Лучше поздно
Шрифт:
– Я не могу этого допустить.
Может, я все-таки заснул?.. Пусть это будет сон. Пожалуйста. Но, распахнув веки и подавшись ближе, я, похолодев, понимаю - не сон. Конечно, он лежит в том же положении - сам он сесть сейчас не смог бы - но глаза широко открыты и в отрешенном взгляде та же горечь, что и в тихом голосе, интонации которого сегодня на удивление спокойны.
– Прошу вас, скажите мне, где пещера. Я сделаю это сам.
Рядом с ним снова Дамблдор… И явно что-то отвечает - взгляд становится задумчивым и сосредоточенным, словно он прислушивается к возражениям - и, судя по всему, они его не убедили:
– Альбус, поймите - вас любят. Вы многим нужны… очень нужны. А
О чем говорит ему сейчас директор, если губы морщатся в скептической усмешке? Что его одиночество когда-нибудь закончится? А если… если я попробую заменить его невидимого собеседника? Дурацкая затея, но вдруг получится? Я придвигаюсь ближе, так, что губы касаются влажных прядей, и шепчу:
– У тебя обязательно появится тот, кому нужен ты и кто необходим тебе... Ты не всегда будешь один.
В обычном состоянии он наверняка ответил бы на это колкостью, но я уже научился разбираться в оттенках его сарказма и знаю, что чаще всего это просто щит, за которым одиночество и страх показаться слишком… человечным. Но когда-нибудь он перестанет прятаться от меня - а может, и остальных - за этим щитом. А пока - пусть язвит… интересно, что же он ответит?.. Что?!
– Не успокаивай меня, Поттер, - это уже не галлюцинации. Он пришел в себя… и все слышал - замерев, я вижу, как он медленно поворачивает голову и теперь его глаза совсем рядом. Так близко. Огромные, черные, полные горечи и тоски.
Вспомнил… все-таки вспомнил. Хорошо, что сегодня днем я уже подготовился к этому разговору - теперь мне есть что ему сказать.
– Хватит меня успокаивать. Я должен был сделать это сам, сам исправить то, что… - но я не даю ему договорить. Приподнявшись и сжав тонкое лицо в ладонях, я говорю - негромко, но со всей убедительностью, на какую способен:
– Исправить что? То, что ты натворил двадцать лет назад? Северус, ты был тогда мальчишкой, злым на весь мир, тщеславным и готовым на все ради признания твоих талантов - но ты изменился, когда понял, что за тебя расплачиваются другие. Ты смог измениться… и больше не должен никому это доказывать. Мне ты точно ничего не должен доказывать, я знаю, что это такое - совершить ошибку и быть не в силах ее исправить. Мой пятый курс… Сириус… он ведь погиб из-за того, что я так и не научился скрывать свое сознание… да, я знаю, что ты скажешь, - я прижимаю пальцы к возмущенно дрогнувшим губам, - он сам сделал этот выбор… но, знаешь, Дамблдор тоже сам сделал свой выбор. Что он тебе тогда говорил - то, что сейчас сказал я? Вот видишь, значит, он верил, что в твоей жизни тоже что-то изменится… и теперь есть ты… и я… если я тебе нужен…
– А я?
– спрашивает он беззвучно, так, что я скорее угадываю, чем слышу слова.
– Я тебе… нужен?
– Больше всего на свете, - шепчу я, - больше всего на свете. Ты… ты единственный… такой, какой есть… жалко, что я понял это так поздно… но ведь не слишком поздно, правда?
– и горечь тает, уходит из его взгляда, и через долгие полминуты он выговаривает - медленно, словно сам удивляясь тому, что произносит:
– Нет. Не слишком.
Это не признание… но это больше, намного больше, чем слова, которых я от него точно не услышал бы. Спасибо, хочется мне выговорить, но я молча склоняюсь к нему и медленно, чуть касаясь, целую это единственное в мире лицо - прозрачные виски, веки, высокие скулы, вбирая остатки горечи, и когда касаюсь его рта, губы под моими губами наконец-то складываются в улыбку.
– Хватит меня успокаивать, - теперь он говорит это немного другим тоном, и я позволяю себе сделать то, о чем, признаться, давно мечтал - быстро, пока он не сообразил, в чем дело, скользнуть
– Поттер!..
– негодующе шипит он и пытается выпростать руки, но я успеваю отстраниться, довольно улыбаясь - похоже, это стало достойным завершением терапии, если уж ему хочется называть мои утешения именно так… да пусть называет как угодно, лишь бы действовали. Этот сеанс, судя по всему, оказался вполне эффективным.
– Он еще и улыбается… только попробуй еще когда-нибудь это сделать, - ворчит он, сердито глядя на мое довольное лицо.
– Предупреждаю, схлопочешь подзатыльник.
– А что такое?
– невинно интересуюсь я.
– Нос как нос… часть тела… такая же замечательная... прямо скажем, выдающаяся, как и все остальные…
– Много ты в этом понимаешь… мальчишка… - но он уже прикрыл глаза, голос вновь становится сонным, и через минуту я понимаю, что он заснул. Привстав, поправляю сбившееся одеяло - черт, тонкое, слишком тонкое. Укрыть пледом - а, собственно, зачем? Что мне мешает вернуть все как было? Взмах палочкой - и я подавляю смешок - Северус, утонувший в перине и укрытый пышным одеялом до плеч, кажется спичкой в коробке с ватой. Тонкое тело и черное с серебром пламя волос на белой подушке… сравнение уже не кажется смешным, и Северусу я о нем не скажу - вдруг ему понравится это пуховое безобразие?
А что, было бы забавно... Я ведь не так уж много знаю о его привычках. Знаю, что он любит хорошее вино и абрикосовый джем, что терпеть не может горячего молока… знаю и кое-что посущественнее - что он привык жить один. И… спать один. Интересно, что он скажет, если, проснувшись, увидит меня рядом?..
Хотя для меня это ведь тоже впервые - проснуться и понять, что ты не один. Что кто-то рядом.
Что он рядом.
Глава 14. Эпилог. Понедельник, год спустя.
Вечер. Неужели наконец-то вечер?
Вздохнув, я разворачиваю очередной пергамент. Конечно, работы можно было бы проверить и в лаборатории, но сегодня мне совсем не хочется посвящать вечер препирательствам с Северусом по поводу моего - «Поттер, ну кто бы сомневался!» - снисходительного отношения к гриффиндорцам. Впрочем, после он, хмыкнув, добавляет что-то вроде «ну конечно, сам не так давно научился отличать цитварник от полыни».
Неправда. Цитварник от полыни его стараниями я научился отличать еще в прошлом декабре. Собственно, заниматься со мной зельями - и так, что в первую неделю я скинул фунтов десять и цвет лица стал немногим отличаться от его собственного - он начал после прошлого Рождества, едва выздоровев - окончательно, как решительно заявил он, и очень приблизительно, по мнению Макгонагалл. Спорить при ней я, разумеется, не стал, но перед сном заметил:
– Знаешь, я могу и передумать.
– То есть?
– спокойно спросил он, выходя из ванной.
– Ты решил вернуться в аврорат?
Я бросил на него сердитый взгляд - вот язва, сам ведь присутствовал при моем недавнем разговоре со Скримджером. Явившись в Хогвартс, министр был немногословен - не глядя на Снейпа, он сообщил, что суд состоится в ближайшее время, и спросил у меня, не намерен ли я вернуться. В ответ я поинтересовался, не пора ли, по его мнению, познакомить магическую общественность с положением дел в аврорате. Скримджер промолчал, и я решил, что он счел мой вопрос риторическим, но через месяц - вскоре после суда, на котором Северуса оправдали - несколько авроров было уволено «в связи с несоответствием занимаемой должности и злоупотреблением служебным положением», как сухо сообщил очередной «Пророк». Блэкстона среди них не было - потом стало известно, что он уволился сам.