Ложь напрокат
Шрифт:
– Борис подарил, – буркнула она и пошла наливать себе кофе.
– А мне вот никто не подарит. – Печаль в моем голосе грозила обернуться настоящим горем.
– Думаешь, мне подарок от чистого сердца сделан? Как бы не так. Просто у этих шлепок подошва мягкая и не стучит по полу, как у старых. Нет, меня-то устраивало, а вот Бориса… «Твое хозяйственное присутствие, – говорит, – дорогая, напоминает мне о вечном ремонте в квартире». Блин! Ну все подарки из меркантильных соображений! Включая бытовую технику. Вот подарил бы мне для самого себя новую «Шкоду», я бы еще порадовалась. Увы, увы, мне, Наталье Николаевне…
– Кстати, о кармане, – обрадовалась я. – Достань из кармана своего синего пиджака документик – я его тебе в квартире Сергея сунула. Бланк такой… На нем сопроводительное письмо отпечатано, – пояснила я, заметив, как округлились заспанные и припухшие глаза подруги. Почти до нормального размера.
– Не могу. – Наташка вздохнула. – Пиджак на работе остался. Чтобы коллеги помнили о моем незримом, но постоянном присутствии во время краткосрочного отсутствия. Ну жарко же было! – возмутилась она, по достоинству оценив мой суровый взгляд. – На мне помимо пиджака еще черный свитерок из ангоры был. Ну тот, что и тебе нравится. Не могла же я снять его и остаться в лифчике и пиджаке. Из двух зол, как говорится… В конце концов, я не одна разделась. Девчонки тоже лишние шмотки с себя скинули. Что ты на меня уставилась? Можно подумать, что на мне солнечные пятна и их уже не отстираешь. Между прочим, их и отстирывать не надо, они сами по себе исчезают Довольно быстро. Только одно продержалось двести суток – в тысяча девятьсяот сорок третьем году. А темными эти пятна кажутся только потому, что их температура на полторы тысячи градусов ниже остальной температуры поверхности Солнца.
– Откуда ты знаешь? – недоверчиво спросила я.
– Оттуда. Поживешь с моим мужем, не то узнаешь.
– Нет уж, я лучше со своим как-нибудь свой век промучаюсь.
– Как хочешь. Можно подумать – я навязываю. Самой нужен. Так о чем мы говорили?
Наташка допила кофе и окончательно проснулась.
– О бланке. Позвони на работу и попроси продиктовать номера телефонов и адрес фирмы.
– Ты что?! Я же еще не приехала! Вот радость – рассекречиваться, вылезать из подполья и завтра выходить на работу!
– Значит, меня по телефону можно посылать на мое рабочее место?! – рассердилась я.
– Можно, – убежденно заявила подруга. – Послать можно куда угодно, не все же идут по назначению. Я знала, что ты, как умный человек, никуда не пойдешь. А у умных людей и подруги умные. Они же служат косвенной характеристикой… Опс! А почему бы тебе не позвонить мне на работу и не узнать эти данные самой?
– Вот тут ты, пожалуй, права…
– Я всегда права! Давай звони…
Прервал нашу пикировку телефонный звонок. Звонил Виктор Васильевич Листратов. Он весело поинтересовался моим здоровьем, потом, не меняя интонации и не давая произнести мне ни одного слова, здоровьем всех родных и близких, а в итоге заявил, что у меня есть одна минута, чтобы изложить суть просьбы. «Почему сразу просьбы», – хотела я возмутиться, но время пошло, и я решила оставить выяснение отношений до лучших времен.
– Записывай, – оборвала я сама себя, – Решетникова Ольга Юрьевна…
– Записал, – спокойно произнес Листратов. – И что? А также почему и зачем?
Я вздохнула, попросила у Всевышнего прощения и начала врать:
– Если совсем коротко, то Ольга Юрьевна много
– Хорошо, – остановил меня Листратов. – Выясню – позвоню. – И отсоединился.
Я даже не успела предупредить, чтобы не говорил о моем звонке Димке. А впрочем, откуда муж может знать, кто такая эта Ольга Решетникова?
Наталья внимательно следила за разговором. Пришлось подробно рассказать о своих предположениях.
– Ты полагаешь, она связана с собственным убийством? – спросила она, выслушав мои рассуждения.
– Думай, что говоришь! – возмутилась я. – Хотела убить Татьяну, а убила себя?
– Нет. Хотела убить Татьяну, а Сергей убил ее.
Я потеряла дар речи: этот вариант не был мною доведен до такого итога. Только из чувства противоречия я принялась разбивать в пух и прах Наташкину версию. Пух летел в разные стороны. До праха дело не дошло. На главный вопрос, зачем это было нужно Ольге, Наталья ответила довольно убедительно:
– Ольга выросла в беспринципной, аморальной семье. Совершила какое-то (и, может быть, не одно) преступление. Выйдя на свободу не с чистой совестью, решила обзавестись новым имиджем и новыми документами вкупе с новой биографией. Лучшей кандидатуры, чем родная сестра, не придумаешь. Сидя в тюрьме, очаровала мать, и та завещала ей квартиру, а сама тут же скоропостижно скончалась. Возможно, с помощью дружков Ольги. Мать ничего не сказала о завещании Танюшке только потому, что так просила Ольга, убедившая бедную женщину, что Тане не следует знать об уголовном прошлом сестры. И никому этого не следует знать, чтобы не кололи потом глаза. Мол, вернется сама и все образуется… Освободившись, Ольга заняла квартиру матери, села на шею любовнику и принялась охмурять Сергея, подговаривая его избавиться от законной жены. В качестве альтернативы предложила себя. Дала понять, что даже готова стать Татьяной по документам. Он, по воле судьбы, сестер перепутал и задавил не ту.
Некоторые моменты из рассказа подруги показались достойными внимания, но интуиция яростно протестовала против версии вцелом.
– А что, собственно, ты имеешь против? – обиделась Наталья. – Угости свою интуицию пустырником, она и успокоится.
– Твоя версия смахивает на бразильский сериал с русскими актерами, – буркнула я. – Зачем Ольге новая биография? Она что, готовилась к преступлению века? Стащить, например, у жены президента его месячную зарплату, спрятанную от греха подальше под матрац?
– А может, она собиралась удрать за границу с новыми документами и… приобрести в горах Швейцарии шале…
– С такими деньгами Ольга могла купить здесь любую биографию. Никого не убивая.
– А если так, то зачем ей охмурять Сергея? Боюсь, что здесь замешана другая женщина. Помнишь, что говорила соседка Анастасии Владимировны? Ольгой – Татьяной интересовалась какая-то женщина. Рыжая. Крашеная. В черных очках… В окружении наших знакомых такой…
– Есть! – воскликнули мы с Натальей вместе. И вместе же продолжили: – Машуля!