Ловушка для «Осьминога»
Шрифт:
– Не боятся этого блюда ваши гости? – спросил Голдфингера Аллен Дуглас, он же Олег Давыдов, бывший штурман теплохода «Вишера».
Сгорбленный, сильно потраченный временем Гарри понял вопрос как надо и заулыбался:
– Как раз наоборот, мистер… Они едят пельмени и начинают говорить, что если в Сибири потребляют такой кайф, то этот русский штат не так уж и страшен, как о нем пишут наши газеты.
Неведомым чутьем он угадал в Аллене Дугласе русского и, когда Джон Бриггс расплачивался по счету, склонился к уху Олега и прошептал,
– Ведь я этим «фудом» тоже борюсь-таки за мир… Эх! Глянуть бы перед смертью на родную Шепетовку… Как там перестройка в ней происходит…
Аргонавт только пожал плечами, а Джон Бриггс усмехнулся, но промолчал.
Они вышли на Коннектикут-авеню и свернули влево, пошли в сторону Белого дома, до которого было не менее двух миль.
– Хочешь взглянуть на вигвам Белого Отца? – спросил Сократ у Олега.
– Раз уж мы на берегах Потомака, грех не потоптаться в Лафайет-сквере. Пойдем пешком?
– Далековато будет… Возьмем такси… Все расходы по твоему содержанию здесь оплачивает фирма.
– И пельмени Голдфингера?
– Их тоже. Сейчас я…
Джон Бриггс не договорил. Из-за угла выдвинулся здоровенный мулат. Он скорчил жуткую гримасу, которая должна была обозначать улыбку, и заговорил, обращаясь к Олегу Давыдову:
– Брат! Дай на чашечку кофе…
Давыдов несколько растерялся и сунул руку в карман. Но Джон Бриггс опередил его, протянул мулату долларовую бумажку.
– Купи себе и гамбургер, брат, – тем же возвышенным тоном, будто они находились в молитвенном доме квакеров, предложил Сократ и, и не дослушав сдержанных благодарственных слов «брата», метнулся к краю тротуара, где остановилось, высаживая пассажира, такси.
– Нищенство в городе запрещено, – объяснил он Олегу, когда они уселись в оранжевый «форд» и направились в сторону Джорджтаунского университета. – Поэтому парень просил на чашку кофе…
– А если бы он просил на кусок хлеба?
– Полиция арестовала бы его, а судья вкатил бы ему два месяца тюрьмы, – ответил Джон, Бриггс. – Джентльмен может одолжиться у другого джентльмена чашкой кофе… А кусок хлеба просит нищий.
– Ну и ханжи вы, братцы! – воскликнул Давыдов. – По мне шведы куда сердечнее.
– Скорее всего, одна совсем конкретная жительница Ухгуилласуна, – улыбнулся Джон Бриггс. – Ладно-ладно… Не сдвигай брови, Аллен. Я пошутил… Ага! Вот и альма-матер… Здесь я учился когда-то, в этом университете.
– Если хочешь, остановимся и зайдем, – предложил Олег.
– Зачем? Проедем мимо – и достаточно. Поезжайте через Джорджтаун, – сказал он водителю такси. – К Белому дому, потом объедем здание конгресса.
– Если можно, остановитесь у памятника генералу Гранту, – попросил Олег. На безмолвный вопрос удивленного Бриггса бывший штурман ответил: – Хочу посмотреть: на самом ли деле он сидит верхом на лошади, повернувшись задом к конгрессу…
VI
Когда генерал Третьяков вылетел
В Пулкове начальника управления встретил Митрошенко. После обмена приветствиями он молча проводил генерала к машине и, пока они ехали в город, хранил таинственное молчание.
Когда начались первые ленинградские кварталы, Третьяков повернулся к Митрошенко – по старой традиции генерал сидел рядом с водителем – и, усмехнувшись, спросил:
– Выиграли в лотерею, товарищ полковник?
Начальник отдела встрепенулся:
– Почему вы так решили, Лев Михайлович?
– Вид у тебя, Анатолий Станиславович, уж больно того… Таинственный и самодовольный одновременно. Случилось что?
– Кое-какие сдвиги наметились… Существенные, товарищ генерал.
– Что-то я тебя не пойму… «Существенные» или просто «кое-какие»?
Митрошенко смущенно хмыкнул. Он знал, что начальник управления терпеть не может завышения результатов их трудно измеримой работы. Но с другой стороны…
– Новый поворот событий, – сказал полковник. – Майор Колмаков ждет в управлении с докладом. Он непосредственный их участник и свидетель, ему и поручили рассказать. Из первых уст.
– Это вы правильно решили, – согласился Третьяков. – Колмаков – перспективный работник. Кстати, почему он до сих пор в майорах ходит?
– Срок не вышел, товарищ генерал. Год остался…
– Но должность ведь позволяет! Составляйте досрочное представление, я с удовольствием подпишу.
– Хочу его к себе в заместители просить, Лев Михайлович, – подвинул шефа дальше Митрошенко – человек он был дальновидный, быстро ухватывающий ситуацию. – Борис Львович готовится на отдых…
– Тем более Колмакову надо получить по второй звезде на погоны. Не затягивайте с этим, Анатолий Станиславович. Так что же он такое раскопал? Ладно… Храните тайну до тех пор, пока не приедем на Литейный.
Водитель знал, что генерал любит, вернувшись из командировки, проехать по Невскому проспекту, и готовился прокатить его от клодтовских коней на Аничковом мосту до Казанского собора, а потом по Моховой выскочить на свою улицу. Но Третьяков кивком головы дал понять, что на этот раз парадный проезд отменяется. Генералу и впрямь не терпелось узнать, что же там такое раскопал этот умница Колмаков.
Когда Колмаков закончил рассказ, Третьяков захлопнул блокнот, в котором делал записи, отодвинул, покачал головой, потом резко поднялся и подошел к окну.
Так он стоял, спиною к собравшимся в его кабинете чекистам, пока не осмыслил полученную информацию.
– Очную ставку Резник и аспиранта проводили? – спросил он, поворачиваясь.
– Пока нет, – ответил Митрошенко.
– Предупредите меня, – сказал Третьяков, отрываясь от окна. – Хотя сцена будет не из приятных…
Генерал прошелся по кабинету, остановился на середине.