Лучше подавать холодным
Шрифт:
Соскользнув с седла, она небрежно обмотала поводья вокруг тонкого ствола молодого деревца. Обошла привязанную кем-то здесь же козу, приблизилась к входному пологу. Нокау, гуркский изгнанник, охранявший палатку капитан-генерала еще во времена Сазина, выпучил на нее глаза, забыв даже обнажить свою кривую саблю.
– Закрой рот, Нокау. – Монца на ходу поддела рукой в перчатке его отвисшую челюсть – аж зубы клацнули. – Ждешь, пока птичка гнездо совьет? – И, откинув полог, вошла.
Тот же стол, только карты на нем других земель. Те же флаги на стенах, часть которых
А она, злодейка, как хорошо знала Монца, обычно таковой не бывает.
Возле этого импровизированного помоста стояли, негромко переговариваясь меж собой, три капитана, старейшины великой бригады – Сезария, Виктус, Эндиш. Троица, которую Бенна уговорил сделать капитан-генералом Монцу. Троица, которая уговорила Карпи Верного занять ее место. Троица, которую Монце предстояло уговорить вернуть его ей.
– Так-так, – пророкотал Сезария.
– Ну-ну, – пробормотал Эндиш. – Никак это Змея Талина…
– Палач Каприле собственной персоной, – проскулил Виктус. – А где Верный?
Она посмотрела ему прямо в глаза.
– Не придет. Вам, парни, нужен новый капитан-генерал.
Троица обменялась взглядами. И Эндиш, прицокнув языком, всосал воздух сквозь желтые зубы по мерзкой привычке, одной из многих омерзительных черт этой длинноволосой крысы в обличье человека.
– Между прочим, мы сами уже пришли к такому выводу.
– Верный был хорошим парнем, – прорычал Сезария.
– Слишком хорошим… для работы, – добавил Виктус.
– А настоящий капитан-генерал должен быть злобным куском дерьма.
Монца оскалилась.
– Злобы в каждом из вас хватает. И больших трех кусков дерьма во всей Стирии не сыщешь. – Она не шутила. Надо было скорей прикончить эту троицу, чем Верного. – Многовато дерьма, однако, чтобы командовать друг другом.
– Это правда, – кисло молвил Виктус.
Сезария вскинул голову.
– Нам нужен кто-то новый.
– Или кто-то старый, – сказала Монца.
Эндиш ухмыльнулся своим дружкам.
– Между прочим, мы сами уже пришли к такому выводу, – повторил он.
– Молодцы. – Все шло даже более гладко, чем она надеялась. Восемь лет на посту командира Тысячи Мечей сделали свое дело – Монца знала, как управлять подобными людьми. Легко и просто, с помощью жадности. – Я не из тех, кто позволит маленькому печальному недоразумению встать на пути больших денег. И ничуть не сомневаюсь, что вы тоже не из тех. – Она показала им монету Ишри, на одной стороне которой красовалось изображение императора, на другой – пророка. Бросила ее Эндишу. – Таких будет целая куча, если перейдем к Рогонту.
Сезария насупил косматые седые брови.
– Выступить за Рогонта против Орсо?
– Опять пройти с боями всю Стирию? – Виктус вскинул голову, звякнув цепочками на шее. – По тем же землям,
Эндиш перевел взгляд с монеты на Монцу и надул прыщавые щеки.
– Не многовато ли сражаться придется?
– Со мною во главе вы всегда побеждали.
– О, да. – Сезария махнул рукой в сторону рваных флагов. – С тобою мы завоевывали славу. Есть чем гордиться.
– Но попытайся заплатить этим шлюхе… – расплылся в улыбке Виктус.
Этот хорек никогда не улыбался, и Монца заподозрила неладное. Кажется, над ней издевались.
– Послушай. – Эндиш, взявшись одной рукой за подлокотник капитан-генеральского кресла, другою стер пыль с сиденья. – Все мы не сомневаемся ни на миг, что, когда доходит до сражений, генерала лучше тебя и представить невозможно.
– Тогда в чем же дело?
Виктус, поморщившись, прорычал:
– В том, что мы не хотим сражаться! Мы хотим грести… чертовы деньги!
– Кто и когда приносил вам больше денег, чем я?
– Гм, – сказал кто-то у нее под ухом.
Монца резко развернулась и застыла, не донеся руку до рукояти меча. Перед нею, смущенно улыбаясь, стоял Никомо Коска.
Без усов, с обритой головой. Шишковатый череп и острый подбородок покрывала лишь черная с проседью щетина. Сыпь на шее побледнела, превратилась в россыпь бледно-розовых пятнышек. Глаза были не такие запавшие, как раньше, лицо не подергивалось, на лбу не блестел пот. Но улыбка осталась прежней. Улыбка и озорной блеск в темных глазах. Тот самый, что играл в них, когда Монца встретила Коску впервые.
– Рад видеть вас обоих в добром здравии.
– Э-э-э… – промычал Трясучка.
Монца, растерявшая все слова, издала какой-то задушенный звук.
– Я тоже чувствую себя прекрасно, тронут вашим участием.
Коска, хлопнув растерянного Трясучку по спине, двинулся в глубь палатки. Вслед за ним вошли и расположись вдоль стен другие капитаны Тысячи Мечей – люди, чьи лица, имена, достоинства или, напротив, отсутствие таковых были ей хорошо известны. Последним через порог шагнул плотный, коренастый мужик почти без шеи, в поношенной куртке. Глянул на Монцу, проходя мимо, и поднял брови.
– Балагур? – прошипела она. – Думала, вы уже в Талине!
Он пожал плечами с таким видом, словно это не имело никакого значения.
– Я туда не поехал.
– Да уж вижу… проклятье!
Коска поднялся на ящики, где стояло кресло, эффектным движением развернулся к собранию. Где-то он успел разжиться шикарной черной кирасой с золотым орнаментом, мечом с вызолоченной рукоятью и прекрасными черными сапогами с блестящими пряжками. Бдительный Балагур встал рядом, скрестив руки на груди. И Коска опустился в кресло столь помпезно, словно оно было троном, а сам он императором. Едва задница его коснулась сиденья, капитаны разразились сдержанными аплодисментами – похлопывая пальцами о ладонь с деликатным изяществом знатных дам, посетивших театральное представление. Точь-в-точь, как они аплодировали Монце, укравшей в свое время это кресло. Она, пожалуй, рассмеялась бы, не будь так муторно на душе.