Ловцы фортуны
Шрифт:
В этот момент Тиффани; воспользовавшись тем, что Рэндольф был чем-то занят, направилась прямо к Рэйфу Девериллу. Она не осмеливалась открыто разговаривать с ним на публике, но, проходя мимо, произнесла одно только слово, глядя прямо перед собой и не останавливаясь. Это заметила только Миранда, закончившая раздачу призов. Лицо Тиффани было обращено к ней, и острое зрение Миранды, вкупе с ее умением читать по губам, позволило ей точно понять, что было сказано. Тиффани произнесла: «Ночью».
Ее охватило отчаяние, когда она осознала всю глубину своего одиночества. Рэйф Деверилл претендовал на любовь к ней, но не изъявлял ли
Тиффани на своем пути случайно оказалась рядом с Мирандой, и прежде чем они успели разминуться, к ним, немилосердно всех расталкивая, пробился молодой человек с фотоаппаратом.
— Леди, фотографию, пожалуйста — для «Даймондс Филдс Адвертайзер».
Толпа расступилась, образовав полукруг, и две девушки остались в небольшом пространстве, из которого не было выхода. Тиффани и Миранда терпеливо ждали вдали, пока молодой человек готовил камеру.
— У вас нет никакой возможности победить, — внезапно сказала Тиффани. — И никакие ваши разные хитрости и лживость вам не помогут.
— Какая хитрость, какая лживость?
— Вам не одурачить меня этими невинными взглядами. Филип рассказывал мне, какими путями вы добивались привязанности отца, так что он оказался в пренебрежении. Рассказал он мне, и как вы совали нос в его личные письма.
— Ничего подобного я не делала! — яростно взорвалась Миранда, но затем вспомнив, что на них смотрят люди, постаралась изобразить улыбку.
— Да? А как насчет тех писем, что вы показали отцу, когда с ним случился приступ?
— Я понятия не имею, о чем вы говорите? В ту ночь Генриетта дала мне какие-то документы, чтобы я передала их отцу, но они сгорели.
Ее удивление казалось искренним.
— Генриетта? — переспросила Тиффани.
— Наша домоправительница. Раньте она была служанкой моей матери, И какое, черт возьми, это имеет отношение к вам?
Тиффани улыбнулась, довольная тем, что Миранда ничего не знает о том случае и что она, в конце концов, оказалась просто наивной маленькой девочкой. Она была права с самого начала: Миранда ей не соперница.
Фотограф выбирал момент. Это была чрезвычайно выразительная картина: две прекрасных алмазных наследницы, обе — одинаково высокие и стройные, одна темноволосая, с магнолиево-белой кожей, другая — с рыжевато-золотистыми волосами и нежным румянцем. Он хотел снять совершенство.
— А что до моих отношений с отцом, — тихо продолжала Миранда, — то я никогда не намеревалась повредить Филипу.
— Его смерть была вам очень удобна. Без него ваше положение значительно усилилось.
— Вы бы так не говорили, если бы вам пришлось потерять брата.
Ответ был готов сорваться с губ Тиффани, но она сумела проглотить его. С неожиданной отстраненностью ей стало ясно, что ситуация значительно упростилась бы, останься Филип в живых. Он так и не узнал бы, что они — брат и сестра, и манипулировать им было бы гораздо легче.
— Но вы правы относительно того, что я оказалась любимым и старшим ребенком отца, — тихо сказала Миранда. — Он усилил мою собственную позицию в той сфере, которая представляет большой интерес для Антона Элленбергера, и я не премину использовать в борьбе с вами все средства, какие только есть в моем распоряжении.
Тиффани рассмеялась, упиваясь всеми выгодами
— Не возлагайте много надежд на свое свидание с Антоном в среду — к тому времени я уже одержу победу.
Фотограф извинился за задержку.
— Как чудесно! — сказал он. Вы, леди, вместе в Кимберли, в том городе, где ваши отцы встретились настали друзьями, где, собственно, все и началось. Улыбку, пожалуйста.
Дочери леди Энн улыбнулись в камеру, и были запечатлены для «Даймондс Филдз Адвертайзер» на фотографии, которая в скором будущем обойдет весь мир.
Где все началось… Еще один человек за оградой думал о том же. Вместо того, чтобы следить за скачками, Дани Стейн поднял полевой бинокль — наследие Бурской войны — и направил его на публику.
Это она… без сомнения. Руки Дани задрожали. Жутко было оказаться здесь, в Кимберли, в 1914 году и увидеть такую точную копию юного Мэтью… Мэтью, каким он был в двадцать лет, когда Дани впервые его встретил. Лицо, волосы, глаза, посадка головы — все было абсолютно то же самое. Только выражение лица было другим: у нее — сдержанным, в то время, как у него — дерзким, но, пока Дани наблюдал за ней, припав к линзам бинокля, он почувствовал, как спадает с нее маска девичьей скромности и из-под нее уже пылает неукротимый дух Мэтью.
До сего момента Дани еще сомневался, сможет ли он через все это пройти. Убить мужчину… ее брата — одно дело, убить девушку — совсем другое. Ирония судьбы состояла в том, что после своей неудачной попытки убить Мэтью, он спас этой девочке жизнь — потому что ни один африканер, даже такой, как Дани Стейн, не мог стоять и смотреть, как гибнет ребенок.
Но теперь, когда он ее увидел, он понял, что это надо сделать. Убить Миранду будет так же правильно, как убить самого Мэтью, и это будет такой удар по семейству Брайтов, что все прошлые усилия Короля алмазов на этих приисках пойдут прахом. Что еще важнее, ее смерть хоть немного возместит страдания и смерть тех женщин и детей, что погибали в концлагерях, потому что в душе Дани винил Мэтью — алмазного магната, ютландера — в преступлениях Бурской войны. Но Дани отомстит Мэтью за все.
Кстати, о Бурской войне… Дани внимательно всмотрелся, а потом опустил бинокль. Деверилл… Деверилл, который сжег ферму Гроблеров, отправил женщин и детей в концлагерь, казнил Поля де Вильерса и разбил коммандос Стейна. Он не видел Деверилла с того последнего сражения, и присутствие его в Кимберли было ответом на еще одну молитву. Сможет ли он подбить двух птичек одним камнем? Спокойнее, сказал себе Дани. Это Кимберли, а не пустыня. Здесь гораздо труднее совершить убийство и затем скрыться. Сначала Мэтью… с Девериллом он разберется позже. Теперь он будет часто посещать Южно-Африканский Союз, чтобы готовить мятеж среди таких же, как он, непримиримых, мечтавших о Республике. Война между Британией и Германией могла бы предоставить отличную возможность свергнуть правительство Боты, и Дани служил идеальным эмиссаром между немецкими властями Юго-Запада и озлобленными африканерами. Конечно, именно эта миссия была официальной причиной его пребывания в Южной Африке, — даже его жена Сюзанна ничего не знала о Миранде.