Ловкач и Хиппоза
Шрифт:
– Вставай, – вдруг сказал мой незваный гость. Он смотрел на меня немигающим взглядом, только зрачки по-прежнему безостановочно качались из стороны в сторону.
– Зачем это? – глупо пролепетала я.
Вместо ответа он резко сдернул с меня одеяло, но стилета так и не отвел. Снова схватил меня за плечо и силой усадил на постели. Я осторожно, все время чувствуя жало стилета на шее, сползла с кровати и спустила босые ноги на ледяной пол. Меня сразу заколотило – то ли от холода, то ли от страха.
– Тапочки надень, детка, – проронил он.
Заботливый какой, мать его в задницу!
Не сводя глаз с Узколицего, я нащупала ногами тапочки и залезла в них. Выпрямилась. Узколицый оказался даже чуть ниже меня ростом. По-прежнему не отводя руки со стилетом от моего горла, он сунул другую в карман куртки. Достал плоскую металлическую фляжку с какой-то жидкостью и одной рукой ловко отвинтил пробку. Придвинул горлышко фляжки к моим губам.
– Пей, – приказал он.
Уж не собирается ли он меня отравить?
– Что это? – спросила я.
– Пей. Согреешься.
Он ткнул мне горлышком фляжки в зубы. Я невольно сделала здоровенный глоток и чуть было не захлебнулась. Во фляжке был выдержанный коньяк. Он еще больше наклонил фляжку, насильно вливая мне в глотку обжигающую жидкость. Я закашлялась, пытаясь отстраниться. Коньяк полился мне за пазуху. Узколицый убрал фляжку, завинтил так же ловко и сунул обратно в карман. Стилет снова уперся мне в шею. Урод подтолкнул меня в сторону открытой двери на балкон.
– Иди, иди, детка.
Я послушно, словно робот, двинулась вперед. В голове слегка зашумело от выпитого. Но я не успела опьянеть: коньяк только привел мои путанные мысли в порядок. Чего это он задумал? На кой черт он меня на балкон тащит? Воздухом подышать, что ли?..
Он вывел меня на балкон. Над Москвой висело чистое, по-осеннему звездное небо. Внизу не было ни души. Было тихо, только со стороны Центра доносился глухой гул не прекращающегося даже ночью траффика.
Я уперлась в перила пузом и даже через толстую ткань халата почувствовала холодный металл изогнутой балконной решетки. Внизу виднелся слабо освещенный одиноким фонарем мокрый черный асфальт тротуара. Узколицый потянул меня за плечо и развернул лицом к себе. Стилет от моего горла он так и не отвел, разве что чуть-чуть ослабил давление.
Он отпустил мое плечо и его рука, затянутая в перчатку медленно поползла к центру моей груди, к вырезу халата. Я невольно посмотрела вниз. Никак он решил меня трахнуть на глазах у всей Москвы?! Господи, да пожалуйста! Да я ему с удовольствием отдамся, прямо тут, на балконе, в любой позе, как хочешь, – лишь бы он меня в живых оставил! Я подняла глаза и встретилась с ним взглядом.
И тут я все поняла.
Он вовсе не хотел меня трахнуть. Он не был сексуальным извращенцем, или садюгой, или кем-нибудь еще. Он был простым нормальным киллером, которому было велено сделать свою работу так, чтобы по возможности никто ничего не заподозрил. Чтобы все выглядело как можно более естественно. Именно поэтому-то он не перерезал мне горло в комнате, поэтому он заставил меня надеть тапочки, влил в глотку коньяк и вывел на балкон. Поэтому-то и руку опустил пониже.
Потому что сейчас он толкнет меня в грудь
И вот еще что я прочитала в его глазах в эти доли секунды: Узколицый понял, что я наконец-то обо всем догадалась. Он даже приопустил руку со стилетом, отвел ее в сторону и радостно оскалился, гад вонючий, будучи в полной уверенности, что теперь-то я ничего не смогу сделать. Даже заорать – не заору. Не успею. Потому что мне, глупой любопытной девчушке, пришел шандец. А шандец, как известно, не лечат.
А вот тут он крупно ошибался.
Напрасно он, сволочь самонадеянная, оставил мне руки свободными. Я криво улыбнулась в ответ, не сводя глаз с его поганой морды, словно непонятливая дурочка. А в это самое время, в растянувшиеся до бесконечности секунды, пальцы моей правой руки нащупали лежавший на бабулиной тумбочке булыжник (какое счастье, что я его не выкинула!) и крепко сомкнулись на нем. Я почувствовала, как мышцы его руки напряглись, и в тот же момент моя рука с зажатым в ней булыжником описала стремительный полукруг, и булыжник со всей силы опустился ему сверху на темя.
Раздался смачный треск. Ублюдок замер, пошатнувшись. В глазах у него плеснулось изумление. А из-под челки, по лбу, на удивление быстро потекла струйка черной крови. Ублюдка снова качнуло. Я метнулась в сторону и еще раз его ударила – теперь сбоку, по затылку. Руки у него упали вниз, он как-то странно не то хмыкнул, не то хрюкнул, и на подгибающихся ногах сделал пару коротеньких шажков вперед, к перилам. Согнулся, безвольно наваливаясь на них всем телом. Звякнул о кафельный пол балкона стилет, выпавший из его внезапно обессилившей руки.
Он все же сумел повернуть голову и посмотреть на меня снизу вверх быстро затуманивающимся взглядом, в котором смешались удивление, злоба и неверие в случившееся. Но на большее его, к моему счастью, уже не хватило.
Тело его, уже неуправляемое, начало перегибаться через перила, – сначала медленно, а потом все быстрее: оно наклонялось вниз, подчиняясь неумолимому закону земного притяжения. А потом передо мной черным циркулем мелькнули растопыренные ноги, и он без единого звука исчез за перилами балкона. Я зажмурилась. Кажется, прошла целая вечность, прежде чем снизу донесся глухой стук падения.
Я открыла глаза и тупо уставилась на зажатый в руке окровавленый булыжник. Все-таки он мне пригодился, этот каменюга. Я размахнулась и швырнула его с балкона далеко в сторону. Он прошуршал в листве деревьев и беззвучно исчез в темноте. Я заставила себя подойти к перилам и посмотреть вниз.
Тело моего несостоявшегося убийцы, нелепо раскорячившись, лежало на асфальте прямо под фонарем. Возле головы, видное даже с высоты шестого этажа, расплывалось темное пятно. Я увидела, как в доме загораются огни – сначала в одном окне, затем еще в двух. Потом еще, и еще. Потом снизу отчетливо донесся испуганный женский крик. Я отпрянула от перил, подхватила с пола стилет и бросилась назад в квартиру.