Ловушка. Форс-мажор
Шрифт:
– А место то именуется гаражом ОПУ СЗУВДТ. То бишь транспортной наружки.
– Ни фига себе! Они что, совсем охамели?! Надо было их на месте повязать и сдать куда надо.
– А «куда надо» – это куда? – поинтересовался бригадир.
– В собственную безопасность. Можно в их, можно в нашу. А еще лучше – в ту же ФСБ.
– Эдуард Васильевич, – спросил куда менее наивный Хыжняк. – А мы будем по приезде отражать этот факт в сводке наблюдения?
– А ты сам-то как думаешь?
– Но ведь этого нельзя оставлять просто так, это же самая натуральная коррупция.
– Правильно думаешь. Вот только
– А что же это по-вашему?
– Это? Это – жизнь. Вот так-то, други… Паш, прижмись где-нибудь, надо Нечаю отзвониться, пока он из «конторы» не свалил. Только не нарушай, все-таки Главк рядом. Чего понапрасну гусей дразнить…
О чем конкретно в течение десяти минут Эдик говорил с начальником отдела Василь Петровичем Нечаевым, для «грузчиков» «семь-три-седьмого» так и осталось загадкой. Но, судя по выражению лица Каргина и его мельницеобразной жестикуляции, эмоции в разговоре били через край.
Вечером Паша набрал Катерину. Весь день ему безумно хотелось услышать ее голос, а в идеале – как можно скорее увидеть снова. И если не сейчас, то хотя бы завтра, тем более что в дежурной разблюдовке на среду ему неожиданно поставили отсыпной.
– Привет слухачам!
– О, привет глядачам! Кого сегодня из полона вызволяли?
– На этот раз чуть сами не угодили.
– Ого! У вас и такое бывает?
– У нас всякое бывает. А как продвигается твой отчет?
– Знаешь, много лучше, чем я ожидала. По моим прикидкам, еще два-три часика – и ключик будет у меня в кармане. Вернее, в кармане начальства. Сомневаюсь, конечно, что он выйдет золотым, ну да при такой постановке задачи и при таких сроках любой сойдет. Все равно им никто ничего открывать не собирается.
– Так ты там сейчас что, одна за всех пашешь?
– Ес-сно. У нас ведь как работать, так все пацаки. Но, удивительное дело, Паш: оказывается, многочасовые пешие прогулки прекрасно стимулируют умственную деятельность.
– В таком разе, да если это еще и на благо Отечества, я готов простимулировать снова. Например, завтра. У меня выходной, так что могу быть в любое время в любом месте.
– Павел, ты только не обижайся, но именно завтра я никак не могу. После работы меня будут ждать в одной далеко не самой интересной компании.
– Так если она не самая интересная, может, и шут с ней?
– «Грузчик», не трави душу!.. Во-первых, я обещала, во-вторых, по ряду причин я должна там появиться и хоть пару частей марлезонского балета, но отсидеть. А в-третьих, когда я давала согласие на участие в этой вечеринке, мы с тобой еще даже не были знакомы.
– Хочешь, я пойду с тобой?
– Нет, не хочу.
– Почему?
– Паш, ты становишься навязчивым, тебе это не идет.
– Прости, пожалуйста.
– А вот это уже лишнее. Все, отдыхай, а мне еще нужно поработать. И не обижайся – обещаю, что следующая мазурка будет за тобой. Ну как, готично?
– Ага, в мемориз.
– О-о, а ты, оказывается, продвинутый медвед?
– Ладно-ладно, – пробурчал Паша, прощаясь. – Будем считать, что слив засчитан…
Что ж это за жисть такая, а? Даже в не самую интересную компанию, и в ту не зовут.
Глава восьмая
Мне
На следующий день примерно без четверти пять в офис на Итальянской зашли. Функционально то было время повседневной рабочей сиесты, когда малые, рутинные дела уже закончены, а для основных, главненьких, время еще не наступило. Поскольку главненькие в основном вершатся не в тиши рабочего офиса, а в интимно-балаганной ресторационной обстановке. В располагающих к умиротворенности и благодушию собеседника интерьерах.
Вошедших было несколько, и все они нервничали. В этот момент Ладонин находился в приемной. Развалившись в кресле, он лениво рассматривал свитки факсов и, увидев ИХ сквозь стеклянную дверь, сразу распознал в визитерах именно тех людей, которые приходят задерживать.
На мгновение Игорю стало скучно: уж лучше б с ОМОНом ввалились. Тогда хотя бы и поваляешься, и поогрызаешься, и вообще… есть над чем поглумиться. Особенно если походя обворуют. Ладонин столь отчетливо и скрупулезно почувствовал первую процедуру, что не сделал ни малейшей попытки как-то среагировать на легко прогнозируемые в подобных случаях сумбурное хамство и суматоху. Неприятные воспоминания о второй и третьей процедурах он попросту отбросил. Так же как и мысли о дальнейших «неудобствах», заканчивающихся тревожным сном в изоляторе временного задержания, где сержант, вместе с задержанным, вроде и сетует на отсутствие подушки, но при этом сделать ничего не может. Там, где грамотный задержанный, понимая бессилие милицейской обслуги, тем не менее не сдерживается и от бессилия срывает зло на ней. Знания этой стороны жизни заканчивались у Игоря именно на уровне ИВС. «По-взрослому» он, в отличие от покойного брата Ладоги, никогда не сидел.
Секундно уйдя в воспоминания, Ладонин резко очнулся и не на шутку разозлился:
– Граждане начальники, – отчетливо зло произнес он, – уделяйте пристальное внимание развешанным на стенках картинам – за ними могут скрываться сейфы. А в сейфах сокрыто награбленное.
Повернувшись спиной к группе оперативников, пытающихся пробиться в приемную, Игорь нарочито медленно зашагал к себе в кабинет, по ходу рассучивая рукава рубашки. Проходя мимо стола секретарши Оленьки, неожиданно гаркнул:
– А где мои стильные запонки, в которых я обычно сижу в тюрьме?
Секретарша метнулась. Но не за запонками, а на голос завгара Грушевского, который попал под раздачу, в общем-то, случайно: приехал в бухгалтерию за талонами на бензин, а тут – ба, карнавал. Тем не менее субтильного телосложения завгар на удивление стойко принялся бычать: «В чем, спрашиваю вас, дело?!»
Тем временем пришедшая в себя охрана перегородила длинный коридор: первый из них, сомкнув опущенные кулаки книзу, вглядывался в пол и корректно интересовался: «Поподробнее, пожалуйста: в чем дело?!» Водитель Сева и второй охранник стояли чуть позади, так что места для прохода сотрудников практически не оставалось.