Ложь
Шрифт:
– Вы говорите – единственное?.. Но так скрываются преступники, уголовники… Что Вы обо мне
думаете, Реверендо Джонсон?..
– Абсолютно ничего, Вероника… Это имеет отношение не к тому, что я думаю, а к тому, чего
можно добиться.
– Вы были Деметрио другом…
– Был… вы подобрали точное слово.
– Вы хотите сказать, что больше не являетесь его другом?..
– Я продолжаю считать его честным человеком, хотя и заблуждающимся, вспыльчивым, жесто
ким
– Беспощадным в чем?.. Он рассказал о мести?.. Он сказал, чт'o имел против меня?..
– Я узнал только то, что он намерен не позволить Вам уехать.
– Ах, нет, неужели это – правда?.. Но в таком случае, его прежние слова, сказанные за минуту до
того, как Вы вошли, были не только вспышкой гнева. Как и все в нем, это была преднамеренная
подлость!..
– Прошу Вас, успокойтесь.
– Я не могу успокоиться.
– Вы ставите под угрозу свое здоровье…
– Мое здоровье… жизнь… если честно, они немногого стоят!..
– Вероника, мне неважно, что произошло! Я – Ваш друг, и буду им всегда… Я буду рядом с Ва
ми против всего и против всех, даже если придется противостоять гневу Деметрио де Сан Тельмо…
пусть он преследует, убьет меня… Но не надо мной нависла опасность, а над Вами, Вероника. Если
он увидит, что я пытаюсь помочь Вам, он разъярится еще больше. Он сказал мне, что в этом случае
утащит Вас в самую глубь сельвы, а я отлично знаю, на что способен отчаявшийся человек…
– Отчаявшийся?.. Вы сказали отчаявшийся?..
– Потому что он… вопреки всему он любит Вас. Он Вас любит.
– Что?.. Он меня любит?..
– Сейчас любовь находится в самой глубине его ненависти. Если бы это было не так, он не был
бы таким жестоким и беспощадным…
– Его ненависть…
Дрожащие пальцы стиснули виски. Сильными ударами кровь бьет в едва затянувшуюся рану.
Но горячее, страстное, непобедимое и неукротимое сердце Вероники поднимается, как загнанный в
угол зверь, готовый к бою.
– Вы говорите, что он – отчаявшийся, а я думаю, он – сумасшедший, Реверендо Джонсон!..
– К несчастью, это не так, судя по его собственным словам … Его ярость, как ураган, ломающий
деревья, как поток, вырывающий все с корнями. Только согнувшись, смирившись, не сопротивляясь
ему, Вы выйдете живой из его рук.
– Что Вы пытаетесь мне сказать?..
– Кажется, я повторяю те же слова, что сказал Вам он. Ему необходимо видеть Вас униженной.
Он не простит Вас, если Вы не вызовете в его душе жалость и сострадание. Ваши мольбы и слезы бу-
дут единственной дорогой к его согласию на Вашу свободу.
– Мои мольбы?.. Мои слезы?.. Но почему я должна плакать и умолять его?..
–
вести, будто бы выполнив клятву отомстить Вам.
– Он поклялся, что отомстит мне?..
– Да, Вероника… Он запретил мне говорить Вам об этом, но он уже поклялся отомстить еще до
того, как познакомился с Вами, еще раньше, чем уехал в Рио.
– Ну что ж, он ее осуществит!.. Раз эта его возмутительная гордыня увлекла его за собой, пре-
156
вратив в судью над тем, кого он никогда не видел, пусть он выполнит клятву, пусть свершится месть!
– Вероника… Прошу, умоляю Вас, не принимайте все так.
– Такое поведение – единственно совместимое с моим собственным достоинством. А также с
моей любовью… Да, Реверендо Джонсон, я полюбила Деметрио де Сан Тельмо так, как ни одна жен-
щина никогда не любила ни одного мужчину. Он был моей первой любовью. Я полюбила его всем
сердцем!
– Он – первый?..
– Возможно, я могла заблуждаться, что любила и раньше, но нет, этого не было, совершенно
точно, не было. Мое сердце пробудилось для него, и весь мир оказался другим – ясным и понятным
для меня, когда я полюбила Деметрио. Все рухлуло – амбиции, тщеславие, представление о жизни, эта так свойственная человеку жажда легкого счастья и удачи. Полюбив его, я согласилась на все: на
отказ от наследства, на нужду и бедность, на труд. Я отдалилась от семьи, согласилась на борьбу за
выживание в самой убогой и враждебной обстановке, а он… он…
Она вскинула свое гордое, напоминающее отчеканенное на монете, лицо. Непреклонная реши-
мость сверкает в ее черных глазах и пылает на ее обжигающих губах…
– Передайте Деметрио, что я принимаю его вызов. Я остаюсь в Порто Нуэво и вместе с ним раз
делю его жизнь!.. Но я не стану рыдать и умолять его. Ему никогда не удастся увидеть меня сломлен-
ной и униженной. Это он однажды должен будет умолять меня о жалости и сострадании, чтобы вы-
рваться из домашнего очага, из этого ада, в котором он так упорно стремится к подчинению!..
Глава двадцать вторая.
Деметрио поспешно вышел из дома Ботелей. Очень быстро шагает он, не ведая куда, не отда
вая себе отчета в том, куда направляется, мучимый лишь бешеным, страстным желанием – убежать.
– Патрон Деметрио… Хозяин…
– А… что?..
Неподалеку от него, среди огромных листьев тропических зарослей, возникла темная изящная
головка Аеши. На лице цвета обожженной глины сверкают металлическим блеском монгольские глаза