Ловушка. Форс-мажор
Шрифт:
Паша помолчал, потом тяжело вздохнул, достал сигарету и… сбивчиво принялся пересказывать историю поисков Ребуса и гибели бригадира Нестерова. Процедура исповеди заняла минут пять-семь, а собственно сам рассказ о сегодняшнем происшествии – от силы полминуты. Потому как сам Козырев здесь мало что знал и понимал.
– …Говоришь, Некрасов? Ну да, важняк из антикварного отдела, – задумчиво прокомментировала Катя выслушанный козыревский сумбур.
– Ты что, знаешь его?
– Лично – нет. Просто фамилия запомнилась. У нас, в связи с эрмитажными телодвижениями по всем фронтам, в последние дни вал заданий по этой линии. И все, как правило, срочные. Так вот,
– С-сука!..
– Молодой человек, вы забываетесь, здесь дамы.
– Прости, Катюш, вырвалось…
– Прощаю, – отмахнулась Катерина.
Она еще какое-то время щелкала невидимыми тумблерами в своей рыжей голове, а потом смешно тряхнула челкой и не допускающим возражений тоном подвела черту:
– Значит, так: мы едем вместе.
– Кать, но…
– Никаких «но». Во-первых, друг моего друга – это мой друг. А во-вторых… Ты что же, считаешь, что хотя бы как специалист я совсем ни на что не гожусь?
– Я так не говорил, вот только…
– Паш, я все поняла, не надо считать меня за идиотку. Если по приезде на место я увижу, что твоей Полине в данную минуту требуется отнюдь не конструктивный профессиональный совет, а всего лишь необходимо поплакаться в мужскую жилетку, я это сразу пойму и оставлю вас наедине. Причем безо всяких обид и претензий со своей стороны.
– Кать, ну зачем ты так?
– Все, хватит размазывать сопли. Все мы взрослые люди. Все прекрасно все понимают. Поехали. Кстати, у тебя на тачку деньги есть?
Козырев неопределенно пожал плечами.
– Так я и думала. Давай, огородами выдвигайся на выход и жди меня на аллее. А я пойду, стрельну… не боись, не у Виталика, у Лерки… пару сотен тугриков. Ибо сегодня сама на мели. Все, жди, пять минут, не больше…
Уже поздним вечером в межрайонном изоляторе Ладонина скучно и медленно осмотрели. После формальных записей и выяснения об отсутствии жалоб Ладонин обратился к сержанту:
– Слышь, браток, дай-ка ты мне огрызок хозяйственного мыла и скажи по-хорошему: «От МВД!»
Сержант заулыбался. Протянул ему осьмушку бледно-коричневого мыла и произнес:
– От МВД!
Когда перед Игорем открылась дверь камеры, он грозно поинтересовался:
– Спидосодержащие не сидели?
– Не боись, заваливай. Меня бы в такую всем махом не затолкали, – послышалось изнутри. Ладонин тут же заржал, ибо на полатях сидел небритый Ян, собственной персоной.
Яна Ладонин знал еще с 1991 года. Тогда Игорь зашел в «договорник» на Суворовский: ему срочно понадобилась граната, которыми в ту пору торговала Зина, и попал под замес. Грамотно спасаясь от оперов, он выскочил во двор и влетел в «восьмерку» к Яну, который был крышей Зины. Игорь по запарке крикнул: «Атас, кипеж!» – и тут увидел, что Ян сидит вусмерть укуренный и абсолютно не в курсе, что их в данный момент окружают. Непонимающим взглядом Ян посмотрел на Ладонина, затем медленно-медленно моргнул и со словами: «Бон джорно» – дал такой полный ход назад, что снес водосточную трубу, а также свой и чужой бампер. После этого, странно выплюнув из себя фразу: «Не надо было ехать в Оклахому», – Ян, разогнавшись, вылетел на Суворовский, где возле Охтинского моста их остановил железобетонный столб. Ладонин тогда вышел через лобовое стекло. Самое удивительное, что погони за ними не было. Кстати сказать, Ян до сих пор не верил в эту историю, всякий раз при встрече отмахиваясь: «Да не гони ты!»
– Вот
– Мы в доле, – взгрустнул Ладонин и закурил.
На тумбочке у Яна лежали блоки сигарет, сыр, термос и так далее. Здесь же валялась абсолютно новая книжечка Довлатова «Соло на ундервуде».
– Н-да, ни разу не было такого при встрече с тобой, чтоб ты меня не удивлял!
– Ладоша, я даже рад… В смысле, что немного встряхнусь на киче. Зажирели мы с тобой. Галстуки. С понтом связи. Бизнес-эффективные конструкции… Всю удаль из нас деньги вышибли. На кого похожи! Я за два года ни разу не нажрался. Так, чтобы витрина в минус. Представь, Ладоша, я ведь теперь в винах разбираюсь. И в курсе, почему провинция Бордо не переваривает… как ее там?…
– Божоле?
– Да ну тебя! Тоже на «Б», но южнее и к морю… Ладно. Рассказывай. Хоть поболтаем всласть. А то на воле сплошняком бизнес. Погавкать не дадут. Все темы гнилые какие-то…
– Ты что, Ян? – не понял Игорь. – Ты же такой же! В смысле, как я…
– Мы такие же, как мы. А сейчас изменились. Вот я намедни вспомнил старые привычки – и одну жабу в сортире притопил. А он, жирный гад, упирался. Кафель заляпали. Писсуар вдребезги. Вот парюсь за правду, но завтра должны отпустить. Потом дело прикрывай – мусорам зарплата. Куражу нет.
– А как Лом? – ни с того ни с сего поинтересовался Ладонин.
– Лом… Тащит в пасть все, что ни приколочено, потом срет, где не спросясь! Тут недавно катер купил. Ему итальянцы подогнали в треть цены с трудной судьбой. Так мы ка-а-к вышли в акваторию и ка-а-к не смогли пройти под Тучковым мостом. Рубка высоковата оказалась. Лом мечется, орет: «Ян – шо делать?!» А я ему: «Хуйня вопрос – зашлем бабла в мостостроительный комитет – они мосты и приподнимут». Короче, разосрались. А яхту он потом в Грецию перегнал, платит за стоянку чер-т-те сколько… Сам в Стокгольме обожает бывать. Беда… А у тебя-то как?
– Каком кверху, как видишь. Шьют кражу из Эрмитажа, ни много ни мало.
– Растешь, – загоготал Ян. – Хорошо идешь! Лет на девять!
– Ты будешь смеяться, но мне этот антиквар на день варенья подогнали. А кто – не помню.
– Кореша, они часто закадычные бывают. В смысле, завсегда за кадык целятся. Но… Опять же неплохо. Есть чем заняться. Суку выкупить – и на березу! Пойми, Ладоша, это же фарт! Иначе бы совсем закис. Я тебя как-то раз с компьютером в кафе углядел, думал – все: или я «белку» схватил, или… А помнишь, как Геша стал «Гешой – два нагана»?…
Ладонин улыбнулся. Он понял, что эта ночь пролетит для него незаметно. А завтра… Завтра в Питер вернутся Саныч с Анатолием и устроят всем самый натуральный «встань, хряк!».
Часть II
Форс-мажор
Глава первая
Доверяй только тому, кто в случае провала потеряет не меньше тебя.
Старшего оперуполномоченного по особо важным делам Некрасова с великим русским поэтом-однофамильцем роднили две вещи: страсть к охоте и тайное знание, кому на Руси жить хорошо. Но если во втором случае барин Николай Алексеевич, высчитав подобных счастливцев, занимался обличением и ставил вопросы, то его неполный тезка из питерского Главка, напротив, таким людям искренне завидовал. И искал решение: как бы так изгалиться, чтобы к их стану примкнуть?