Лучше подавать холодным
Шрифт:
Морвир, трудившийся теперь в удручающем одиночестве, накануне позаимствовал одежду, документы и ящик с инструментами у плотника, который приехал в Талин в поисках работы и пропажей своей, следовательно, ни у кого не вызвал бы интереса. И, проникнув под сей остроумной маскировкой в Сенатский дом, осмотрелся там и составил план действий. Заодно, раз уж так получилось, с изрядным блеском немного поработал над балюстрадой. Воистину, он был потерей для плотничного дела… но Морвир ни на миг не забывал о том, что основной его профессией оставалось убийство. Сегодня он вернулся, дабы осуществить свой план. И тем исполнить
– Здрасте, – буркнул он стражнику, входя в Сенатский дом через высокие двери вместе с другими рабочими, возвращавшимися с обеда.
С хрустом откусил от яблока и беззаботно зачавкал, подражая вульгарным манерам простолюдинов. Осторожность на первом месте, всегда, но при попытке кого-нибудь одурачить наилучшие плоды приносят простота и крайняя самоуверенность. Стражники, ни тот, что у дверей, ни те, что караулили внутри здания, не обратили на него ни малейшего внимания. Бросив огрызок яблока в ящик с инструментами, Морвир не без грусти подумал о том, сколько удовольствия доставило бы оно Дэй.
Сенатский дом века назад остался без купола, и огромное внутреннее пространство его было открыто небесам. Три четверти круглого зала занимали сиденья, которых хватило бы усадить тысячи две, если не больше, почетных гостей. Мраморные ступени, на коих они стояли, располагались ярусами, как в театре, дабы все могли видеть сенаторов былых времен, произносивших свои великие речи. Сейчас на месте их выступлений был возведен круглый помост из инкрустированного дерева, где в окружении золоченых венков из дубовых листьев стояло роскошное золотое кресло.
Стены были завешены гигантскими, шагов по тридцать в длину, флагами главных городов Стирии из цветного сулджукского шелка, о цене которого Морвир боялся и думать. Лазурное с белой башней знамя Осприи занимало самое почетное место, сразу за центральным помостом. По бокам от него располагались крест Талина и раковина Сипани. Далее шли мост Пуранти, красный флаг Аффойи, три пчелы Виссерина, шесть колец Никанте, а также знамена Муриса, Этризани, Итрии, Борлетты и Каприле. Казалось, в новый гордый орден были приняты все, хотели они этого или нет.
Всюду кишел занятый работой народ. Развешивали драпировки и устилали сиденья белыми подушками для удобства благородных гостей портные. Стучали молотками по перилам и помосту плотники. Забрасывали белыми цветами пол в стороне от главных проходов цветочники. Выстраивали бережно бесконечными шеренгами свои восковые изделия свечники, добираясь до высоких канделябров по приставным лесенкам. И за всеми наблюдали осприанские гвардейцы с начищенными до зеркального блеска доспехами и алебардами.
Короноваться здесь, в самом сердце Новой империи?.. Подобный выбор говорил о непомерной самонадеянности Рогонта. А если какого-то качества Морвир и не терпел в людях, так это самонадеянности. Смирение, в конце концов, обходится куда дешевле… Скрывая глубочайшее отвращение, он разболтанной и уверенной походкой простого рабочего человека прошел мимо ремесленников, возившихся с резными сиденьями, и спустился к центральному помосту.
На дальней стене зала, на высоте примерно в десять шагов, имелись два маленьких балкончика, где, по мысли Морвира, в былые времена сидели писцы. Сейчас на них высились два огромных портрета герцога Рогонта.
Морвир нахмурился. Пусть в данный момент открытая… но в дверном проеме, еще вчера пустовавшем, красовалась невесть откуда взявшаяся дверь. Прочная, дубовая, окованная стальными полосами. Подобных изменений в самом конце подготовки он никоим образом не предвидел. И первым побуждением его было поставить на первое место осторожность, развернуться и уйти, как он и делал обычно, если обстоятельства вдруг менялись. Но… одной осторожностью места в истории себе не обеспечишь. И событие, и задача, и потенциальное вознаграждение слишком значительны, чтобы отказаться от всего из-за какой-то двери. История дышит ему в затылок. И на сегодняшний вечер имя ему – дерзость…
Он миновал помост, который деловито золотила дюжина маляров, подошел к двери. Поджав губы, качнул ее в одну сторону, потом в другую, словно проверяя, гладко ли ходят петли. Затем, быстро оглянувшись, дабы убедиться, что за ним не наблюдают, проскользнул в сводчатую комнатку.
Ни окон, ни светильников там не было. В полумраке, который разгонял лишь свет, падавший из дверного проема и с лесенок, что вели на балконы, Морвир разглядел у стен груды пустых ящиков и бочонков. И только задумался, какой же из балконов выбрать для стрелковой позиции, как услышал приближавшиеся к двери шаги. Он быстро юркнул за ящики, охнул, ощутив впившуюся в локоть занозу, вспомнил про инструменты и, подцепив ящик ногой, затащил его следом. Мгновением позже дверь скрипнула, шаги зазвучали в самой комнате, и кто-то прокряхтел:
– Черт, тяжело!
– Ставь сюда, – сказал другой голос. Что-то стукнуло, скрежетнуло. – Фу, зараза!
– Где ключ?
– Вот.
– Сунь его в замок.
– А зачем тогда замок, коли в нем ключ?
– А затем, чтобы чего не вышло, дурак! Неохота мне, когда мы поставим этот чертов ящик перед всем народом и его светлость велит открывать, спрашивать у тебя, где ключ, и слышать, что ты его где-то обронил. Ясно теперь?
– И то правда.
– Отсюда он точно никуда не денется, из запертой комнаты да с дюжиной стражников под дверью, не то что из твоих дырявых карманов.
– Уговорил. – Что-то тихо звякнуло. – Пожалуйста. Доволен?
Шаги удалились. Хлопнула дверь, скрежетнули замки, лязгнул засов, и наступила тишина. Морвир остался запертым в комнате, выход из которой охраняли стражники. Но это не могло испугать человека, наделенного столь выдающейся силой духа. У него еще оставалась возможность скрыться, скинув веревку с балкона, в решающий момент, когда все взгляды будут прикованы к герцогу Рогонту, принимающему безвременную смерть. Стараясь не вогнать новые занозы, он осторожно выполз из-за ящиков.