Ловчий
Шрифт:
Сухого хвороста и плавника нашлось предостаточно, и очень скоро на полянке запылал костер. Псица занялась ужином, а я спустился к берегу. Чувствовал себя мерзко, словно извалялся в скотомогильнике — хотелось, как можно быстрей смыть с себя грязь и вонь мертвечины.
Сначала простирнул и замочил пропитавшуюся кровью одежду, а потом сам залез в реку и несколько раз с наслаждением окунулся с головой. Ледяная вода быстро привела в чувство, без остатка смыв все ужасы сегодняшнего дня.
Немного полежал в воде, затем тихо поругиваясь от боли принялся драить себя крупным светлым песком. Открытых
Очень скоро повеяло вкусным запахом еды, а потом на берегу появилась воительница. Совершенно не смущаясь она разделась и тоже вошла в воду. Несмотря на легкую полноту, псица оказалась отлично сложена. Даже сумрак не смог скрыть длинные сильные ноги, тонкую талию и высокую красивую грудь. В свете отраженной от воды луны, ее смугловатая кожа казалась мраморной — а сама воительница походила на призрачную наяду.
Тело прострелило молнией яростного желания, пришлось даже стиснуть зубы, чтобы не застонать.
Радослава попробовала ногой воду, пискнула и одним красивым сильным движением нырнула в реку. Вынырнула уже возле меня, закинула руки на шею, прижалась всем телом и часто зашептала на ухо.
— Сегодня… было так страшно… хочу все забыть… о-о-х… — хрипло охнув, псица божья крепко обвила меня ногами, — … знаю… у тебя свой путь… но мне ничего не надо от тебя, только дай немного любви… дай… так, так, а-а-а…
Потом мы сидели обнаженными возле костра, обернувшись одной кошмой жадно хлебали щедро сдобренный салом кулеш и запивали его прямо из бутыли ароматной медовухой.
Закончив с едой, снова любили друг друга.
Доведя себя до полного изнеможения, заснули далеко за полночь.
А под утро мне опять приснилась Ягушка…
Ветер горы облетает, баю-бай… Над горами солнце тает, баю-бай… Листья шепчутся устало, баю-бай… Гулко яблоко упало, баю-бай… Подломился стебель мяты, баю-бай… Желтым яблоком примятый, баю-бай… Месяц солнце провожает, баю бай…Малена все так же сидела возле своего домика на лавочке, негромко напевала ту же колыбельную и баюкала на руках плотно запеленатого в пеленки младенца.
— Вот вернется наш папа, увидишь какой он сильный и могучий… — закончив с колыбельной, приговаривала она. — Сильней всех на свете, самый лучший и храбрый. И ты такой же вырастешь, мой мальчик…
— Мальчик? — я резко открыл глаза и обвел взглядом поляну, в невольном желании увидеть на ней Ягушку.
Курился дымком затухший костер, весело щебетали в кронах деревьев птички, Малены с ребенком нигде не было видно. Радославы тоже. Со стороны берега доносился плеск воды и ее недовольное ворчание.
Скрипнув от неожиданной обиды зубами, я рывком встал и порадовался тому, что подвижность восстановилась почти полностью. Ушибы все еще болели, но уже не так сильно, как вчера.
Быстро размялся и пошел к берегу.
Псица уже выходила из воды. Она все также выглядела красивой, сильной и привлекательной,
Воительница как будто поняла это, всего лишь провела мокрой рукой по моей груди и прошла мимо.
Облегченно вздохнув, я залез в реку, быстро ополоснулся и тоже вернулся на стоянку.
— Влажная еще… — Радослава потрогала развешанную по деревьям одежду, сняла с ветки рубашку и недовольно морщась набросила ее на себя. — Но спешить нам некуда, успеет еще высохнуть. От Броневаца, это рыбацкий поселок такой на берегу Лыбеди, к Хельгиной Пади путь только сушей, а к нему мы доберемся только к вечеру. Так что в любом случае придется там заночевать — ночью в Стоозерье никто не ходит по дорогам.
— Что за Хельгина падь? — я тоже натянул на себя нижние порты, именуемые в Серединных землях последышами.
— Нехорошее, страшное место… — воительница прутиком разворошила угли и подбросила к ним сухих веточек. — Хельгиной падью место прозвали по имени Хельги Прекрасноокой, жены боярина Горда Ходина именуемого также Синей бородой. Там стоял его замок. Впрочем, он и сейчас там стоит.
— Что случилось? — я достал из сумы набор для правки оружия и принялся внимательно осматривать саблю. — Злой ревнивый боярин замучил до смерти свою прекрасную жену, как до этого ее предшественниц?
— Нет, никто никого не морил, — воительница покачала головой. — Они мирно дожили до старости и умерли примерно в одно и то же время. Говорят, хорошие были люди, народ их любил. Особенно Хельгу. Наследников у них не было и владения постепенно пришли в запустение. А последние люди из пади убрались после того, как там обосновались яссы. Не знаю с какой стати, но они стали почитать Хельгу, даже устроили возле ее статуи свое капище.
— Яссы?
— Племена горцев… — Рада высыпала в котелок травяной сбор и повесила его над огнем. — Живут высоко в горах, язычники, причем поклоняющиеся Дарке, это одно из поименований Морены [22] . Злой и темный народ. Практикуют черное чародейство и жертвоприношения. Изуверы и людоеды, совершенно чуждые остальному людству.
22
Морена — одна из богинь-демонов Темных Пределов.
— Куда смотрел Синод? Я думал, что в Серединных землях всех язычников уже извели.
— И этих изводили… — Псица резкими и точными движениями ножа распластала ковригу хлеба на ломти. — Как до Донатового похода, так и после. — Но полностью не смогли. Яссы растворялись в горах, а там они неуловимы. Хельгина Падь, место удаленное и труднодоступное, Синод основал там заставу и держал сильный гарнизон. Но… его раз за разом вырезали. Псы и псицы Божьи отбивали обратно, но все очень скоро повторялось. Потом Стоозерье поглотила анархия и Синод отступил окончательно. К тому же горцы дальше не полезли, правда и к себе никого не пускали. Последняя попытка вернуть заставу была одиннадцать лет назад. Она тоже закончилась неудачей…