Ловцы человеков
Шрифт:
Зайдя внутрь небольшого помещения «синяковки», Игорь с Антоном приостановились.
– Вон две клиентки с перcпективной натуральностью! Доведем их до экстаза, не накрывшись медным тазом!– зашептал Антон, подталкивая Игоря в сторону двух весело болтающих и уплетающих пирожки пышнотелых девиц. Но тот взял стаканчик кофе и направился к другому столику, сел рядом со строго одетой дамой, все лицо которой выражало полную сосредоточенность на употреблении в пищу чая. Антон пожал плечами, купил мороженое, сел рядом.
– Вам нравится наш город? – совершенно неожиданно спросил у дамы Игорь, поставив на столик свой стаканчик кофе. Та чуть не поперхнулась от неожиданности, смерила спрашивающего взглядом,
Она не ответила и демонстративно не ускорила употребление своего чая, снова сконцентрировавшись на этой процедуре.
– Вы его еще увидите. Если завтра будете осторожны. Когда вы откроете вечером дверь, в прихожей с двумя коробками в руках будут стоять …
***
Основное чувство, которое нес по жизни Антон Снегирев, это ощущение того, что жизнь обошла его. Не обидела, не втоптала в грязь, а просто обошла стороной. Все, что происходило с ним, казалось ему простым соблюдением привычного порядка вещей, бессмысленным, скучным, имеющим заранее определенный результат. А жизнь – яркая, осмысленная из-за непредсказуемости каждого своего последующего мига, полная небывалой силы чувств – казалось ему, идет в это время где-то параллельно и никак не может с ним сойтись. Разогнув закостеневшую спину на даче родителей и отчищая загрубелыми пальцами от сентябрьской грязи клубень картошки, он против своей воли представлял себе, что мог бы в эту минуту стоять на горном перевале, где ветер трепал бы его волосы, облака проносились, окуная в свою туманную дремучесть, ледники сверкали белоснежностью вечности, а дальнейший путь возбуждал подстерегающими опасностями и важностью поставленной задачи.
И он старался жить, не впуская в голову такие мысли. Он сам не был скучным, несмотря на то, что жизнь была таковой для него. Наоборот, скука однотонности слов и поступков окружающих людей заставляла его противостоять ей. Он помнил массу грустных анекдотов, прикольных историй, умел их рассказывать, старался говорить не так, как «правильно», а с сочиняемыми на ходу прибаутками, то с ироничным пафосом, то с рифмовкой. Но вот после приема алкоголя балагур превращался в печального пессимиста, который мог усмехнуться разве что над мелочностью и обыденностью всего происходящего. Алкоголь давал ощущение легкости в теле и мысли, но эта легкость мысли приносила ощущение отчаяния от того, что казалось бы, появившиеся силы некуда использовать – нет действительно достойной цели, нет дороги, по которой стоило бы идти и преодолевать препятствия ради высокой цели.
Он читал много романов «фэнтези», любил слушать русский рок, ненавидя попсу и юмористов за то, пробившиеся к телевизионной кормушке «пупсики», как он называл таких исполнителей, делают свою жизнь яркой и богатой, приучая других к серости и духовной бедности. Ужасно занимали его рассказы обо всем необъяснимом и чудесном, и он всегда завидовал очевидцам этих непонятных явлений и совпадений. «Представляешь, в журнале читал опять про инопланетян, – рассказывал, например, он однажды товарищу. – Там один мужик вроде как в контакт вступил с иниками, те ему базарят, типа, поехали в гости к нам, у нас в натуре круто, а он – в полный отказ. Его журналист спрашивает: чего, мол, испугался? Тот отвечает: неужели бы кто-то согласился? Дебил! Чего с такого возьмешь, кроме анализов…»
Возможно, Антон смог бы реализовать себя в предпринимательстве, но имея жажду направленной деятельности, он не имел решительности. Ее ему не хватало даже на то, чтобы развестись наконец с женой, которая вышла за него замуж без особой любви и в созданной им атмосфере потакания и всепрощения, оправдывая свое нежелание чем-то поступаться ради мужа, начала постоянно устраивать скандалы. Мысль о том,
Поэтому когда Антон заметил что-то необычное в способностях Игоря, его охватил чуть ли не восторг: вот она, жизнь не серая, рядом! Ему столь же жадно, как и самому Игорю, хотелось испытать возможности того. Воображение рисовало даже больше, чем видели глаза. Когда за столиком «синяковки» Игорь стал вдруг рассказывать неизвестной женщине, что произойдет, когда она будет заходить в свою квартиру, Антон мысленно воскричал: «Вот так рождаются экстрасенсы земли русской!»
– А со мной чего будет? – тотчас начал он приставать к Игорю, после того, как дама, фыркнув от неверия и не сказав «спасибо», поднялась и поспешила к своему автобусу.
Игорь ничего не сказал в ответ, он сидел сам поглощенный вопросом, откуда у него возникло знание о том, что будет с незнакомой женщиной. Откуда он знает, например, что вся жизнь вон того обрюзглого мужчины у прилавка переменилась – слетела с колеи после одного яркого впечатления юности? Откуда он знает, чем оправдывает свое курение и частые уходы из дома на несколько дней вон та девушка, стоящая за окном и напряженно вглядывающаяся в проезжающие машины? Откуда он знает, что Антон каждый почти день вспоминает одну девушку, в которую когда-то был безответно влюблен? Они, бы, кстати, могли быть счастливы, если бы в один момент Антон был немного решительней, и эта его нерешительность еще не раз в будущем подведет его. Откуда Игорь это знает? Это просто становится ясным ему, когда он вглядывается в этих людей, пытаясь понять, за что их можно хоть немножечко любить.
– Ты не против, я буду тебе ассистентом? – заторопился с вопросом Антон. – Или апостолом, как там пойдет… В общем, ассипостолом.
– Придется уехать.
– Ну, если не насовсем… У меня все-таки жена и дочь есть… Если чем-то жертвовать… – сразу потерял часть уверенности Антон.
– Брось. Это твоя семейная жизнь есть жертва. Твоя же дочь вырастет и будет презирать тебя за это. Никогда и ничем не жертвуй для других, чужие жертвы делают людей только хуже. Жертвовать можно только ради себя. Так что пожертвуй своей ленью и страхами.
***
А основным чувством, которое всецело владело Анной Степановной – той женщиной, с которой говорил Игорь в «синяковке» – и, казалось бы, вело ее по жизни, было чувство вечной озабоченности. И как это часто бывает, наполненная озабоченностью жизнь ее была мало наполнена заботами. Она была страшно озабочена тем, что подумают о ее внешнем виде ее коллеги на работе, – и поэтому мало уделяла внимания своей прическе, манере одеваться, чтобы, не дай бог, не выглядеть броско на фоне других. Она очень переживала, что еще судачат о ней окружающие, и не задумывалась, любознательность или замкнутость выражает ее взгляд. Она жила одна, так и не выйдя замуж. Приходила домой после дня унылой работы, со вздохом смотрела на не вымытые утром кружку и ложку, половину вечера решала, когда же удобнее помыть посуду… Половину вечера думала, например, о том, какую заведет себе собаку, когда выйдет на пенсию, и при этом с омерзением воображала, как ее одинокая соседка-пенсионерка нянчится со своим плюгавым песиком, которого от нечего делать кормит, надев ему передничек.