Ловушки памяти

Басова Юлия

Пожалуй, я выполнила свой долг перед Николаем, и делать мне здесь больше нечего.

Медленно поднявшись со своего места, я спокойно спросила:

– Тебе и впрямь нужен от меня лишь секс?

Затем, не дожидаясь ответа, отрицательно покачала головой:

– Нет. Ты хочешь большего. И мы оба это понимаем. Только, знаешь, – я не могу…

Сердце болезненно сжалось, и в голове промелькнула мысль, что Роберт никогда не простит меня. Однако в следующее мгновение я уже бежала к лифту, чтобы поскорее попасть к себе в номер. Лишь там, плотно затворив за собой дверь, можно будет вдоволь порыдать, отдавшись новому для меня чувству.

Глава 14

Вынужденный отказ

Залетев к себе в комнату, я громко хлопнула дверью о косяк и повалилась на кровать. Плакать хотелось, но слёзы почему-то не текли. Казалось, появись на моём лице хоть одна капля солоноватой жидкости, и сразу полегчает. Но нет, не тут-то было! Меня душила обида, отчего кулаки непроизвольно сжимались и ногти безжалостно, почти до крови, впивались в кожу. Я не замечала боли, не понимала, что сама раню себя. Всё тело сотрясалось от негодования и злости, но заплакать по-прежнему не получалось. Не было сил.

Я повернулась на спину и уставилась на белый потолок с затейливой лепниной. Слова Роберта всё ещё звучали в моих ушах, словно приговор. Как он мог предположить, проведя со мной почти целую ночь, что я – всего лишь послушное орудие в руках Лавровского? Неужели он не понял, что мне проще умереть, чем подчиниться кому-то? Что я не продаюсь? Что меня нельзя приручить, как собаку? Нельзя, нельзя!

Я с силой ударила кулаком по спинке кровати. К счастью, та оказалась обитой мягкой тканью, и руку повредить не получилось. Пролежав несколько минут, не меняя положения тела, я всё же решила встряхнуться. Резко поднялась и прямиком направилась к минибару, где успел похозяйничать Стронг. Это имя вновь и вновь возникало в моей голове, не давая забыться. Я открыла бар и заглянула внутрь. Вчера Роберт так ничего и не взял из этого маленького холодильника, доверху набитого спиртными напитками. Однако сегодня он пожелал, подобно русским людям, хлопнуть водки.

Я немного поколебалась и решила, что, пожалуй, тоже напьюсь. Придирчиво рассматривая бутылки, я остановила свой выбор на шампанском «Вдова Клико». Как-никак сегодня состоялся мой профессиональный дебют. Успешный дебют, если быть совсем точной. Только радости я почему-то не испытываю. Лишь боль. Интересно, а с НИМ, с единственным, из моей прошлой жизни, я была счастлива? Или, как теперь с этим Стронгом, тяжело переносила свою привязанность?

Резко оборвав все мысли, я тряхнула головой и почти бесшумно открыла бутылку с дорогой шипучкой. Шампанское было охлаждённым и поэтому не брызнуло во все стороны, как это часто показывают в кино.

Вообще, мысль о том, что придётся выпивать в одиночестве, наводила на меня тоску, но делать было нечего. Я пошарила в шкафу и вскоре извлекла на свет простой стеклянный бокал для шампанского. Наполнила его до краёв и сразу же осушила. Голова приятно закружилась, и по телу стало разливаться спасительное тепло. «Вот так и становятся алкоголиками», – невесело усмехнулась я, не выпуская из рук бутылку и фужер. Намерения у меня были самые что ни на есть серьёзные: шампанское надо допить и перейти к вину. Давно ведь известно: не мешайте спиртные напитки! Надерётесь до чёртиков! Я зло ухмыльнулась невидимому собеседнику и задала ему риторический вопрос: а кто сказал, что мне сейчас это помешает?

Наполнив фужер новой порцией шипучки, я приготовилась опрокинуть её в себя, как вдруг в дверь постучали. Громко, настойчиво,

требовательно. Конечно, это не была горничная. Никто из персонала гостиницы никогда бы не позволил себе так ломиться в дверь к постояльцу. Это был Стронг, и никто другой. Я почувствовала это сердцем. Дыхание сбилось, и пришлось пребольно ущипнуть себя за щёку, чтобы собраться с мыслями.

Я решительно двинулась к двери, намереваясь сказать англичанину всё, что не смогла сказать там, при всех. Тогда меня на время покинули силы, и спорить с мнением Стронга не представлялось возможным. Я бы точно проиграла. Но теперь уверенность вернулась, пускай благодаря шампанскому, а вместе с ней появилась горячая потребность отстоять свою честь.

Эх, надо было пить там, в ресторане. Лавровский же предлагал!

Я резко отрыла дверь, и в упор уставилась на Стронга. Он стоял на пороге моей комнаты, безмолвный и бледный, словно гипсовая скульптура. Его глаза снова зажглись при виде меня.

– Заходи, – резковато пригласила я, не обращая внимания на его странный взгляд.

Роберт шагнул вперёд, чуть не наступив мне на ногу. Я машинально закрыла дверь и отступила назад, увеличивая расстояние между нами.

– Хочешь шампанского? – любезно осведомилась я.

А сама подумала: как он хорош сегодня! Элегантный чёрный смокинг, белоснежная рубашка, а главное, глаза – серые, бездонные. И как они только могут так быстро менять свой цвет? То, минуту назад, полыхали огнём и вот уже опять – почти прозрачные, словно горный хрусталь.

Там, в ресторане, я почти не замечала ничего, кроме этих глаз, – ни его одежды, ни людей вокруг нас, ни-че-го. А теперь, выпив для храбрости, я уже вполне откровенно рассматриваю англичанина, забыв о всяком приличии.

Роберт шагнул ко мне и взял из моих пальцев фужер с шампанским, из которого я намеревалась выпить.

– Не возражаешь? – уточнил он бархатным голосом и в следующую секунду опрокинул в себя всё содержимое бокала.

Я натянуто улыбнулась и пожала плечами: не очень-то вежливо с его стороны лишать девушку фужера. Что же, не беда. Выпью и из горла. Я поднесла бутылку к губам и сделала большой глоток. Пузырьки защекотали нёбо, стало немного неприятно, и захотелось покашлять. Я с трудом сдержалась, не желая выглядеть посмешищем со стороны. Роберт наблюдал за мной с нежной улыбкой, словно взрослый – за неразумным ребёнком, который делает первые попытки удержать в руке ложку.

– Что тебя так развеселило? – хмуро спросила я, стараясь не смотреть на Стронга.

– Мне совсем не смешно, – ответил он, помедлив.

Я снова отхлебнула из бутылки. На этот раз глоток был последним. На донышке ещё оставалось немного шампанского, но допивать его не хотелось.

Я молча поставила бутылку на пол и плюхнулась на ковёр рядом с диваном. На сам диван почему-то садиться не захотелось. Наверное, сказывалось то обстоятельство, что я была немного навеселе. Стронг медленно приблизился ко мне и опустился рядом. Снял пиджак и небрежно бросил его на журнальный столик. Мы сидели в головокружительной близости друг от друга и молчали. Интересно, куда делась моя решимость отстоять свою правду? Почему я не объясняю ему, что Лавровский – не мой мужчина? Почему не оправдываюсь? Почему не обвиняю Стронга в том, что он прилюдно объявил следующее: я – игрушка в руках Николая, которая готова спать с каждым, на кого он укажет?! Стронг ведь именно так и сказал!