Лучшая на свете прогулка. Пешком по Парижу
Шрифт:
33. Уютное гнездышко в Девятнадцатом округе
Признаться, как чистокровная американка, я не так чувствительна, чтобы уловить, отчего парижане столь категоричны в выборе того или иного квартала. Они исходят из социального статуса и стоимости недвижимости, но для меня это – темный лес.
Дайан Джонсон
“Парижские кварталы”
Порой у человека, приехавшего в Па риж, все внутри сжимается от близости скорого отъезда, и он нет-нет да и спросит с тоской в голосе:
– А как тут обстоят дела с покупкой жилья?
– Жилья?
– О, конечно, не такого, как это.
Обычно он снимает студию в одном из центральных округов, неподалеку от Лувра и модных ресторанов.
– Просто что-то вроде опорного пункта.
Они могут не уточнять. Я в курсе. Их мечта – деревянная винтовая лестница
– Не может быть, чтобы это было так уж трудно? – продолжают они. – Шестой, конечно, исключается, но как насчет…
Они неопределенно машут рукой в сторону Монмартра.
– Уютное гнездышко, скажем, в Девятнадцатом, требующее не слишком серьезного ремонта.
Вот теперь, думаю я в этот момент, самое время рассказать им о Хлое.
Хлое, парижанка до мозга костей, пишет для одного из крупных еженедельников.
– Ты уже переехала? – уточнил я, когда мы встретились в последний раз.
– В Девятнадцатый. Вы с Мари-До обязательно должны прийти на ужин, как только закончат ремонт.
– До сих пор не доделано? Но это же уже длится – сколько, год?
– Полтора, – вздохнула она. – Это долгая история.
Девятнадцатый arrondissement (округ) – район, где издавна селился рабочий класс. Многие из нас – если такое вообще случается – видели его исключительно из окна машины, двигающейся по хайвею прочь из города. Но Хлое и ее друг Эрве решили, что нашли настоящее сокровище. Трехэтажный дом был одним из восьми, что стояли рядком на маленькой allée (улочке), идущей от оживленной торговой улицы. Близко – но не чересчур – от парижской кольцевой дороги, périphérique . Дом постройки 1860-х, того же времени, что и булыжник, вымостивший саму allée . К глубоко утопленному полуподвалу со стороны двора примыкал еще и крошечный садик.
– Выглядит… многообещающе, – сказала риелтору Хлое. – И очень дешево! Может, даже чересчур дешево?
– Возможна торговля, – ответил риелтор, только усиливая подозрения.
Все прояснилось, как только они приехали на просмотр. Пять машин заняли все парковочные места.
– Это клиенты господина Бартелеми, – сообщил риелтор, указывая на мясную лавку через дорогу.
Очевидно, клиенты использовали улицу в качестве парковки.
Чем дальше, тем хуже. Ступени с улицы вели прямиком в полуподвал, дверь в него была настежь распахнута. Внутри похрапывал на заляпанном матрасе мужчина в грязном белье. Откуда-то из темноты доносилась громкая ругань. Сильно пахло гнилью и мочой.
– К сожалению, – начал риелтор, – тут имеются…
На пороге появилась босоногая девица в грязных джинсах и замызганной футболке. Свирепо оглядев компанию, она рявкнула:
– Если вы не намерены поваляться – то проваливайте! – и резко захлопнула дверь.
– …сквоттеры, – закончил он.
Они все-таки купили дом и подали заявление на разрешение установить в конце улочки ворота с замком.
– Как вы можете заметить, – сказал Эрве, демонстрируя стопку заполненных бумаг мадам Байар, инспектору округа по вопросам жилья, – все жители allée согласны.
– Вижу, – подтвердила она. Усталое выражение ее лица свидетельствовало об опыте и понимании, что так просто никакие вопросы во Франции не решаются. – Но поступило возражение.
Оказалось, что мясник Бартелеми желает сохранить свою бесплатную парковку.
– Мы имеем право парковать автомобиль на принадлежащей нам земле, – запротестовала Хлое.
– Несомненно. Но он утверждает, что в случае установки ворот пострадает его бизнес.
– Это его проблемы. Это не дает ему права использовать наше парковочное место!
– О, я полагаю, что в суде вы будете иметь преимущество. Но разбирательства могут затянуться. Может, вам все же лучше договориться.
Спустя несколько недель за 10 тысяч евро господин Бартелеми согласился на ворота, приняв решение отправлять своих покупателей вниз по улице, где у супермаркета Champion как раз сделали прекрасную новую парковку.
– Теперь, что касается сквоттеров… – начала Хлое, когда последовала очередная встреча с мадам Байар.
– Мы предпочитаем называть их “незаконными заселенцами”.
– Как угодно, – Хлое достала новую папку. – Здесь многочисленные жалобы и отчеты об арестах за торговлю наркотиками и проституцию. Этих людей необходимо выдворить.
– Мэрия не вправе этого делать. Это задача полиции.
Комиссар полиции вполне мог сойти за брата-близнеца мадам Байар.
– Чтобы избавиться от этих людей, нужен судебный ордер. Должен вас предупредить, что получить его не так-то просто. Встает вопрос переселения их в другое место. Власти могут посчитать, что, находясь в вашем помещении, эти люди представляют меньшую
– Мы можем их выкинуть?
– Теоретически – да. Но они могут подать иск о возмещении ущерба, если кто-то из них будет ранен, или потеряет личное имущество, или лишится заработка.
– От торговли героином и проституции?
– Вряд ли они станут упоминать об этом, – согласился комиссар. – Но очень многие виды деятельности ведутся из дома. Они могут назваться психоаналитиками, к примеру, или финансовыми консультантами.
Хлое безуспешно попыталась представить себе клиентов, которые бы спустились в эту вонючую дыру за эмоциональной поддержкой или по налоговым вопросам.
– То есть мы бессильны?
– Не совсем. Официально мы ничего не можем сделать. Но вас может заинтересовать этот номер телефона.
Хлое записала номер. Комиссар не притронулся к ручке и бумаге. Похвальная предусмотрительность.
– Видел бы ты детину, к которому он нас отправил, – Хлое втянула голову в плечи так, что не стало шеи – изобразила головореза. – Нам было известно только, что он Серж. Фамилия оканчивалась на -ич. Все их фамилии оканчивались на -ич.
– Все? Сколько их было?
– Восемь. Здоровенные парни, организованная группа. Явно бывшие солдаты, может, части особого назначения, но не французские. Спецназ? Штази? Белоруссия? Румыния? В любом случае, первым делом на главной улице появился вагончик – знаешь, такие обычно ставят на строительных площадках?
– Понятно…
Но понятного было мало. Почему в Париже вечно все так непросто?
– На следующий день вдруг материализовались Серж и компания. Все в черном. Они прошествовали в подвал. Четверо сгребли одежду, постельное белье – все транспортабельное имущество – и перетащили в вагончик. Двое сквоттеров, что были в доме, тут же удрали, прямо босиком. Четверо других парней Сержа стояли там же с новой железной дверью с хорошими замками. Ее установили минут за десять. Я отдала Сержу пять тысяч, он мне – ключи. За два дня сначала исчезло барахло из вагончика, а потом и он сам. Сквоттеров мы больше не видели.
– И никаких ответных действий?
– Серж с компанией работают тихо и эффективно. Как раз это и требовалось. Если бы ты их увидел, сразу бы все понял.
– Но это же все случилось много месяцев назад, а вы так и не въехали?
Она вздохнула.
– Слышал когда-нибудь о Законе от 17 января 1992 года? Он касается правил реставрации исторических зданий. Есть ощущение…
Тут я перестал слушать.
История Хлое идеально демонстрирует все минусы покупки квартиры. Но Париж живет за счет фантазий. Кто я такой, чтобы разрушать одну из них, тем более такую хрупкую. “Свои мечты я расстелил; не растопчи мои мечты” [90] , – писал У. Б. Йейтс.
Я не настолько жесток.
– Уютное гнездышко в Девятнадцатом округе? Почему нет? Я буду иметь в виду, если что – мало ли, кто знает…34. Прогулка во времени
Прошлой ночью в полном одиночестве я бродил по Парижу, шел и шел милю за милей. Ближе к двум часам я устало плелся вниз по одной из улиц между Люксембургским садом и бульваром Сен-Жермен, когда вдруг услышал далекий гулкий стук деревянных каблуков. Улыбнувшись про себя, я замедлил шаг, звук раздавался все ближе, все громче, шибче. Вот он уже поравнялся со мной, и меня пробрала дрожь предвкушения. Затем шаги обогнали меня, но я никого не увидел. Мерный стук затихал, удаляясь, пока не растворился где-то за углом. Но я так и не увидел ни души…
Нед Рорем
“Па рижский дневник”
В большинстве городов правильнее держаться подальше от маленьких улочек и переулков. Только не в Париже. Во-первых, allée во французском никак не подразумевает ничего грязного и опасного. Allée – либо cour , или impasse , или pas [91] – может оказаться чем-то вроде английского mews : внутреннего двора позади ряда домов, где владельцы держали лошадей и кареты, а еще раньше – соколов и ястребов. Это может быть и улочка, идущая вдоль парка, с чередой домов, которые часто попадают в “Аркитекчурал дайджест”.
Но мне милы все переулки – и жалкие, и шикарные. Это как зайти за кулисы театра и увидеть всю машинерию, отвечающую за создание иллюзии. И еще удивительно, как часто парадная дверь в историческое здание заперта на замок, порой и с охраной, а дверь со стороны переулка даже не затворена.
Все, кто наведывается на Монпарнас, идут по улице Кампань-Премьер. Кому-то интересно посмотреть, где пристреливают Жан-Поля Бельмондо в годаровском “На последнем дыхании”. Знатоки архитектуры останавливаются у дома 31, отдавая должное выложенному плиткой зданию Андре Арфвидсона, кусочку венского сецессиона в Париже. Кто-то читал, что здесь жил и работал Ман Рей. Но попробуйте срезать путь, пройдя по переулку под названием Pa s d ’ Enfer , Адский пассаж, и взгляните, как Арфвидсон во времена до изобретения холодильников пристроил к каждой квартире специальные холодильные боксы – маленькие шкафчики для хранения мяса и молока, которые можно было открыть только изнутри, но в каждом недоставало пары кирпичей – чтобы воздух свободно циркулировал, поддерживая низкую температуру.