Ловец
Шрифт:
А над другим алтарем, запертая в пентаграмму бесновалась душа. Чернявый парень, полупрозрачный на вид, бился о невидимую преграду, пытаясь вернуться в свое тело. Но хозяину лаборатории было не до юной души. Он ликовал: эксперимент удался!
Вот только позже выяснилось, что «удался» лишь частично: при переселении души память Прикса Уэзлоба о прошлой жизни напрочь стерлась. Исчезли все его немалые знания, как и воспоминания о совершенных преступлениях. Ныне это был чистый лист.
Дух же юноши он втянул в кристалл со словами «и ты тоже сгодишься». Сам же, прибрав лабораторию, поднялся в свой кабинет. Разложил перед собой бумаги с расчетами и свел пальцы: мизинец – к мизинцу, указательный – к указательному. Раздумывал он недолго, а потом открыл ящик стола и достал оттуда шкатулку – пожирателя душ.
– Ну что же, теперь мне понадобятся знания специалиста в области трансплантации воспоминаний. Как удачно, что буквально несколько дней назад я стал обладателем души именно такого специалиста.
Он приподнял на уровень глаз шкатулку из мертвого дерева. В ней был заточен дух архимага, что попался на расщеплении души собственной аспирантки. Призрак – занятный старикан, сумасшедший на всю голову, но гений. Жаль, что при его побеге был утерян отсекатель. Но хозяин кабинета не волновался, что оброненный в спешке кортик найдут: какой идиот будет обследовать барьер со стороны океана? К тому же тамошнее глубинное течение наверняка унесло чернокнижный артефакт куда подальше…
Шенни
Дождь шелестел по крыше, окутывая все вокруг дремой. Вылезать из-под одеяла не хотелось. Но я твердо решила для себя: хватит. Не стоит тянуть с заявлением, а тем паче – с обманом. Чем дольше Зак считает меня простушкой с верфей, тем тяжелее мне будет признаться ему в невольном обмане. Поэтому-то сегодня до занятий я должна написать заявление на собственного мужа.
С такими мыслями решительно откинула одеяло и, на ощупь, ногами найдя домашние растоптанные тапки, великие мне на пять размеров, надела обувку. Сонная, попеременно завевающая, начала собираться.
Когда с нехитрым туалетом было покончено, и я вошла в кухню, Фло там уже не было, а остальные домочадцы, похоже, еще не проснулись.
Налив в кружку спитый чай, из достоинств которого значилось лишь то, что он – горячий, я закусила сухариками, квартировавшими в миске на столе и, подхватив сумку с талмудом, вышла.
Все та же секретарь встретила меня таким же, как и в первый раз, колким взглядом, но, на удивление, вопросов задавать не стала, а сразу проводила к мессиру.
Когда я оказалась в кабинете начальника столичного одоления Оплота тет–а–тет, то поняла: будет не просто.
Мессир смерил меня внимательным взглядом, а потом, прикурив свою трубку, осведомился чересчур заботливым тоном:
– Ну что, госпожа Хлоя Элгрис, заявление на мужа пришли писать?
Я пошатнулась, как от удара под дых и схватилась за спинку стула.
– Откуда вы…
–Знаю? – хитро прищурившись закончил за меня мессир, и сам же ответил: – Из достоверных источников.
Я же, придя в себя от неожиданности, подумала, что не надо долго ломать голову над именем этого источника, наглого, блондинистого и самоуверенного, которому тут же захотелось залепить оплеуху.
– Ну так вы будете заявление писать, или мне забыть вас навсегда? – задал очередной вопрос начальник.
Я лишь кивнула, но когда передо мной положили лист гербовой бумаги и писчее перо, а потом заботливо подвинули чернильницу, я все же не выдержала:
– Только увольте меня от вашей диктовки.
Мессир ничего не возразил, а лишь довольно попыхтел трубкой. В его загадочной полуулыбке мне почудилась хитрость прожженного лиса, но я упрямо тряхнула головой и принялась выводить руны. Слова ложились на бумагу легко. Даже ни одной кляксы на целый лист умудрилась не поставить, ни проколоть бумаги, ни ошибиться. Я писала, а все эмоции были где–то далеко, словно уже перегорели. Я излагала лишь сухие факты.
Закончила на удивление быстро. Пересыпала бумагу песком, дождалась, пока впитаются излишки чернил и стряхнула. А потом протянула мессиру. Тот сразу же голодным клещом впился в строки заявления. Вот только я описала исключительно попытку убийства меня собственным супружником. О том, что Тэд вытянул из барьера душу отца не упомянула и запятой. Я ведь законопослушная? Абсолютно. И пусть попробуют доказать иное. А самой себе подписывать приговор – я еще не выжила из ума.