Ложная память
Шрифт:
Подойдя к тумбе, она раздвинула свисающие плети плюща и вынула скрытую под ними видеокамеру. В кассете могло оставаться не более нескольких футов неиспользованной пленки, но камера все еще продолжала запись.
Она выключила ее и вынула из футляра.
Отвращение внезапно пересилило и ее любопытство, и стремление установить истину и совершить правосудие. Она поставила видеокамеру на тумбочку у кровати и поспешила в ванную.
Порой, после того как она просыпалась и обнаруживала, что ее использовали, отвращение Сьюзен воплощалось в тошноте, и она очищала себя, будто верила, что, освободив желудок, могла
Ей хотелось принять долгий и чрезвычайно горячий душ с большим количеством ароматного мыла и шампуня и энергично растереть себя мочалкой. Ей также хотелось сначала принять душ, а потом посмотреть видеозапись, потому что она чувствовала себя более грязной, чем когда-либо прежде, невыносимо грязной, как если бы ее измазали омерзительной невидимой грязью, изобилующей массами микроскопических паразитов.
Но сначала видеозапись. Истина. И только потом очищение.
Хотя Сьюзен была в состоянии отложить мытье, все же отвращение заставило ее сменить белье и подмыться. Она протерла лосьоном лицо и руки, прополоскала рот и горло мятным эликсиром.
Футболку она кинула в корзину для грязного белья, а оскверненные трусики — на ее крышку, так как совершенно не намеревалась стирать их.
Если ей удалось запечатлеть негодяя на видеозаписи, то, скорее всего, никаких иных вещественных доказательств факта насилия уже могло не потребоваться. Но тем не менее сохранить образец спермы для лабораторного анализа, пожалуй, следовало.
Ее состояние и поведение, зафиксированные лентой, без сомнения убедили бы власти, что она находилась под влиянием наркотика, была не добровольной соучастницей событий, а жертвой. Все же после обращения в полицию она будет просить, чтобы они как можно скорее взяли у нее пробу крови, пока следы препарата находятся в организме.
Как только она убедится в том, что видеокамера работала, что изображение получилось хорошим, что у нее есть неопровержимые доказательства против Эрика, она должна будет позвонить ему — до того, как обратится в полицию. Не для того, чтоб высказать ему обвинения, нет. Спросить: почему? Откуда эта злоба? Откуда это скрытое коварство? Зачем он подвергал опасности ее жизнь и разум при помощи какого-то дьявольского варева из наркотиков? Откуда такая ненависть?
Но она не может сделать этот звонок, потому что настораживать его могло оказаться опасным. Это запрещено.
Запрещено. Какая странная мысль!
Она вспомнила, что использовала это самое слово в разговоре с Марти. Возможно, это было верное слово, так как то, что Эрик делал с ней, было хуже, чем изнасилование и оскорбление, это, казалось, находилось за гранью простого беззакония, являлось не просто преступлением против личности, а почти кощунством. В конце концов, брачные клятвы священны или должны быть такими, потому эти нападения были нечестивыми, запрещенными.
Вернувшись в спальню, она надела чистую футболку и новые трусики. Мысль о том, что она будет голой смотреть это ненавистное кино, была невыносима.
Присев на край кровати, она взяла камеру и перемотала кассету.
Встроенный в камеру экран для предварительного просмотра давал изображение в три квадратных дюйма. Она увидела, как возвращается
Единственная лампа-ночник рядом с кроватью давала достаточное, хотя, конечно, не идеальное, освещение для видеосъемки. Поэтому качество изображения в маленьком окошке было не слишком хорошим.
Она вынула кассету из видеокамеры, вставила в видеомагнитофон и повернулась к телевизору. Взяв обеими руками пульт дистанционного управления, она села с ногами на кровать и, как зачарованная, с недобрым предчувствием впилась взглядом в экран.
Она видела, как в полночь, включив запись, возвращается к кровати, видела, как садится на кровать и выключает телевизор.
Несколько секунд она сидит в кровати, внимательно прислушиваясь к тишине в квартире. Затем, когда она тянется за книгой, раздается телефонный звонок.
Сьюзен нахмурилась. Она совершенно не помнила, чтобы ей звонили по телефону.
Она снимает трубку.
— Алло.
К сожалению, видеозапись могла показать ей телефонный разговор только с одной стороны. Из-за расстояния, отделявшего ее от видеокамеры, отдельные слова слышались нечетко, но в услышанном оказалось даже меньше смысла, чем она ожидала.
Она поспешно кладет трубку, встает с кровати и выходит из комнаты.
С того момента, когда Сьюзен начала разговор, в ее лице, движениях, во всем языке, на котором говорило ее тело, произошли непонятные и трудноуловимые перемены; она чувствовала их, но не могла сразу дать им определение. Но, несмотря на всю трудноуловимость, ей сейчас казалось, что из спальни выходила не она, а какая-то незнакомка.
Она выждала с полминуты, а потом включила ускоренную протяжку ленты, и вскоре опять заметила на ней движение.
Темные контуры фигуры в коридоре за открытой дверью спальни. Затем возвращается она. Вслед за нею из темного коридора порог переступает мужчина. Доктор Ариман.
От удивления Сьюзен лишилась дыхания. Она будто обратилась в камень, вся похолодела, перестала воспринимать записанный на ленте звук, ощущать собственное сердцебиение. Она была подобна мраморной деве, изваянной для окруженного самшитовым кустарником цветника в сердце роскошного английского сада, по ошибке оказавшейся в спальне.
Спустя несколько секунд изумление сменилось недоверием, она резко перевела дух и нажала кнопку «пауза» на пульте дистанционного управления.
В замершем изображении она сидела на краю кровати, почти так же, как и сейчас. Ариман стоял перед нею.
Она нажала «перемотку» и вывела себя и доктора обратно из комнаты. Затем снова коснулась «воспроизведения» и еще раз всмотрелась в тени, появлявшиеся из коридора, почти уверенная в том, что сейчас вслед за ней через порог переступит Эрик. Ведь доктор Ариман… Его появление здесь было просто невозможным. Он был высокоморальным. Достойным всяческого восхищения. Общепризнанным профессионалом. Полным сострадания. Искренне обеспокоенным. Это просто невозможно: здесь, вот так… Ее недоверие было, пожалуй, не меньше, чем если бы она увидела на ленте собственного отца, она была бы меньше потрясена, если бы в ее спальню вошел демон с рогами на лбу и глазами, желтыми и лучистыми, как у кошки. Но высокий, самоуверенный и безрогий, в дверь еще раз вошел Ариман, и недоверию пришлось отступить.