Ловушка. Форс-мажор
Шрифт:
– Как же, могла. Я все это время тебя стерегла.
– А что со мной сделается-то?
– А то, что здесь девки ушлые: в два счета соблазнят, уведут и растлят. Так что глаз да глаз! И вообще: я ведь не просто так танцевать хочу, а с тобой. Теперь ясно?
– Теперь ясно, – улыбнулся Козырев.
– Ох, пока всех своих девичьих тайн ему не раскроешь, сам нипочем не сообразит. Пошли, кавалер… – Катя взяла его за руку и повела на танцпол. Там как раз очень в тему захрипел депрессивный медляк Тома Уэйтса.
Но дело до танцев снова не
– Вашу мать! В конце-то концов, мне сегодня дадут прижаться к мужчине или как?!
– Кать, честное слово, я быстро. Только отойду в сторонку, а то очень громко музыка играет…
– Валяй, я пока тоже отойду. В сторонку… Эй, гарсон, бокал шампанского для одинокого и разбитого девичьего сердца…
Оказывается, это был четвертый не принятый за вечер звонок. Козырев посмотрел на высветившийся на экранчике номер и, мягко говоря, обалдел, прочитав имя абонента… «Полина». Н-да, сегодняшний день, безусловно, был щедр на сюрпизы, учитывая, что с Ольховской они не общались почти год. В свое время он хотел даже сам номер из записной книжки затереть, за ненадобностью, да все как-то рука не поднималась. И вот – на тебе, сама объявилась.
– Слушаю.
– Паша, ты?… Паш, у нас здесь такое… такое… – Полина, не выдержав, разрыдалась.
– Да погоди ты, не реви. Объясни толком, что случилось?
– Хорошо, Паш, я сейчас… Ты… Ты извини меня, дуру. Но… Просто я не знаю, я не понимаю, что мне делать. И так получается, что сейчас мне больше не к кому обратиться… Я все понимаю. Я знаю, что ты обо мне все это время думаешь, знаю, что считаешь меня… И это, наверное, правильно. Но…
– Полин, давай не будем ударяться в воспоминания. Давай сразу по делу – что стряслось?
– Игоря арестовали.
– ЧТО?… Когда? За что?
– Сегодня, ближе к вечеру. Пришли в офис с обыском, изъяли какую-то вазу и после этого отвезли в тюрьму.
– Ну, пока еще не в тюрьму, а в изолятор, – автоматически поправил Паша.
– Да какая разница?! Мне позвонила Оля, секретарша, я все бросила, поймала такси, но не успела. Игоря уже увезли. Я весь вечер просидела здесь, в его кабинете… Паш, это какой-то кошмар! Постоянно звонят телефоны: друзья, враги, партнеры, эти чертовы журналисты… Что мне делать? Я ведь ничего, совершенно ничегошеньки не знаю.
– Но про обвинение в краже из Эрмитажа ты как-то узнала?
– Игорю разрешили сделать звонок. Он позвонил, сказал, чтобы я не волновалась, что все будет хорошо, что он скоро вернется. Я спросила: что случилось, за что? Он начал говорить, что его подозревают в какой-то совершенной дикости. Что подаренная ему на день рождения чаша – якобы краденая. И вроде как из самого Эрмитажа. Но больше ему говорить не разрешили, повесили трубку. Паш, ты понимаешь, что сейчас, на фоне всех этих скандалов с экспонатами, его запросто могут сделать крайним?
– Полин, а ты точно уверена, что он… Что Ладонин здесь не при делах?
– Паша, ну как ты можешь? Ты же знаешь Игоря!
– Коли так, не вижу смысла особо волноваться. Немного подержат и выпустят. Неприятно, конечно, но… Всякие бывают случайности. И вообще, неужели ваш крутой и всемогущий Саныч не может разрулить такую ерунду?
– В том-то и дело, что Саныча, как назло, нет в городе. Он прилетит только завтра.
– Значит, завтра все и закончится. Уверен, что просто так, ни на чем, держать Ладонина не станут. Как-никак фигура.
– Паш, в том-то и дело: это никакая не случайность. Это провокация, это подстава!
– С чего ты взяла?
– Я не могу сейчас… Наверное, нельзя это по телефону… Паш, приезжай, а?… Я тебе все подробно расскажу. Вернее, все, что знаю.
– Полин, я… Я сейчас занят немного.
– Да я слышу, музыка грохочет как… Я понимаю, у тебя своя личная жизнь, но ведь Игорь, он тебе не совсем чужой человек?! Вспомни, Паша!
– Может, отложим на завтра? – замялся Козырев, которого эмоция Полины все-таки задела за живое. – Опять же Саныч вернется. Две головы – лучше, а три – совсем хорошо.
– Паша, миленький, ты даже не представляешь, как мне страшно. Ты не думай, у меня не истерика и не бабские фантазии… И еще… Знаешь, как звали оперативника, который приезжал к нам на обыск, а потом давал комментарий по телевизору?
– Как?
– Некрасов. Тот самый Некрасов, который тогда на станции, в Малой Вишере, с Нестеровым… Помнишь?
– Помню, – помрачнел Козырев, его голос сразу сделался серьезен. – Хорошо, я приеду. Сейчас возьму машину и приеду. Только ты не реви, ладно?
– Хорошо, не буду.
– У вас там на входе что, охрана стоит?
– Я спущусь и предупрежу, чтоб тебя пропустили.
– Отлично. Все, жди, я еду.
– Ну что, господин «грузчик», он же «таксист». Надеюсь, теперь-то мы па-атанцуем, – рассмеялась Катя, изобразив знаменитый жест Умы Турман, но тут же насторожилась: – Ты чего такой, как в водку опущенный? Случилось что?
– Ага, случилось. Кать, ты извини, мне срочно нужно уехать.
– Куда?
– Один мой знакомый, хороший знакомый, попал в неприятную историю. Похоже, ему нужна помощь.
– Рассказывай, – требовательно и деловито приказала Востроилова.
– Кать, давай не сегодня, это… Это очень долгая история.
– А ты постарайся не размениваться по мелочам и сосредоточься на главном. Что молчишь-мнешься? Пашка, в конце концов я тебя не про первый твой сексуальный контакт пытаю… Ну-ка, посмотри мне в глаза… Понятно, так я и думала. Ты еще не определился в своем отношении ко мне и пока не знаешь, можно ли мне доверять? Что ж, хоть это и очень обидно сознавать, обещаю, что переживу. Откровенность в данном случае важнее. В общем, можешь ничего мне не объяснять и валить куда тебе нужно. Только учти, что в таком случае и я имею полное право пересмотреть свое отношение к тебе. Ну так как?…