Ловушка для «Осьминога»

Гагарин Станислав Семенович

– Надо произнести не менее десяти слов, – пояснил Джон Бриггс. – Любых… Меня зовут… Я при­ехал в Соединенные Штаты потому, что хочу воочию убедиться, как осуществлялась на этой земле Великая Мечта отцов – основателей нашей демократии.

Загорелась вторая лампочка.

– Ваша очередь, Дуглас, – сказал Сэмюэль Лар­кин.

– Меня зовут Аллен Дуглас, – медленно подбирая слова, проговорил Давыдов. – Я работаю в морской брокерцой конторе «Эвалд Юхансон и компания». Мне нравится моя работа. Но если меня сочтут достойным, почту за честь работать в фирме, гостем которой сей­час

являюсь.

«Молодец!» – подмигнул Олегу Джон Бриггс.

Зажглась и третья зеленая точка на панели. Кабина – или камера? – вздрогнула и принялась опу­скаться.

«Будет что рассказать внукам» – подумал Олег.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

I

– Amor omnia vincit [30] , – значительно произнес Август Эккерман, подливая вина в бокал Лотару Рендуличу. – Ну и что с того, что тебя отстранили от участия в регате «Голубая лента»? Этих регат на твоей жизни будет мульён… А таких, как Магда, поискать надо. В Голливуде она была бы звездой. Ты же, гонщик с мировым именем, очень смотрелся бы рядом… А здесь тебя отстраняют от любимого дела, а Магде этот тип Сильвер подбрасывает, как жалкую кость, проходную роль в скромной киношке.

30

Любовь превыше всего (итал.).

– Да еще намеки делает, гад ползучий! – Лотар Рендулич хотел грохнуть кулаком по столу, но Август Эккерман перехватил его руку.

– А ты молоток, Лоти, настоящий хаммер! – восхитился он, стараясь увести яхтсмена от раздражающих его ассоциаций. – Ловко выхватил тогда Магду со дня рождения Сильвера, этого несостоявшегося Феллини, и умчал ее на мызу Рохуныэме. Поступил как истинный мужчина!

– Да, дали мы там шороху, – самодовольно проговорил Рендулич. – Можно сказать, купались в брызгах шампанского… – Сейчас он старался не вспоминать, как после ночного кутежа он приехал в Пирита, где стояли яхты его команды, опухший от выпитого, с красными от бессонной ночи глазами. Тренер сказал ему тогда только одно слово: «Убирайся!» И он опу­стил голову под осуждающими взглядами товарищей, повернулся и пошел прочь.

После регаты, в которой Лотару Рендуличу участвовать не пришлось, ребята простили его, оставили в команде с испытательным сроком. Он дал слово навсегда отказаться от выпивок. И парень, возможно, нашел бы в себе силы отказаться от проклятого зелья, если бы судьба не свела его с Августом Эккерманом. Вернее, Цезарь сам вышел на яхтсмена. Он выискивал подобные случаи, брал на заметку погоревших выпивох, прекрасно понимая, что алкоголь – самое эффективное средство для подготовки человека к свершению любого безнравственного поступка, вплоть до предательства.

Поскольку и прежде они были шапочно знакомы, втереться в доверие к Лотару Рендуличу агенту «Осьминога» не составило труда. Август Эккерман стал словно бы невзначай попадаться на глаза яхтсмену, приводил его в те бары, где пока еще торговали спиртным, приглашал и

к себе в дом, где напитков имелось предостаточно. Он исподволь растравливал былую обиду Лотара Рендулича на тренера, разжигал в нем самомнение и наконец решил, что тот готов для встречи с «корреспондентом», в роли которого намеревался выступить Рокко Лобстер.

– Ты знаешь, Лоти, – сказал Август Эккерман, добавив парню вина, но с тревогой подумав о том, как бы не переборщить, гость его был уже прилично на взводе, – ко мне должен прийти интересный человек. Тебе стоит с ним познакомиться.

– Товарищ в юбке? – спросил спортсмен.

– Тебе мало такой красавицы, как Магда? – укорил его хозяин. – Это журналист, Лоти… Я ему рассказал о твоих обидах, твоя судьба его заинтересовала, он хочет написать о тебе очерк.

– Как меня выгнали из команды?

– Нет, совсем наоборот… Его тема – перестройка нравственного сознания, человеческий фактор, рождение новой морали. Историю с тобой он подаст как бы ретроспективно, одним намеком. Главное – как ты стал другим человеком, готовишься выйти в гонщики экстракласса. Появится такой очерк в печати, тогда никто не посмеет зажать тебя, завистники спрячут языки куда подальше.

– А это идея! – вскричал воодушевившийся спортсмен. – Где он, твой приятель? Пусть берет у меня интервью…

– А вот и он, – сказал Август Эккерман, услыхав звонок в прихожей.

Это и в самом деле был Омар, которого хозяин представил как Пауля Вареса, корреспондента журнала «Яхтенный спорт».

Лотар Рендулич поднялся, стараясь держаться так, чтобы выглядеть трезвым, и Омар пожал руку яхтсмена, внимательно всматриваясь в него.

– Так вот вы какой, – разыграв сдержанное восхищение, сказал он. – Таким я вас и представлял по рассказам Августа… Морской волк!

– А я что говорил! – подхватил Эккерман.

– Но мне надо вымыть руки, – спохватился гость. – Проводите меня, Август.

В ванной комнате Август Эккерман тихо спросил:

– Не слишком ли он поддатый для серьезного разговора? Может быть, перенесем на завтра?

– Нет, – возразил Рокко Лобстер. – С ним надо работать грубо. Спиртного в доме достаточно?

– Вполне, – ответил хозяин.

– Тогда будем пить… Вы можете укрыть на даче человека, которого никто не ищет?

– Что вы придумали? – со страхом спросил доцент.

– Сейчас увидите… Пойдемте в ту комнату. И тащите бутылки из бара.

Лотар Рендулич пришел в себя от того, что кто-то сильно бил его по щекам. С трудом разодрав тяжелые веки, яхтсмен увидел перед собой искаженное лицо Августа Эккермана.

– Что ты наделал! Что натворил! – с ужасом восклицал хозяин.

– И что я наделал? – заплетающимся голосом спро­сил Лотар.

Доцент поднес к его носу пузырек с нашатырным спиртом, и в голове спортсмена несколько прояснилось. Полуосмысленным взглядом обвел он стены гостиной, увешанные картинами Анта Вильса и Гарика Видеманиса, японский стереомагнитофон, полуоткрытый бар из красного дерева и низкий дубовый стол, на котором громоздились опорожненные бутылки.

Между столом и мягким глубоким креслом лежал ничком Пауль Варес с окровавленным затылком.