Ложь
Шрифт:
ями!..
– Вероника!..
– В чем дело?.. Тебе пришлось не по вкусу – отведать горькую правду?..
– Подумай о тех вещах, что я мог бы сказать тебе, если бы не решил провести день спокойно!..
– Почему же ты не говоришь их мне?.. Начинай, я хочу выслушать тебя… В чем ты упрекнешь
меня?.. Какой-нибудь политический крах твоей партии, какой-то подвиг моего отца, навредивший
твоим интересам, или интересам твоей семьи?.. Если нет ничего такого, я не понимаю, что
получить от этой мести.
Деметрио усмехнулся столь жестоко, безжалостно и горько, что черты его лица исказились,
придав ему дьявольское выражение.
Невольно Вероника содрогнулась от ужаса, но гордость ее сильнее страха, сильнее необычной
жалости, вызванной отчаянием на лице Деметрио. Вероника пристально смотрит на мужа. Она мол-
чит, пока с губ Деметрио бурным, стремительным потоком льются презрительные, полные горького
сарказма, слова.
– Какая чудесная актриса!.. Как жаль, что сцены всего мира потеряли тебя… Но я не доставлю
тебе такого удовольствия, чтобы ты смогла отрицать свой позор и бесчестье!..
– Деметрио!
– Прости меня… Я тоже планировал не оскорблять тебя, а оставаться невозмутимым, ожидая
154
твоего раскаяния…
– Моего раскаяния?.. Мне не в чем раскаиваться.
– Продолжай!.. Продолжай упорствовать, стоять на своем, тем хуже для тебя!.. Но выслушай
мои последние слова: “Чтобы уехать из Матто Гроссо, чтобы вернуть себе свободу, расторгнув узы
брака, разорвав проклятую цепь, связывающую нас, ты должна признать свою вину, должна унижать-
ся передо мной, должна рыдать и умолять меня, потому что только из жалости, да… из жалости я буду
способен простить тебя!..”
– Инженер Сан Тельмо, пожалуйста!.. Подумайте о том, чтобы помириться… И, кроме того,
сейчас здесь находится Реверендо Джонсон. Он говорит, что Вероника посылала разыскать его… Я…
я…
– Скажите, чтобы он проходил.
Обеспокоенная Адела выходит, а Деметрио вновь оборачивается к Веронике…
– Вот он и здесь. Он обернулся всего за два дня. Но знай, что тебе не сильно-то поможет то, что
этот несчастный может сделать для тебя… Нет иного пути, чтобы выбраться отсюда, и я только что
указал его тебе: раскаяние, унижение, искупление вины болью и слезами!.. Рано, или поздно этот день
наступит… Я сломлю твое высокомерие, растопчу твою дьявольскую гордость. А сейчас – встречай
своего преподобного Джонсона! Да будет тебе толк от него!..
Он выскочил из комнаты. Вероника рывком приподнялась и спрыгнула с кровати.
– Вот и Реверендо, Вероника… успокойтесь пожалуйста.
– Вы просили позвать меня, сеньора Сан Тельмо?..
– Да, Реверендо… Простите, что осмелилась
– Я всего лишь выполнил свой долг. И я здесь для того, чтобы быть Вам полезным, если Вы
нуждаетесь во мне.
Вынуждая себя быть строгим, хладнокровным и сдержанным до угрюмости, Джонсон стоит
подле кровати Вероники, едва смотря на нее.
– Я слушаю Вас, сеньора Сан Тельмо…
– Реверендо Джонсон… Мне не хотелось бы злоупотреблять Вашей добротой, и не хотелось бы
вносить в Вашу душу еще больше сомнений, боли и тревог. Я отлично понимаю, что Вы будете стра-
дать в такой обстановке, как эта, где нет б'oльшего закона, чем сила, и нет иных способов общения, кроме грубости и жестокости. Я отлично сознаю и ценю, что здесь Вы должны бороться в одиночку
против всех злых сил, но Вы – единственный, к кому я могу обратиться… Вы – единственный циви-
лизованный человек на сто, на тысячу километров вокруг. Не удивляйтесь тому, что я взяла на себя
смелость попросить у Вас помощи и поддержки.
– Я понимаю, что Вы оказываете мне большую честь, доверив мне Ваши тяготы и беспокойство.
– Я не это хотела сказать, Реверендо. Возможно, я плохо выразилась, или ошиблась в Вас. Если
это так, я беру свои слова обратно и…
– Нет, Вероника… ради Бога… Я хотел сказать – сеньора Сан Тельмо. Будьте добры, простите
меня.
– Я предпочитаю, чтобы меня называли Вероникой… Вероника де Кастело Бранко – это имя, ко-
торое дал мне мой отец, и я хочу зваться так всегда, вернув обратно данное взаймы имя.
Ее глаза наполнились слезами, она с трудом сдерживает в горле рыдания, и эта молчаливая
боль проникает в самые глубины пасторской души, заставляя его залепетать:
– Сеньора Сан Тельмо…
– Больше не зовите меня так…
– Но ведь именно так я и должен называть Вас. Это – Ваше имя, и таким оно будет много лет.
– Нет, Реверендо… Я решила – оно больше не будет моим. Поэтому не зовите меня так. Нужно, чтобы я уехала из Порто Нуэво, по крайней мере, хотя бы в Куйабу… Там есть телеграф, средства
передвижения. Это, по меньшей мере, городишко… Это место, где я могла бы что-нибудь предпри-
нять, а не быть мебелью. Там есть власти, законы, и хоть немного правосудия…
– Вы рассчитываете, что я помогу Вам бежать?..
– Нет, Реверендо… Это было бы недостойно ни Вас, ни меня.
155
– И тем не менее, возможно, это – единственный путь…
– Что Вы сказали?..
– Я говорю с точки зрения здравого смысла, мы же в сельве. Удрать было бы трудно, тяжело, поджидают тысячи опасностей, но это – единственное, что Вы могли бы предпринять…