Ловец Мечей
Шрифт:
Ей пришлось поспорить с Ханой Дорин, которая считала, что за Мариам будут лучше ухаживать в Этце Кебет, Доме Женщин. Но Лин привыкла спорить с Ханой. Лин напомнила ей, что она врач, что никто лучше Ханы не знает, насколько она искусна в своем деле, и что здесь, в маленьком доме Лин, Мариам может рассчитывать на полный покой и постоянное внимание.
Спор закончился после вмешательства Мариам; она повернула к ним голову и между приступами кашля выдавила:
– Да что же это такое, в самом деле! Вы будете ссориться из-за меня даже после того, как я умру и мое тело остынет!
И Хана сдалась. Она помогла Лин переодеть Мариам в чистую ночную рубашку, наложила компрессы с холодной водой на лоб и руки. Лин сделала примочки из отвара энотеры и приложила к груди Мариам, чтобы снять воспаление; потом приготовила несколько снадобий для приема внутрь. Настои корицы и куркумы облегчали кашель, смесь женьшеня, подсоленной воды, лимона и меда помогала расширить бронхи, эфирное масло нарда успокаивало нервы.
Несмотря на компрессы, жар усиливался, и Хана отправилась за корой ивы в садик, где они выращивали лекарственные травы.
Как это часто бывает, Мариам стало легче после полуночи. Не только конец, но и выздоровление по обыкновению приходило поздней ночью: вопрос жизни и смерти решался под покровом тьмы. Когда Мариам проснулась в полном изнеможении, с болью во всем теле и сказала, что не сможет уснуть, Лин решила почитать ей книгу старинных сказаний, которую нашла на подоконнике. В детстве они с Мариам обожали рассказы об умной и смелой Адассе, которая одержала верх над королями-чародеями, но при этом сумела сохранить частицу магии, исчезнувшей после Раскола, и подарила ее своему народу. Благодаря ей ашкары до сих пор могли пользоваться чарами; без Богини они были бы беспомощны, как все прочие.
– А ты помнишь, что мы выдумывали, когда были маленькими? – улыбнулась Мариам. – Мы с тобой были уверены в том, что ты или я станем воплощением Богини, вернувшейся на землю. Мы одевались в синие плащи и пытались колдовать. Я по полдня тратила, стараясь силой мысли сдвинуть с места веточки и бумажки.
«Это было так давно», – подумала Лин. Хотя это и не было первым ее воспоминанием.
Она помнила отца и мать, которые, будучи торговцами, путешествовали по Золотым Дорогам; от них пахло корицей, лавандой и далекими странами. Она помнила, как они качали ее на руках, подбрасывали, а она смеялась; помнила, как мать готовила еду, а отец высоко поднимал маленького Джозита и мальчонка тянул к небу пухлые ручки.
Но Лин не помнила того дня, когда узнала об их смерти. Она полагала, что это должно было случиться, кто-то должен был им сообщить. Наверное, она плакала – потому что поняла; а Джозит плакал, потому что ничего не понимал.
Бандиты напали на караван ее родителей неподалеку от границы пустыни Джикал, там, где когда-то лежала страна Арам. Товары забрали, родителям Лин перерезали горло и бросили их тела на Дороге, на съедение стервятникам. Хотя, конечно, никто не рассказывал ей об этом. Но она слышала, как перешептывались люди: какой ужас; какая жуткая смерть; и что теперь будет с детьми?
Ашкары дорожили своими детьми. Дети символизировали надежду на выживание
Только они были ему не нужны.
Лин вспомнила, как сидела у себя в комнате с Джозитом на руках, а Давит Бенезар, махарам, разговаривал с Майешем в коридоре. «Я не могу этого сделать», – сказал Майеш. Несмотря на слова, звук его голоса ненадолго принес Лин утешение. Он был связан в ее представлении с родителями, с праздничными вечерами, когда семья собиралась за столом и Майеш при свечах читал вслух отрывки из «Книги Макаби». Он задавал внучке вопросы об Иуде Макаби, о скитаниях народа ашкаров, о Богине; если она отвечала верно, дед угощал ее лукумом – конфетами из миндаля и розовой воды.
Но… он сказал Бенезару нет. «Мои обязанности поглощают всего меня, я не в состоянии воспитывать детей. Как я уже сказал, у меня не хватит на это ни времени, ни сил. Я должен ежедневно посещать дворец и являться туда по первому требованию в любое время дня и ночи». – «Тогда откажись от этого поста, – сердито ответил махарам. – Пусть кто-нибудь другой дает советы королю Кастеллана. Эти дети – твоя плоть и кровь».
Но Майеш был непреклонен. Детям будет лучше в общине. Лин отправится в Этце Кебет, а Джозит – в Даасу Кебет, Дом Мужчин. Майеш в качестве деда будет навещать их время от времени. И обсуждать больше нечего.
Лин до сих пор не могла забыть боль, которую испытала при расставании с Джозитом. Рыдающего мальчика с трудом оторвали от нее, и хотя Даасу Кебет находился на соседней улице, ей казалось, что она осталась совсем одна. Как и Богиня, Лин была ранена трижды, получила три удара в сердце: от смерти матери, от смерти отца и от расставания с братом.
Хана, которая вместе со своей супругой Ирит руководила Домом Женщин, пыталась утешить Лин, делала все, чтобы девочка чувствовала себя уютно на новом месте, но злоба и обида на деда были слишком сильны. Лин стала неуправляемой: забиралась на деревья и отказывалась спускаться, визжала, била посуду, царапала себе лицо.
«Сделай так, чтобы он пришел», – всхлипывала Лин, когда Хана, исчерпав все методы, спрятала единственную пару туфель девочки, чтобы помешать ей бежать. Но на следующий день, когда Майеш нашел ее в саду с целебными травами и протянул подарок, тяжелое золотое ожерелье, она швырнула украшение ему в лицо и убежала в дом.
В ту ночь Лин плакала, накрывшись одеялом с головой, и не сразу услышала, что в ее комнату кто-то вошел. Это была девочка с темными косами, уложенными вокруг головы, с белой кожей и короткими ресницами. Лин знала ее. Мариам Дюари – сирота, беженка из Фавара, столицы Малгаси. Подобно Лин и нескольким другим детям, она воспитывалась в Доме Женщин. В отличие от Лин, ей здесь, видимо, нравилось.