Ложь
Шрифт:
– Ну, это уж слишком! – вспылила Вероника.
– Ну, будет, будет Вам, не волнуйтесь, – принялась успокаивать ее Адела. – Было бы из-за чего расстраиваться. Не сердитесь, прошу Вас. Вот такой он, мой Хайме, и говорит таким макаром. Не умеет он иначе, но, поверьте, что он очень серьезно относится к Вашему лечению, и Вы ему очень нравитесь.
– Неужели?..
– Я очень хорошо его знаю. Он не такой плохой, если не пьет. Хайме – хороший друг, и умеет держать слово, – вступилась за мужа Адела. – Ну вот, пришли люди, которые должны перенести Вас. Хайме разрешил мне уложить
– Кастело Бранко! – горько улыбнулась Вероника, прервав на полуслове сеньору Ботель.
– Вскоре после свадьбы, – продолжала та, – я побывала в Рио и видела самый красивый особняк на холме, из белого мрамора, с чудеснейшим парком… Вы жили там, да?
– Да, Адела… именно там.
– Вы – любимая племянница дона Теодоро, правда? – восторженно затрещала Адела. – Знаете, вчера вечером, закончив уборку и переложив вещи в шкафах, я стала перелистывать старые журналы и увидела в них Ваши фотографии. Там целых две страницы Ваших фотографий: верхом на лошади, в бальном платье, в фехтовальном костюме с рапирой, верно?
В голове Вероники как в калейдоскопе закружились воспоминания, оживляя картины прошлого. Они прыгали и наскакивали друг на друга, словно играли в чехарду. На мгновение девушка забыла о доме Ботелей, о приветливой гостеприимной простушке Аделе, о двух рослых, крепких индейцах, с невозмутимостью бронзовых статуй стоящих рядом с ней и ожидающих указаний, чтобы перенести ее. Перед мысленным взором Вероники вихрем проносились видения: парк, фонтаны, помпезные мраморные стены, флигель оружейного зала и тот самый фехтовальный поединок, на котором она заметила ненависть, появившуюся в серых глазах Деметрио.
Сомнений не оставалось: Деметрио ее ненавидел. Она вызывала у него лишь отвращение, а его мнимая любовь и поцелуи были игрой, как нельзя более подходящей для необъяснимой ненависти к ней. Весь этот фарс был нужен ему, чтобы вырвать ее из родного гнезда, отравить душу Джонни, чтобы лишить ее расположения и привязанности дяди. Ну что ж, спектакль удался на славу: благодаря ему в глухих чащобах Мату-Гросу она стала несчастной, забитой женой, личной собственностью деспота.
– Что с Вами? – услышала Вероника откуда-то издалека озабоченный голос Аделы. – Вам стало хуже? Рана разболелась еще сильнее? – суетилась сеньора Ботель. – Хайме оставил мне таблетки на случай, если боль усилится. Это легкое снотворное, и, выпив их, Вы уснете.
– Дайте мне эти таблетки, Адела. Мне нужно забыться еще на несколько часов.
“Кастело Бранко, – подумала она. – Джонни… Бедный Джонни, если бы ты только знал!”
Если бы воспоминания позволили Веронике перенестись в особняк Кастело Бранко, она заметила бы, что все в доме стало не так. Теперь в старинных залах не играла музыка, не накрывался к обеду огромный стол под позолоченным потолком обеденной залы, не текло рекой шампанское, умело открытое ловкими руками слуг, одетых в ливреи... В парке стало тихо и сумрачно. Молчаливый парк
– Ну что, Теодоро, доктора уже ушли? – затеребила мужа донья Сара.
– Еще нет, консилиум продолжается, но со мной только что говорил доктор Ортега.
– Надежда есть? – тихо спросила она, борясь с тревогой.
– Да, наконец-то, есть! – опустив голову, устало ответил дон Теодоро, садясь на стул. Сара с надеждой положила руку на голову мужа. Из дальнего конца спальни они смотрели на лежащего в кровати любимого сына, стараясь не упустить ни одного его движения. Рядом с кроватью дежурила сиделка.
– Что сказал Ортега?..
– Ты же знаешь, Сара, что он не только отличный врач, но еще и друг семьи. Для него не было тайной, как страдал Джонни. Он считает, что именно в этом по большей части и заключена его болезнь.
– Конечно, Джонни страдал, но если бы он не начал пить, как одержимый, ничего бы не случилось.
– Как знать, Сара, как знать! Не то, чтобы я хочу оправдать его, но удар был для него слишком силен.
– Поверить не могу, что рядом с таким ангелом, как Вирхиния... – недоуменно покачала головой донья Сара.
– Но Джонни любил Веронику, – печально заметил дон Теодоро.
– Ну и что с того? – наставительно продолжала донья. – Чуточку упорства, и он мог послать эту любовь куда подальше.
– Сказать-то это легко, Сара, а вот сделать! – задумчиво промолвил дон Теодоро. – Если бы Джонни женился на Веронике, он был бы очень счастлив.
– Я так не считаю, – резко возразила донья Сара и уже мягче добавила: – По-моему, инженер Сан Тельмо оказал Джонни большую услугу, женившись на ней. Так лучше для сына.
– От Вероники не было известий?..
– До сих пор никаких… Вот ведь неблагодарная!..
– Ее отъезд был невеселым, – печально заметил дон Теодоро. – В последнее время, я держался с Вероникой сурово и был несправедлив к ней.
– А по-моему, все было, как всегда, я не заметила чего-то необычного. К тому же, тебе глупо беспокоиться по пустякам, когда Джонни тяжело болен. Неужели нам этого мало?..
– Одна боль не заглушает другую, да и в душе моей Джонни и Вероника неразделимы!
– Мне ли этого не знать, но что было, то было! Глупо и дальше терзаться тем, что нельзя исправить. Я понимаю, что Вероника была для тебя дочерью, но дочь ли, племянница ли – какая разница? Она вышла замуж и уехала, а с нами остался наш ангелочек Вирхиния… Дай бог, чтобы Джонни всем сердцем полюбил ее!..
– Оставь в покое Джонни, дай ему прийти в себя… Смотри, смотри, кажется он очнулся. Оставь нас одних, Сара.
– Хорошо, а я пойду к Вирхинии. Она так переживает из-за болезни Джонни, что ни ест, ни спит. Иногда я боюсь, как бы она сама не заболела.