачная красота, подчёркнутая усталостью и бесконечной печалью, не могла оставить равнодушным самого чёрствого мужчину во всём мире.
– Переживаешь за покой калек? – спросил чужак, в надежде лишний раз насладиться движеньем её пухлых губ.
– Зачем вы здесь? – настойчиво повторила девушка. Чужак завёл руки за спину и криво усмехнулся. Он потратил слишком много времени на поиски и не собирался уходить с пустыми руками. – Вы пугаете больных. Уходите!
Маленькие кулачки сжались в неясной угрозе. Ближайшие раненые, внезапно почувствовав прилив сил, жутко застонали. Их тревога немедленно передалась другим, и вскоре больничный воздух задрожал от гула воющих.