Лучше подавать холодным
Шрифт:
– Вы уверены, что мне следует сидеть здесь? – ворчливо спросила она.
– Кто-то же должен. – Рогонт без особого воодушевления покосился на Котарду, юную графиню Аффойи. – Благородная Лига Восьми, похоже, превратилась в Лигу Двух. – Наклонился к уху Монцы. – И я, честно говоря, думаю о том, не слишком ли поздно мне из нее выходить. Как ни печально, но у меня маловато почетных гостей.
– Так я, стало быть, опора для вашего пошатнувшегося престижа?
– Именно. Но опора совершенно очаровательная. И, кстати, это всего лишь непристойные слухи, будто у меня что-то падает… уверяю вас.
Сил у Монцы не было даже на злость,
– Не мешало бы вам что-нибудь съесть. – Рогонт указал вилкой на ее нетронутое блюдо. – Вы, кажется, похудели.
– Меня тошнит. – А еще у нее болела правая рука, так сильно, что ножа не удержать. – Не переставая.
– Вот как? Съели что-нибудь не то? – Рогонт подцепил вилкой кусочек мяса, сунул в рот и прожевал с таким удовольствием, словно до прихода армии Орсо оставалась еще, по меньшей мере, неделя. – Или сделали?
– Возможно, причиной тому всего лишь общество.
– Не удивлюсь. Моей тете Сефелине вечно делалось дурно от меня. И тошнило ее часто. В некотором отношении вы с ней схожи. Острый ум, великие дарования, железная воля и… неожиданно слабый желудок.
– Сожалею, что разочаровала вас. – Кто бы знал, как она разочаровала саму себя…
– Меня? О, как раз напротив, поверьте. Я ведь тоже не из кремня сделан.
А жаль… Монца через силу допила вино, хмуро уставилась на пустой бокал. Год назад она не испытывала к Рогонту ничего, кроме презрения. Смеялась вместе с Бенной и Верным над его трусостью и его вероломством как союзника. Теперь Бенна был мертв, Верного она убила. И прибежала к Рогонту в поисках убежища, словно заблудшее дитя к богатому дядюшке. А тот, в данном случае, и себя-то не мог защитить. И все же его компания казалась намного приятней, чем альтернатива. Взгляд ее неохотно устремился направо, где в конце длинного стола сидел в одиночестве Трясучка.
От него Монцу, увы, тошнило. Рядом находиться и то было тяжело, где уж там прикоснуться… И отвращало ее не только его изуродованное лицо. Она успела повидать такое количество уродств и стольких людей изуродовала сама, что могла бы без особого труда притвориться, будто это ее не трогает. Отвращало его молчание после прежней неумолчной болтовни, напоминавшее о долге, с которым она не в силах расплатиться. Глядя ему в лицо, Монца слышала его шепот: «А должны были – тебе». И знала, что он прав. Когда же он все-таки вступал в разговор, то больше не упоминал о своем желании стать хорошим человеком и совершать правильные поступки. Возможно, ей следовало радоваться тому, что победа в том споре осталась за нею. Она и старалась. Но думать могла лишь о том, что, встретив человека, считай, наполовину хорошего, каким-то образом превратила его в наполовину дурного. Не только сама была гнилой, но заражала гнилью всех, с кем соприкасалась.
От Трясучки ее тошнило. И от того, что на самом деле ей следовало испытывать благодарность, а не отвращение, тошнило еще сильнее.
– Я попусту трачу время, – прошипела Монца, обращаясь скорей к своему бокалу, чем к Рогонту.
Герцог вздохнул.
– Как и мы все. Пытаясь провести оставшиеся до позорной смерти мгновенья не самым худшим образом.
– Мне нужно уехать. – Монца попыталась сжать в кулак искалеченную руку, но сейчас боль лишала ее и последних сил. – Найти способ… убить Орсо. – Сил оставалось так мало, что она с трудом выговорила это.
– Месть?
– Месть.
– Если
Монца уже плохо понимала, что говорит.
– Но на кой черт я вам нужна?
– Вы – мне? – Рогонт перестал улыбаться. – Я не в силах больше оттягивать неизбежное. Скоро, возможно, уже завтра, состоится великая битва, которая решит судьбу Стирии. Что может быть ценнее в такое время, чем совет одного из величайших стирийских полководцев?
– Погляжу, может, один какой и найдется, – пробормотала она.
– К тому же у вас много друзей.
– У меня? – Монца не могла вспомнить ни одного живого.
– Вас по-прежнему любит народ Талина. – Рогонт, подняв брови, оглядел своих гостей, многие из которых посматривали на Монцу не слишком дружелюбно. – Здесь вы менее популярны, конечно, но это только подтверждает суть. Злодей для одного человека – герой в глазах другого.
– В Талине думают, что меня нет в живых, да и все равно им на самом деле. – Ей и самой было почти все равно.
– Напротив, мои агенты сейчас активно уведомляют горожан о том, что вы благополучно выжили. На всех перекрестках развешаны объявления, где говорится, что сообщение герцога Орсо о вашей гибели – ложь, что он сам покушался вас убить и что вы скоро вернетесь. Им далеко не все равно, поверьте. К вам относятся с той непостижимой любовью, какую простые люди питают порой к выдающимся личностям, которых не знали никогда и не узнают. И действия наши помогают, по меньшей мере, восстановить их против Орсо и создать ему трудности в собственном доме.
– Политика? – Монца осушила бокал. – Маленький жест, когда война стучится к вам в двери?
– Все мы делаем жесты, какие можем. Но вы по-прежнему весомая фигура и в войне и в политике, расположения которой стоит добиваться. – Он снова улыбнулся, еще шире, чем раньше. – Да и нужна ли мужчине какая-то другая причина, кроме той, что он желает удержать при себе умную и прелестную женщину?
Монца нахмурилась, отвела взгляд.
– Идите вы…
– Пойду, коль желаете. – В ответ он посмотрел ей прямо в глаза. – Но я бы предпочел остаться.
– Ваш угрюмый вид созвучен моим чувствам.
– Что? – Трясучка оторвал недобрый взгляд от веселой парочки. – А… – С ним заговорила какая-то женщина. – О! – У которой было на что посмотреть. Так хороша была, что как будто даже светилась.
Но тут он обнаружил, что светятся все вокруг. Успел напиться в дерьмо…
Впрочем, она казалась не такой, как все. Из украшений только ожерелье из красных камней на длинной шее; одета в белое платье, просторное, как у чернокожих женщин, которых он видел в Вестпорте. Но сама с очень белой кожей. Что-то простое и естественное было в том, как она держалась, никакой чопорности. Что-то искреннее в том, как улыбалась. На миг и его собственные губы тронула улыбка. Впервые за долгое время.
– Найдется здесь местечко? – По-стирийски она говорила с союзным акцентом. Чужая в этой стране, как он сам.
– Вы хотите сесть… рядом со мной?
– Отчего бы и нет? Разве вы разносчик чумы?
– С моим счастьем я бы не удивился. – Он повернулся к ней левым боком. – Но хватает и этого, чтобы меня избегали.
Взгляд ее устремился на его уродство и снова встретился с его взглядом. Улыбка не дрогнула.
– У всех у нас свои шрамы. У кого снаружи, у кого…
– Те, что внутри, однако, не портят внешнего вида.