Ловчий
Шрифт:
— Женился-то я поздно… — Данко смущенно улыбнулся. — Думал уже свой век бобылем доживать, а тут Настуська… Я ее на ярмарке в Луковицах как увидел, так и обомлел… Седмицу не решался подойти. Ну куда… Она такая… — охотник запнулся. — Аж светится, а я…
Заночевали мы в старой заброшенной медвежьей норе в полутора верстах от Броневац. Костра разжигать не стали, наскоро перекусили и легли спать. Рада задремала сразу, а я заснуть не смог, так и просидел до утра с охотником, вызвавшемся караулить всю ночь.
К слову, он действительно знал все здешние окрестности
— Жили душа в душу, а как Лидка у нас появилась… э-эх… — охотник тяжело вздохнул и на несколько секунд замолчал. — Не будет, милсдарь Горан, мне жизни без них, не будет. Но ничего… ежели Старшие властительницы смилуются, обойдется. Да вы не беспокойтесь, милсдарь, здесь безопасно, не заходят в эти места корявые. А вот верстой к северу, тама уже их земли, тама надо ушко востро…
— А как вы раньше жили с яссами?
— С корявыми-то? — переспросил Данко. — Дык… нормально жили. Правда они к себе никого не пущали, но и сами к нам не заходили. Ежели кто по дурости забредет к ним, по первой, значитца, не трогали. Но то наших. Чужих сразу… того… Мы торговали с ними даже. Ну как торговали… корявые сюда носу не казали, оставляли товар у Душного яра, шкурки там, ягоду отборную, живов корень, смолу пепельницы, а мы им иглы, топоры, наконечники для стрел, сукно и прочее. На обмен, значитца. Сам не знаю, что на них нашло…
— А чего их корявыми прозвали?
— Ну, дык… — охотник пожал плечами. — Вроде как человеки, а вроде и нет. Низенькие, широкие, ноги кривые, морды плоские, а руки как у лешака — длиннющие. Как таких назовешь? Корявые и есть.
— Видел их?
— А как же… — Данко усмехнулся. — По молодости все их земли облазил. Зачем — ей-ей, не знаю. Из дурной лихости. Ведь сам голову в пасть совал. Но ежели с умом, то пройти можно. Я вон до самого замка доходил и даже внутрь совался. Капище их видел. Раньше-то Хельгину падь Чудовой называли. А как боярыня помре, так и переименовали. Муж евоной, боярин Горд, значитца, любил ее страсть и еще при жизни жонкину статую заказал, в саду досе стоит. Корявые там свое капище устроили. Почитают боярыню, значитца, как свою покровительницу. Говаривают, добрая баба была, всех привечала, лечила. Но то давненько уже случалось, еще при моем прапрадеде. А вы того, милсдарь Горан, зачем… тудой, значитца?
— Лихие люди украли моих… — я задумался, подбирая слова, — моих деток. А потом сами вместе с ними к корявым угодили.
— Эвона как… — охотник сочувственно покачал головой. — Лихим-то и поделом, а вот детки… Но вы не переживайте, милсдарь. Успеем мы. Корявые режут полон на капище своем на Волошкины святки, а до них еще два полных дня. Я проведу к замку, ей-ей, проведу. А уж дальше… это как Старшие решат…
— Как решат, — машинально повторил я. Что делать после того, как мы доберемся до пади, даже не представлял. Буду решать по ситуации. По ситуации… Вот всегда у меня так. Лезу наобум хрен знает куда, а потом… Правда, всегда пока выпутывался. Хочется надеяться, что и сейчас получится.
Данко подполз на коленях к выходу из норы.
— Скоро рассветет,
— У меня есть амулеты незначимости, — Рада нырнула рукой в сумку и показала пару маленьких серых камешков в костяной оправе на кожаных шнурках. — Против нечисти действуют, проверяла. Против людей хуже, но тоже работают.
— Пойдет, — кивнул Данко. — Лишними не будут. А теперича… — он подал нам глиняную бутылочку с пробкой из куска деревяшки. — Мажтесь. Нюхом корявые шибко вострые — требуеца дух людской отбить. Под одежей мазните, да обличья с дланями. Обувку тоже смастите.
Я откупорил бутылку, капнул себе на ладонь густой бесцветной жидкости и втянул в себя воздух — к удивлению, она пахла довольно приятно: прелой листвой, хвоей и еще чем-то сладковатым.
Пока мы «отбивали людской дух», он достал из своего мешка объемный сверток, очень похожий на кипу сухой травы с валежником пополам, развернул его и набросил на себя, сразу став похожим на лешего. Таким, каким его представляли в моем мире. Здесь он совершенно другой.
Затем выделил и нам накидки, вдобавок заставив замазать лицо и тыльную часть кистей бурой краской. Все проверил и продолжил инструктаж.
— Ловушек разных, пастей, сигналок и прочего, страсть как много натыкано по землям корявых. Так что идите за мной след в след. И молча. Как руку подниму, замрите где стоите. Понятно? До Дедова камня дорога свободная, но шуметь все равно опасайтесь. Ну… храни нас Старшие властительницы…
Данко осенил себя обережным знаком и шагнул из пещеры.
К Дедову камню, большому плоскому и замшелому валуну, мы добрались через четверть часа.
Охотник достал из сумы пару кусков копченого мяса и бутыль из засушенной тыквы-горлянки, положил их в выемку на камне, потом обернулся к нам и шепнул.
— Вельми падок дед на первач с вепрятиной. И вы ложьте, что не жалко, не стесняйтесь…
Рада положила на камень кожаную флягу с огневицей и несколько кусков ягодного сахара. Ничего съестного у меня не нашлось, поэтому я пожертвовал лесовику пару серебряных румийских дукатов.
— Прими деда от внучков… — Данко низко поклонился и отошел на несколько шагов назад.
Пару минут ничего не происходило, потом послышалось одобрительное старческое ворчание, подношения с легким хлопком исчезли, а вместо даров в выемке появилась горсть сушеных ягод.
Внезапно почувствовав на себе взгляд, я обернулся и увидел того самого старичка, который слопал у меня всю форель. Он сидел на пеньке, болтал ножками, довольно чавкал и с утробными урчаниями вливал в себя попеременно самогон и огневицу.