Лучше подавать холодным
Шрифт:
– Нет на свете другого такого места.
Последовала пауза.
– Жаль даже уродовать его огнем и мечом, – сказал Фоскар.
– Жаль, выше высочество. Но это война. И таковы ее орудия.
По слухам, принц Фоскар, ныне наследный, после несчастья, приключившегося с его братом в известном сипанийском борделе, был инфантильным, неопытным, слабонервным юнцом. Но то, что Коска успел увидеть, произвело на него приятное впечатление. Выглядел принц и впрямь мальчишкой, но казался скорее чувствительным, чем слабым. Скорей рассудительным, чем вялым, и скорей учтивым, чем безвольным. Он весьма походил
– Укреплена она, похоже, на славу, – пробормотал принц, наведя на высокие городские стены подзорную трубу.
– О, это так. Осприя была аванпостом Новой империи, бастионом, выстроенным, чтобы отражать набеги неугомонных баольских орд. И некоторые стены продержались против дикарей больше пятисот лет.
– Так, может, герцог Рогонт попросту отступит за них? Он ведь, кажется, всеми силами избегает сражений…
– На этот раз сразится, – сказал Эндиш.
– Должен, – прогудел Сезария, – не то мы встанем лагерем в этой чудненькой долине и заморим его голодом.
– Мы превосходим его числом втрое, если не больше, – прогнусавил Виктус.
Коска согласно закивал.
– Стены полезны, только если человек ждет помощи. А ее от Лиги Восьми уже не будет. Он должен сразиться и сделает это. Положение его безнадежно. – Кто-кто, а Коска понимал, что такое безнадежность.
– Вынужден признаться, меня… кое-что беспокоит. – Фоскар нервно откашлялся. – Я узнал, что вы страстно ненавидите моего отца.
– Страстно?.. Ха! – небрежно отмахнулся Коска. – Когда я был молод, страсти еще имели надо мной власть, но, пройдя с тех пор жестокую школу, я осознал преимущества расчета на холодную голову. Да, у нас с вашим отцом были кое-какие разногласия. Но я, помимо всего прочего, наемник. И считаю преступным непрофессионализмом позволять своим чувствам уменьшать вес кошелька.
– Точно-точно. – Лицо Виктуса приобрело гнусное плотоядное выражение. Еще гнусней, чем обычно.
– Кстати… вот мои ближайшие сподвижники, – Коска повел шляпою, указывая на троих капитанов, – которые предали меня в свое время и посадили в мое кресло Меркатто. Отымели по самые цыпочки, как говорят в Сипани. По самые цыпочки, ваше высочество. И будь я склонен к мести, эти три куска дерьма тут не стояли бы. – Он хохотнул следом, и они хохотнули. И возникшее, было, напряжение развеялось. – Но все мы можем быть полезны друг другу, поэтому я простил их, и вашего отца тоже. Месть не делает завтрашний день светлее. И на весах жизни не перевесит даже одного скела. Так что не стоит беспокоиться на сей счет, принц Фоскар, я – человек деловой, купленный, оплаченный. Весь ваш.
– Вы само великодушие, генерал Коска.
– Сама алчность, что не вполне одно и то же… Но могу быть и великодушен. На время ужина, к примеру. Не желает ли кто из вас, господа, выпить? Вчера мы раздобыли ящик чудесного вина, в усадьбе выше по течению, и…
– Может, стоит обсудить стратегию, а потом уж начинать веселиться? Пока все еще способны мыслить здраво?
От резкого голоса полковника Риграта у Коски заныли зубы. Под стать голосу были и черты лица, и весь нестерпимо самодовольный вид этого тридцатилетнего офицера в наглаженном мундире, прежде – заместителя генерала
– Поверьте, молодой человек, – сказал Коска, хотя ни молодым, ни человеком тот, на его взгляд, не был, – меня с моим здравомыслием разлучить нелегко. У вас есть план?
– Да! – Риграт залихватски взмахнул жезлом.
Из-под оливкового дерева неподалеку выдвинулся Балагур, держась за рукояти ножей. Коска легкой улыбкой и кивком головы отослал его обратно. Никто и заметить не успел.
Коска был солдатом всю жизнь, но до сих пор, тем не менее, гадал, каково же истинное назначение жезлов. Человека с их помощью не убьешь, и даже вида, что такое возможно, не сделаешь. Колышка для палатки не заколотишь, куска мяса не отобьешь и вряд ли сумеешь хотя бы заложить за достойную упоминания сумму. Может, они были предназначены для почесывания спины в тех местах, куда не дотянуться рукой? Или попросту для придания человеку дурацкого вида?.. Последнее уж точно удавалось, подумал он, глядя, как Риграт важно указует жезлом в сторону реки.
– Через Сульву имеется два брода! Верхний и… нижний! Нижний гораздо шире и надежнее. – Полковник уставил конец жезла туда, где темная полоса имперской дороги упиралась в блещущую под закатным солнцем воду. – Но верхним, расположенным примерно на милю выше по течению, в это время года тоже можно пользоваться.
– Два брода, говорите? – Про чертовы броды знали все. Коска сам некогда торжественно вступил в Осприю через один, приветствуемый великой герцогиней Сефелиной и ее подданными, и бежал оттуда через другой после того, как эта сука попыталась его отравить.
Он вынул из кармана куртки потертую флягу. Ту самую, что бросил ему в Сипани Морвир. Открутил крышку.
Риграт бросил на него острый взгляд.
– Я думал, мы решили выпить потом, когда обсудим стратегию.
– Вы решили. Я молчал. – Коска закрыл глаза, глубоко вздохнул, поднес флягу к губам, сделал большой глоток. И еще один. Прохладная влага заструилась в рот, омыла пересохшее горло. Выпить, выпить, выпить… Он счастливо выдохнул. – Ничто не сравнится с первым вечерним глотком.
– Могу я продолжить? – раздраженно, резко сказал Риграт.
– Конечно, мой мальчик, пожалуйста.
– Через день, послезавтра, вы поведете Тысячу Мечей через нижний брод…
– Поведу? Вы хотите сказать, поеду во главе?
– Где ж еще должен находиться командир?
Коска обменялся озадаченным взглядом с Эндишем.
– Где угодно. Вы когда-нибудь возглавляли войско? Шансы быть убитым очень высоки, знаете ли.
– Крайне высоки, – вставил Виктус.
Риграт скрипнул зубами.
– Командуйте откуда угодно, но Тысяча Мечей перейдет нижний брод, а с ней – наши союзники из Этризани и Сезале. У герцога Рогонта не останется иного выхода, кроме как бросить в бой все силы, не дожидаясь, пока вы выберетесь на берег. И, когда он займется вами, из укрытия вырвутся талинские регулярные войска и перейдут верхний брод. Мы двинемся на врага с фланга, и… – Он с треском хлопнул себя по ладони жезлом.
– Побьете их палками?
Шутка Риграта не рассмешила. Возможно, его ничто и никогда не смешило.