Ловушка для «Осьминога»

Гагарин Станислав Семенович

Они побывали на посту РЛС, и прямо там генерал Казаков вручил сержанту-оператору Никитину нагрудный знак. «Отличник погранвойск» I степени. Потом поехали на стрельбище, посмотрели, как метко поражают мишени уже освоившиеся с пограничным бытом солдаты первого года службы.

– У нас такая метода, – объяснил генералу начальник заставы. – Учим стрелять на уровне снайпера. Специальные тренировки плюс внушение идеи: пограничник – солдат высшего класса. И еще патронов на учебные стрельбы не жалеем…

– Отличная метода, капитан, – похвалил Казаков. –

Попрошу редактора окружной газеты прислать к вам корреспондента. Пусть для всех распишет ваш опыт.

Обедали после часа дня, когда на заставе по ее особому расписанию начинается рабочий день.

Казаков сидел с Тююром за столом в общей комнате, где за другими столами обедали солдаты и сержанты. Никаких отдельных боковушек на заставах и в застойную эпоху банкетов не полагалось. Здоровый демократизм всегда был присущ пограничной жизни. Иначе нельзя. Ведь застава словно передовая линия фронта. Здесь каждый уходит в наряд как на войну, не зная, вернется ли вот в эту, собственными руками обихоженную столовую живым.

Летчиков накормили раньше, и они ушли к вертолету заниматься собственными делами.

Казаков ел вкусный борщ, поглядывал на обедавших солдат, которые делали вид, будто и не замечают такого высокого гостя, вели себя со сдержанной вежливостью. И генерал чувствовал себя молодым, освободившимся от множества забот и тягот, которыми так богата его жизнь. Мало того, что надо удерживать в голове возможные перепады необыкновенного, растянувшегося на сотни километров хозяйства, так еще и продумывай каверзы, которые сочиняют профессионалы на той стороне.

Краем глаза генерал заметил, что на столах пограничников не остается недоеденных кусков хлеба, остатков пищи. Он всегда возмущался, когда видел на заставах пищевые отходы. Значит, говорил Казаков, что-то у вас не так организовано с питанием. Конечно, отходы не пропадут, на каждой заставе есть свиноферма. Но это непорядок. И даже не продуктов жаль, которые сгребаются в ведра на кухне. Жаль самих молодых парней, равнодушно взирающих, как десятки килограммов несъеденной пищи переходят в категорию помоев. Ведь от таких ежедневных картин незаметно для себя они исподволь привыкают к расточительству!

Научить юношу мастерски стрелять, разбираться в следах, управлять техникой – это хорошо. Но воспитать в нем чувство хозяина в большом и малом – задача наиважнейшая. И мелочей здесь нет… Не заметил капающий кран, не погасил днем лампочку в казарме, рассыпал мешок с цементом, оставил на дороге клок сена, заготовленного товарищами для коров на заставе… Все это будто бы копейки, но без них нет рубля, без рубля нет миллионов. Бережливость в малом порождает бережливость в большом.

«Скажу ребятам об этом во время беседы», – решил Казаков.

VI

У капитана сейнера Арнольда Виру настроение было испорчено вконец. Только что он говорил с председателем рыболовецкого колхоза, который объявил: старпома твоего посылаем в Таллинн на курсы, пусть поизучает новое поисковое оборудование.

– Самая

пора идти на хорошую рыбу, а вы лишаете меня правой руки, – сопротивлялся старый Виру. – Черта ли нам в этих курсах! Мой старпом закончил мореходку, а я вообще нигде не учился, а рыбу ловлю лучше всех на побережье. Разве не так?

– Ты абсолютно прав, Арнольд, дружище. Но старпому твоему в перспективе плавать в Атлантике, а там с балтийским опытом не развернешься. Ведь ты же не пойдешь в океан, скажем, на БМРТ? [31]

– А чего я там не видел, в океанах, – ворчал, смиряясь, Арнольд Виру. – Мне и на Балтике просторно. Но как же я все-таки без старпома?

– К нам должен прибыть парень на стажировку, – ответствовал председатель. – Из Пярнуского рыболо­вецкого комбината. Старпом, в капитаны выдвигают. Вот ты и подучишь его маленько.

31

БМРТ – большой морозильный рыболовный траулер.

На том и порешили.

Пока сейнер Арнольда Виру стоял у пирса колхозного ремзавода, но через неделю ремонтники обязались выпустить его как новенький. По недавно принятому правилу, ремзавод не только восстанавливал рыбацкий флот, но и давал на определенный срок гарантию. Теперь ремзавод зависел от конечного результата, то есть улова, поэтому в первый рейс на отремонтированном судне отправлялся механик-наставник. Любая заминка с двигателем во время первого рейса влекла за собой рекламацию, по которой этот специалист отправлялся и во второй рейс, но тогда зарплаты ему уже не платили.

Теперь механик-наставник Пенсас безвылазно ко­пался с ремонтниками в машинном отделении сейнера едва ли не вылизывать заставлял двигатель.

Арнольду Виру и его механику Сигулду Пунгу нравился Пенсас, человек пожилой немногословный, хороший работник, от внимания которого не ускользала никакая мелочь.

Работал Пенсас в колхозе недавно, но уже зарекомендовал себя с доброй стороны. Никто из здешних рыбаков не знал, что старый Пенсас служил в гитлеровском легионе, потом шнырял по лесам с немецким автоматом в руках, отбыл заслуженное наказание, а в последнее время был завербован Августом Эккерманом для участия в операции «Семейные каникулы».

Вовсе не случайно именно Пенсас должен был идти в море на сейнере Арнольда Виру.

VII

Лотара Рендулича, потерявшего от страха самообладание, Август Эккерман прятал на даче.

Яхтсмен без колебаний поверил доценту в том, что во время попойки он ударом бутылки по голове убил корреспондента Вареса. Смакуя детали, Эккерман поведал, как вытаскивал ночью из подъезда труп, упакованный в мешковину, а затем в целлофан, как, рискуя попасть с ним на глаза кому-либо, упрятал его в багажник машины, отвез на берег лесного озера и утопил со всеми предосторожностями.